Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Новости

Борис Степанович Житков. Компас (Из цикла «Морские истории»)


Все авторы -> Борис Степанович Житков.

Борис Степанович Житков.
Компас (Из цикла «Морские истории»)

Было это давно, лет, пожалуй, тридцать тому назад. Порт был пароходами набит — стать негде.


Придет пароход — вся команда высыпет на берег, и остается на пароходе один капитан с помощником, механики.


Это моряки забастовали: требовали устройства союза и чтоб жалованья прибавили.


А пароходчики не сдавались — посидите голодом, так небось назад запроситесь! Вот уже тридцать дней бастовали моряки. Комитет выбрали. Комитет бегал, доставал поддержку: деньги собирал.


Вполголода сидели моряки, а не сдавались.


Мы были молодые ребята, лет по двадцать каждому, и нам черт был не брат.


Вот сидели мы как-то, чай пили без сахара и спорили: чья возьмет?


Алешка Тищенко говорит:


— Нет. Не сдадутся пароходчики, ничто их не возьмет. У них денег мешки наворочены. Мы вот чай пустой пьем, а они…


Подумал и говорит:


— А они — лимонад.


А Сережка-Горилла рычит:


— Кабы у них с этого лимонаду пузо не вспучило. Тридцать дней хлопцы держатся, пять тысяч народу на бульваре всю траву задами вытерли.


А Тищенко свое:


— А им что? Коров на твоем бульваре пасти? Напугал чем!


И ковыряет со злости стол ножиком.


Тут влетает парнишка. Вспотелый, всклокоченный. Плюнул в пол, хлопнул туда фуражкой, кричит:


— Они здесь чай пьют!..


— Лимонад нам пить, что ли? — говорит Тищенко и волком на него глянул.


А тот кричит бабьим голосом:


— Они чай пьют, а с «Юпитера» дым идет!


Тищенко:


— Нехай он сгорит, «Юпитер», тебе жалко?


— С трубы, — кричит, — с трубы дым пошел!


Тут мы все встали, и Сережка-Горилла говорит:


— Это не дым идет, а провокация.


Парнишка плачет:


— Черный! Там дворники под котлами шевелят. Пошли!


Выскочили мы, пошли к «Юпитеру».


Верно, из пароходной трубы шел черный дым, а кругом — и на сходне, и на пристани, и на палубе — кавалеры в черных тужурках. Рукава русским флагом обшиты, и на поясе револьверы.


Не подойти.


— Союзники русского народа, — объясняет парнишка.


Будто мы не знаем, что такое «союз русского народа» — полицейская порода.


Когда мы на бульвар пришли, только и разговору, что про «Юпитер». Стоит народ, и все на дым смотрят.


Взялся капитан с дворниками в рейс пойти, сорвать матросскую забастовку. Капитан — из «русского народу», и охрану ему дали: двадцать пять человек. Дворники не дворники, а уголь шевелят здорово. На руль помощников капитан поставит, в машину — механиков…


— Очень просто, что снимутся, — говорит Тищенко, — а в Варне заграничную команду возьмут — и пошел.


Сережка вдруг оскалился, говорит:


— Не пустим!


— Ты ему соли на корму насыпь, — смеется Тищенко.


— Знаем, как насолить, — говорит Сережка. — Пойдем… — И толкает меня под бок.


Вышли мы из толпы.


Сережка мне говорит:


— Ты не трус?


— Трус, — говорю.


Он помолчал и говорит:


— Так вот, приходи ты сегодня в одиннадцать часов на Угольную, я около трапа тебя ждать буду. И никому — ничего.


Пальцем помахал и пошел прочь.


Чудак!


Прихожу в одиннадцать на Угольную пристань. Фонари электрические горят, и от пристани на воду густая тень ложится — ничего не видать под стенкой.


Дошел до трапа, на ступеньках сидит Сережка-Горилла. Сел я рядом.


— Что, — спрашиваю, — ты, дурак, надумал?


— Полезай, — говорит, — в тузик вон у плота, дорогой обмозгуем.


Рассмотрелся, вижу плот и тузик.


Пошел я по плоту, — не видать, где плот кончается. Ступил на воду, как на доску, и полетел в воду. Самому смешно: шинель вокруг меня венчиком плавает, и я — как в розетке.


А вода весенняя, холодная.


Я в туз. Пока вылез, хорошо намок.


Разделся я до белья — и холодно и смешно. Стал грести, согрелся.


— Ну, — говорит Серега, — начало хорошее. А сделаем мы вот что: я на «Юпитере» путевой компас из нактоуза выверну и тебе в мешке спущу.


— А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников?


— Нет, — говорит, — там угольная баржа о борт с ним стоит, какого-нибудь дурака сваляем.


— Сваляем, — говорю.


И весело мне стало. Гребу я и все думаю, какого там дурака будем валять. Как-то забыл, что «союзники» там с револьверами.


А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает.


Обогнули мол. Вот он, «Юпитер», вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица.


Гребу смело к пароходу. Вдруг оттуда голос:


— Кто едет?


