Тряхнуло -- посыпались сверху звезды, как спелые груши. Опустел небесный свод, стал как осеннее желтое поле: только ветер над желтой щетиной гудит неуютно, и на краю, на дальней дороге, медленно ползут два черных человека-козявки. Так ползли в пустом небе солнце и месяц, черные, как бархатные ризы на службе в Великий Пяток: черные, чтоб светлее сияло Воскресение.

Тут-то и попер по земле Хряпало. Ступни медвежачьи, култыхается, то на правую ногу, то на левую. Мертвая голова вепря -- белая, зажмуренная, лысая: только сзади прямые патлы, как у странника, до плеч. И на брюхе -- лицо, вроде человечьего, с зажмуренными глазами, а самое где пуп у людей -- разинается пасть.

В поле под озимое орал дед Кочетыг. Штаны пестрядинные, рубаха посконная, волосы веревочкой подвязаны, чтобы в глаза не лезли. Глянет в небо дед: жуть. А пахать все равно надо. Такое уж дело.

И сзади Хряпало наперся на деда: глаза у Хряпалы только так, для порядку, а разожмурить не может, по чем ни по-падя прет.

-- Ты кто такой? -- деду говорит; где пуп у людей -- разинул Хряпало пасть -- брюхом говорит. -- Ты чего на моей дороге? -- другую пасть раззявил, вепрячью, -- хряп: одни дедовы лапти наружи.

Еле-еле слыхать, будто из-под земли, дедов голос:

-- А хлеб как же? Хлеба не будет...

А Хряпало -- брюхом:

-- А мне наплевать... -- только и видели деда.

На просеке девчушка Оленка цветы собирала -- первые колокольцы весенние. Мелькают босые ноги, белые между колокольцев, и сама, как золотой колоколец, заливается: про свекровь-матушку, про лиха мужа, -- за сердце берет.

Споткнулся Хряпало на Оленку:

-- Ты чего на дороге? -- хряп: одни пятки босые забились белые.

Из глуби только и успела крикнуть Оленка:

-- А песня...

-- А мне наплевать, -- пробрюхал Хряпало и последнее заглотил -- белые пятки.

Где ни пройдет Хряпало -- пусто, и только сзади него останется -- помет сугробами.

Так бы и перевелась людь на земле, да нашелся тут человек, офеня, и фамилия у него какая-то обыкновенная, не то Петров, не то Сидоров, и ничего особенного, а просто сметливый, ярославский.

Приметил офеня: не оборачивается Хряпало, все прямо прет, невозможно ему оборачиваться.

И с ухмылочкой ярославской поплелся офеня тихонько за Хряпалой. Не больно оно сладко, конечно: не продохнуть по колена в сугробах этих самых, да зато -- верное дело.

За ярославским офеней и другие смекнули: глядь, уж за Хряпалой -- чисто крестный ход, гужом идут. Разве только дураки какие, вовсе петые, не спопашились за спину Хряпа-лову от Хряпалы спрятаться.

Петых дураков Хряпало живо докончил и без пропитания околел, конечно. А ярославский народ зажил припеваючи и Господа Бога благодарил: жирная земля стала, плодородная от помета, урожай будет хороший.

1920