Стало ясно, что если так пойдет дело дальше, то все поплывет к богатым, а беднота как была драная, такой и останется.

И вот в одно из воскресений был получен приказ организовывать комитеты бедноты.

Но прошло еще пять воскресений, а комитета не организовывали. И когда кто-нибудь напоминал об этом, то лавочник и прасол кричали:

-- Не надо нам бедноты! И так уж все охолостили. Коров помещичьих пропустили, сено тоже, хлеб тоже. Да еще начнет эта голь командовать. Не надо нам бедноты.

-- Ага, не пондравилось! -- говорили беднейшие.

-- Еще бы им пондравится,-- нахапали у всех, а теперь, глядишь, отчет давать придется.

Но время шло, а комитета не организовывали и только всем жаловались, что ихним богатеям, как черт наколдовал: все к ним переходит, и скотина и инвентарь помещичий.

Однажды рано утром приехали двое каких-то из губернии, и отдан был приказ всем явиться в волостной комитет.

Все пришли с испуганными лицами.

Коновал как вошел, так, не посмотревши даже на сидевших за столом президиума приезжих, сел на задней лавке спиной к ним и стал набивать трубку, ни на кого не глядя.

Старик Софрон стоял впереди, опершись грудью на палку, на которую он надел шапку, и неодобрительно посматривал из-под нависших седых бровей.

Только Андрюшка, растолкав всех, бойко прошел вперед к самому столу и, поигрывая снятым картузом, нетерпеливо оглядывал поверх голов собирающихся, как оглядывает в зале публику один из членов суда, прежде чем доложить председателю, что все готово и можно начинать.

Иван Никитич тоже протискивался поближе к столу, чтобы ничего не пропустить.

Вдруг все увидели лавочника и прасола, которые пришли оба в старых пиджаках с прорванными локтями.

-- Ага, забеспокоились...-- сказал кто-то.

Один из приехавших почесал в голове, как бы соображая что-то, и встал.

-- Товарищи! -- сказал он,-- как у вас прошло распределение?

Никто ничего не понял.

-- Как у вас обошлось с инвентарем, что от помещиков достался? -- повторил приезжий более громко.

-- Тем же концом повернулось...-- проворчал кто-то сзади.

-- Оно у бедных не держится...-- сказал еще чей-то голос.

-- Оно и не будет держаться, когда вы все действуете вразброд. Вам предлагали средство самозащиты. У вас комитет бедноты организован? Почему нет? Что же вы сами о себе не можете позаботиться? Предлагаю сейчас же приступить к организации.

Андрюшка, уже пробравшийся на возвышение и стоявший за спиной приезжего, смотрел на всех, перебегая глазами с одного лица на другое, как смотрит доказчик на обвиняемых, уличивший их в обмане и приведший их на следствие; Все молчали.

-- Чего ж они молчат!? -- Сами жаловались, а теперь и хвост прижали,-- говорили вполголоса в толпе. И все оглядывались друг на друга.

-- Пока не возьмете всего в свои руки, в руки бедноты, до тех пор ничего не будет,-- сказал приезжий.

-- Взяли уж...-- проворчал коновал, который сам был не богат, но всегда держался установленных порядков и враждебно относился ко всяким новшествам.-- Он взять-то возьмет, а сам ни уха ни рыла не понимает, все и идет кверху тормашками.

-- Что?

-- Ничего.

-- Так я коротко предлагаю избрать комитет.

Все стояли в покорном молчании. К беднейшим принадлежали: Котиха, Захар Алексеич, Афоня, длинный Сидор, Степанида.

Все они были здесь налицо. И все молчали, как будто то, о чем говорили, их касалось меньше всего.

-- Коротко предлагаю -- избрать комитет,-- сказал приезжий.

Все озадаченно молчали, не зная, что они должны делать.

-- Обдерут, сукины дети,-- сказал торопливым шепотом Иван Никитич.

К нему испуганно все повернулись.

-- Последние штаны снимут!

Все загудели, зашевелились, повертываясь спинами и затылками к столу и возбужденно разговаривая с соседями.

-- Болотские выбрали, теперь они дерут с живого и с мертвого,-- сказал негромко прасол.-- Я ведь тебя не неволю корову мне продавать, а тогда насильно будут тащить.

-- Не желаем! -- крикнуло сразу десяток поспешных и испуганных голосов.

Андрюшка то взглядывал на приезжего, то на мужиков и делал какие-то неопределенные движения руками, как приехавший со становым на следствие урядник, видя нарушение порядка, только ждет знака начальника, чтобы схватить нарушителей порядка.

-- Дозвольте я их успокою. Тише!! Черти неумытые!

-- Товарищ, не выражайтесь.

-- С ними иначе нельзя.

Приезжий вдруг решительно встал и сказал:

-- Предупреждаю, что всякие проявления контрреволюционности будут караться беспощадно. А теперь я спрошу: вы свободный теперь народ, товарищи, или нет?

-- Свободны...-- сказало нерешительно несколько голосов,-- а только не желаем, потому нас кто уж только не обувал...

-- Молчите, когда с вами говорят, обалдуи сиволапые! -- крикнул Андрюшка.

-- Оставьте, товарищ, свои выражения.

-- С ними иначе нельзя, товарищ,-- ответил Андрюшка,-- ежели этих остолопов не крыть, они никакой свободы не поймут,

-- А раз свободный,-- продолжал агитатор,-- значит вы свободно можете организовать самозащиту против эксплоатации, а не дожидаться, когда к вам из губернии приедут и вас заставят ради вашей же пользы.

-- Чудеса!.. то никогда об нашей пользе не заботились, а тут вдруг прихватило.

-- Обдерут...-- опять негромко сказал Иван Никитич.

-- Ну что же молчите?

-- Вот привязался-то, господи, батюшка,-- сказал кто-то сзади.

-- Хуже барщины. Как приедет какой стрикулист, так и гонят. И правда уж не хуже собак ученых: по звонку все бегаем.

-- Известное дело хуже барщины: там хоть душу не тянули, а свою порцию по указанному месту получил и гуляй смело,-- сказал кузнец,-- а ведь это выматывает, выматывает,-- сил никаких нет.

И он сделал движение выйти на двор, как бы желая освежиться.

-- Выходить нельзя! -- крикнул агитатор, посмотрев через головы на дверь.

-- Тьфу, чтоб тебя! -- сказал вернувшись кузнец.

-- Да... уж дело до того доходит, что... не дают. Строго.

-- Кто здесь беднейшие? -- спросил агитатор, встав.

-- Мы -- беднейшие! -- крикнул Андрюшка, схватив за рукав Котиху и Захара Алексеича, который споткнулся от неожиданности и уронил шапку.

Степанида тоже сунулась было наперед, но Иван Никитич, дернув ее сзади за полушубок, торопливым шопотом сказал:

-- Куда тебя черти несут! Голову на плечах надоело носить?

Та испуганно оглянулась и, боясь, как бы не заметили от стола ее движения, быстро юркнула в толпу.

-- Эти граждане заслуживают доверия? -- спросил агитатор, указав на Андрюшку, Котиху и Захара Алексеича.

Андрюшка ястребом смотрел в глаза всем, быстро иеребегая с одного на другого. Захар Алексеич, стоя с шапкой в руке и с соломой в волосах, наивно переводил взгляд с собрания на агитатора, как бы ожидая своей участи и не зная в точности, что с ним сделают.

-- Заслуживают... Ну, прямо не знаешь, куда податься.

-- Значит, против их кандидатуры ничего не имеете?

-- А черт их дери. Бери хоть себе на шею.

-- Я те поговорю! -- крикнул Андрюшка,-- дали хаму свободу, а он уж обрадовался.

-- Оставьте же ваши выражения, товарищ! -- крикнул нетерпеливо агитатор,-- вы мне работу срываете.

-- Я тебе зубы-то почищу...-- сказал уже кому-то шопотом Андрюшка, показав из-под полы кулак кому-то в сторону печки.

-- Что-то, ай выбирать хотят? -- спросил длинный Сидор.

-- А ты только проснулся?..

-- Требуются три лица,-- сказал агитатор,-- председатель, товарищ председателя и секретарь. Это будет президиум.

-- Вот эта сволочь, Андрюшка, теперь нос задерет -- беда!

-- Вчера коров гонял, а нынче в председатели попал.

Андрюшка, презрительно сощурив глаза, только посматривал.

-- А вы все грамотные? -- спросил агитатор.

Наступило молчание.

Глаза всех жадно остановились на Андрюшке. Тот покраснел и молчал.

-- Ай дверями обознался? -- послышались насмешливые голоса:

И все вдруг почувствовали, что он сорвался. Агитатор остановился в нерешительности.

-- Безграмотных нельзя,-- сказал он.

Тогда все увидели, что лавочник протискался к столу и сказал:

-- Этот человек достоин, а в грамоте я могу заменить, помогнуть.

-- А кто он? -- спросил агитатор у Андрюшки, доказав на лавочника.

-- Чужого труда не эксплоатировал!..-- быстро проговорил Андрюшка, почувствовав надежду на спасение.

-- Тогда его можно секретарем,-- сказал агитатор.

Человек десять хотели было крикнуть, что он кулак, и уж подняли кверху руки, но сейчас же опустили при мысли, что не к чему соваться, когда не спрашивают, а то тот же лавочник ведь все равно не туда, так сюда пролезет и начнет гнуть потом. За лавочником вышел прасол.

-- Глянь полезли! -- сказал кто-то.

-- А ты думал,-- дремать будут? Не такие люди.

-- Голосую,-- сказал агитатор.

-- Мать честная, сейчас пролезут, ей-богу пролезут! -- говорили в толпе.

-- Кто подает голос за Андрея Кирюхина?

Андрюшка, сжав кулак, ястребиным взглядом обежал всех, и всякий, с кем он встречался взглядом, поспешно поднимал руку.

-- Единогласно.

-- Иван Карпухин! -- объявил агитатор.-- Кто за него, прошу поднять руки.

-- Попали! -- сказал кто-то.

И все нехотя подняли руки.

Когда очередь дошла до кандидатуры Захара Алексеича, то он, поднимавший оба раза перед этим руку, поднял, ее и теперь.

-- Куда ж ты, черт, тянешь! -- крикнул Андрюшка, подскочив к нему и ударив его по поднятой руке,-- уж сам себя выбираешь?

-- Избран единогласно.

-- Он заместо эксперта пойдет,-- сказал Сенька.

-- Лавочник-то пролез, сволочь!

-- Присылают нового человека, нешто он знает. Головы...

-- Округ пальца обвели, сукины дети.

-- Вот так комитет бедноты! Чем черт не шутит.

-- Самозащиту, говорит, вам из губернии предоставим. Ну не сукины дети?!