Не сказка – быль:
Пройти десять миль
	За двадцать минут! – Да вот
Тот самый гнедой
Жеребец молодой, 
	Что в стойле овёс жуёт.
Видал я коней
И лучше, ей-ей,
	И хуже, – но реже, – зато
Наш – отборного сорта,
Наш – проворнее чёрта,
	Наш – это самое то!

Какие в нём силы 
Дремлют! (Тпру, милый!).
	Взгляните: порода! стать!
Но был он вначале
В тоске и в печали
	И не мог на бегах блистать.
В нём не было пыла, 
Но достоинства было
	В нём столько, что было б грехом
Такого в коляску
Запрячь, как савраску,
	Иль сесть на него верхом!

И долго-долго
О деле и долге,
	Похоже, не думал он.
В высокие думы,
Казалось, угрюмо
	И скорбно он был погружён.
Есть душа и в скотинке!
Ах, как на картинке,
	Он так замирал порой,
Что и гривой не тряхивал,
И хвостом не отмахивал
	Мушиный бесчинный рой!

Какие в нём силы
Дремали (тпру, милый!),
	Мы знали, – да что с того?
Мы знать не знали,
Башку ломали,
	Как заставить бежать его.
И уж было рукой
Махнули. (Какой
	В нём прок? А хлопот – не счесть!).
И тут он твёрдо
Побил рекорды
	Все, что были, и все, что есть!

Наш конезаводчик
Хозяин-молодчик
	Спортсменом был хоть куда.
И нет чтобы жить
Спокойно, – блажить
	Он начал (как все господа!).
Купил он несносную
Четырёхколёсную
	Повозку, – купил он то,
Чего нет гаже:
Только-только в продаже
	Оно появилось – авто!

На уродце на гадком
Он приехал к лошадкам, –
	(Я крестился и долго плевал!).
Всю в грязище и в масле
В наши чистые ясли
	Он машину поставил, – скандал!
То вперёд она катится,
То назад она пятится,
	Ей не нужно ни ласк, ни речей.
Вельзевула союзница,
Что сработана в кузнице,
	Что зачата во чреве печей.

Ей, исчадию ада,
И конюшни не надо
	Да и конюх не ходит за ней.
Отведи постоянный
Угол ей, окаянной,
	Керосину ей в глотку залей,
И, как накеросинится,
Тут же пукнет, и двинется,
	И гоняй её, сколь ни захошь,
Но закончатся радости,
Если вовремя гадости
	Ты по новой в неё не зальёшь.

Стало быть, наш молодчик,
То бишь, конезаводчик,
	Учудил, – прикатил на ней.
Новомодные фортели
Воздух нам перепортили
	Взбудоражили наших коней.
Шофёр неважный 
(Зато отважный!),
	Знал хозяин один лишь финт:
Для езды на обновке,
Для её остановки
	Предусмотрен какой-то винт.

И вдруг – случилось!
Остановилось
	Авто. (Знамо дело: грязь!).
И винт, зараза,
Не выручил. – Сразу
	Заглохло авто. Вылазь!
Хозяин в злости
Велел: «Всё бросьте
	На помощь – тащить меня!»
И вот беднягу,
Как в колымагу,
	Впрягли мы того коня!

Впрягли беднягу, 
Как в колымагу,
	Надев на него хомут,
А я чуть позже,
Накинув вожжи,
	Шепнул: «Не боись: я тут!»
Само достоинство,
На наше воинство
	Взглянул гнедой свысока
И с видом лорда
Попёр он гордо
	Клёпаного рысака…

И хоть не был злобы
Он полон, чтобы
	Весь мир до конца проклясть,
Он был в раздраженье
От положенья,
	В какое сумел попасть.
Казалось, людишкам 
Он молвил: «Слишком
	Я вам уступил. И что?
Какая низость –
Такая близость
	С заезженным вашим авто!» – (А то!).

(И всё ж к вершине
Он шёл!). – В машине
	Хозяин остался. Вдруг
Я испугался:
«Ба-бах!» – раздался
	Противный знакомый звук.
Мотор проснулся.
К чему прикоснулся
	Хозяин, трудно сказать,
Но железный уродец,
Веселя народец,
	Из грязи стал выползать.

«Ну что ты, что ты,
Сбавь обороты!» –
	Взмолился хозяин. Увы,
Поладить с мотором
Людским уговором
	Бессильны и я, и вы.
«Стой!» – был возглас панический, 
Но мотор металлический
	Его не воспринял всерьёз:
Не боятся гайки
Ни кнута, ни нагайки,
	Не боятся людских угроз!

И медленно скорости
Прибавлял после хворости
	Мотор; он гудел и дрожал.
И, машиной толкаемый,
Гордый конь, понукаемый,
	По тропинке неспешно бежал,
Но, с машиною связанный, 
Шевелиться обязанный,
	Он помчался во весь опор
И прибавил спорости
К нараставшей скорости,
	Ибо так заработал мотор.

Он шёл по грязи
Так, словно лишь князи
	Были в его роду,
Словно принц крови,
Для народной любови
	Доступный лишь раз в году.
Пусть люди, мол, носятся,
Ко мне не относится
	Эта вся ерунда.
Ах, умей он речи
Вести человечьи,
	Он бы точно промолвил: «Н-да!»

И струхнул хозяин,
Как смекнул хозяин,
	Что мчится без тормозов,
И воскликнул: «Боже,
Помоги!» – И что же?
	Господь не ответил на зов.
Но какой-то там клапан
Был случайно полапан,
	И в машину вселился бес,
И сия игрушка
Понеслась, говнюшка,
	Понеслась, точно твой экспресс!

Наш конезаводчик,
Повиляв меж кочек,
	Выбрался на шоссе,
И – «Мать моя, женщина!» –
Всяк деревенщина
	Вскрикнул: увидели все
Простодушные люди
(И в увиденном чуде
	Не усомнился никто),
Как со скоростью зверской,
Точно поезд курьерский,
	Лошадка – тянет – авто!

Как машина бежала,
Как она унижала
	Благородство такого коня!
Как страдал он, сердешный,
На земле многогрешной
	На дороге средь белого дня!
Как машина воняла,
Как его подгоняла,
	Хоть шоссе не похоже на корт, –
И гнедой против воли
Из-за страха и боли
	Разогнался – и выдал рекорд!

Не сказка – быль:
Пройти десять миль
	За двадцать минут! – Сейчас
Вопрос не гложет:
Мы знаем, чтó может
	Лошадь в свой звёздный час!
Зашумели газеты,
Мол, неправильно это,
	Мол, всему причина – авто,
Но в связи с рекордом
Я при мнении твёрдом:
	Наш гнедой – это самое то!

Но, увы, неспроста
Наш гнедой без хвоста:
	Это всё, милый сэр, оттого,
Что мотор поганый
В молотьбе беспрестанной
	По волосику выдрал его!
Кто б тогда на дороге
Поглядел бы под ноги,
	Тот, наверно б, завыл от тоски,
Тот завыл бы от жали:
На дороге лежали
	Волоски, волоски, волоски…

Что ж хозяин? Машину
Разлюбил он, вражину,
	И с того распрекрасного дня
Снова вспомнил лошадок,
До которых был падок
	Ибо всадник и лошадь – родня.
Вспоминать о моторах
Он не любит, – как порох,
	Полыхнёт – и случится беда:
Намекни хоть словечком,
И с тобой, человечком,
	Он расстанется враз – навсегда!

© Перевод Евг. Фельдмана

Источник: Все переводы Евгения Фельдмана на сайте Английская поэзия