Ну, думаю, это береговой, — флотский крикнул бы: «Кто гребет?» И отвечаю грубым голосом:


— Та не до вас, до деда.


— Какого деда там? — уж другой голос спрашивает.


А на такой барже никакого жилья не бывает, никаких дедов, и всякий гаванский человек это знает.


А я гребу и кричу ворчливо:


— Какого деда? До Опанаса, на баржу, — и протискиваю туз между баржой и пароходом.


Сережка окликает:


— Опанас! Опанас!


С парохода помогают:


— Дедушка, к вам приехали!


Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой прикрыт.


И говорю громко:


— Дедушка, дедушка, это мы. Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не поднять, — и шевелю уголь ногой.


Смотрю — и Сережка лезет ко мне.


Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю:


— Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами.


Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят:


— Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим.


И затопали по палубе.


Сережка говорит мне:


— А дурак ты, дедушка, ей-богу, дурак!


Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут.


Я скорей к ним.


К мокрому белью уголь пристал — самый подходящий вид у меня сделался, это я уже при фонаре заметил.


Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем.


Я все шамкаю.


— Лезь, — шепчет Серега, — в туз, а как уйдут с борта — стукни чуть веслом в борт.


Я полез в туз.


Вдруг Серега громко говорит:


— Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка?


А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза:


— В носу, в носу вода!


— Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, — говорит Серега.


На борту засмеялись. А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся.


Опять прошел на корму, и все смолкло.


Смотрю — один только человек остался у борта.


— Эй, — говорит, — фонарь-то потом верните.


И отошел. Стало тихо.


Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу. Бережно, но четко: стук!


И тут заколотилось у меня сердце. Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал.


Глянул вверх — через щели в барже светит фонарь.


Прошел человек по палубе.


Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник:


— Это что за лодка?


А я чувствую, что скажу слово — голос сорвется. Молчу.


Он опять. Крикнул уже:


— Что это за лодка? Эй, ты!


Тут ему кто-то из ихних ответил:


— Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали.


— Ага, — говорит и отошел.


Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода.


Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту. Я замер. Дошло до воды — стало.


Мешок.


Вся сила ко мне вернулась.


Не брякнул я, не стукнул. Протянулся тузом по борту вперед, ухватил мешок — здорово тяжелый — и осторожно опустил в туз.


В это время туз качнуло; глянул — Сережка уже стоит на корме.


Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил.


Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед.


В это время с парохода кто-то крикнул:


— Эй, дед, фонарь давай! Заснул?


И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу.


Я чуть приналег посильнее.


Фонарь стал метаться по барже.


На пароходе закричали, заголосили.


Бах, бах! — щелкнули два выстрела.


— Эх, навались!


Мы уже огибали мол. Сережка оглянулся и сказал:


— Шлюпка за нами — навались!


Я рванул раз, два — и правое весло треснуло, я повалился с банки.


Вскочил, смотрю — Сережка гребет по-индейски обломком весла; как он успел на таком ходу ухватить обезьяньей хваткой обломок весла — до сих пор не пойму.


Мы завернули за мол в темную полосу под стенкой и забились между большим пароходом и пристанью, как таракан в щель.


Мы видели, как из-за мола вылетела белая шлюпка. Гребли четверо. Гребли вразброд, бестолково. Орали и стреляли.


Через полчаса мы прокрались под стенкой к своей пристани.


…Наутро пришли мы с Серегой на бульвар.


Еще пуще раздымился «Юпитер».


— Снимается, снимается анафема, — говорит Тищенко. — Капитан там аккуратист — все уж в порядке.


А тут сбоку подбавляют:


— Лиха беда начать — все пароходы вылезут. Наберут арапов, охрану поставят — и айда. Завязывай!


Тут какой-то вскочил на скамейку и начал:


— Товарищи! Не надо паники. Сотня арапов весны не делает, — и пошел и пошел.


А мы с Сережкой переглядываемся.


Снялся «Юпитер». Вышел из порта.


Ну, думаю, через полчаса пойдет капитан курс давать, глянет в путевой компас…


Погудел народ и приуныл. Сели на землю и трут затылки шапками. Всем досада.


Мы с Сережкой ушли, так никому и слова не сказали.


Зашли в трактир, чаем пополоскались.


Дружина прошла строем, что на охране парохода была.


Серьезно идут, волками по сторонам смотрят.



Часа три прошло.


Вдруг вой с бульвара, да какой! Ну, думаем, полиция орудует на бульваре.


Бросились бегом.


Смотрим — все стоят, в море смотрят и орут.


А это «Юпитер» идет назад в порт. Увидал его народ, вой поднял.


А Серега мне говорит:


— Смотри же, ни бум-бум, чтоб никто ничего!


Я так до сего времени и молчал.


Ну, теперь уж и сказать можно…




Не пропустите:
Борис Степанович Житков. Над водой (Из цикла «Морские истории»)
Борис Степанович Житков. Под водой (Из цикла «Морские истории»)
Борис Степанович Житков. Микроруки (Фантастический очерк)
Борис Степанович Житков. «Погибель» (Из цикла «Морские истории»)
Борис Степанович Житков. Тигр на снегу (очерк)


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru