Хмурый, седой рассвет.
	Стены. Проём окна.
Душный, тяжёлый страх.
	Он, а над ним – она.

Длился холодный час,
	Лился печальный свет.
Он, а над ним – она,
	Та, что в живых уж нет.

Он, а над ним – она.
	Волны её волос
Напоминали пар,
	Если дышать в мороз.

Было её лицо
	В дымке минувших дней.
Мнилось, – нежданно, вдруг
	Птица запела в ней:

«Ты говорил: придёшь.
	Я говорю: приди,
Я ожидаю здесь,
	Я помогу в пути.

Я ожидаю здесь, 
	Я повторяю: чу!
Где ты? Уже в пути?
	Как я тебя хочу!

Буду ни здесь, ни там,
	Буду ни там, ни здесь,
Если ты на земле
	Был и остался – весь.

Но на твоём столе –
	Ключ, – погляди, – тройной.
Ты отопри им дверь
	Дверь меж тобой и мной.

Боли – едва-едва,
	Боли – всего чуть-чуть.
Вновь на моей груди
	Ляжешь ты отдохнуть».

Хмурый, недобрый свет,
	Холод в сплетеньях жил.
Ключ он взял со стола,
	Рядом с собой положил…

Серебряный револьвер…
	Открытый охотничий нож…
Опий, которым жизнь
	Лечат, как зло… Что ж,

Взглянув на них, он сказал:
	«Всё я в путь не сберусь.
Любимая, помоги:
	Смерти седой боюсь!»

И она склонилась над ним,
	И стала его утешать.
Только своё дитя
	Так утешает мать:

«Боли – едва-едва,
	Боли – всего чуть-чуть.
Вновь на моей груди
	Ляжешь ты отдохнуть».

Поднял он револьвер,
	К уху приставил, – но ах! – 
Какой-то внезапный звук
	Вогнал его в жуткий страх.
Нож он поднял, – но вновь
	Не совершилась казнь:
Блеснула холодная сталь,
	Нагнав на него боязнь.

Он жидкость взял, – но та
	Тёмной была и густой,
И спазм ему горло сжал,
	И не смог он выпить настой.

«Любимая, помоги!
	Как ты мне здесь нужна!»
И вновь, как в былые дни,
	Явилась к нему она.

Он видел прекрасный лик,
	Он видел прекрасный взор, –
Он видел ту благодать,
	Что не видал с тех пор!

Она кивнула, – и он
	Увидел спальню. В ней
Безмолвный кто-то лежал
	Средь скомканных простыней.

Увидел он кровь, и тоску,
	И свет, что угрюм и сер,
Увидел прижатый к виску
	Серебряный револьвер.

И когда он смотрел на того,
	Который безмолвен был,
Он голос её услыхал,
	Который он так любил:

«Ключ надёжен, – и дверь
	Откроет любой человек.
Ты – открыл, но о том
	Не ведал, не знал вовек.
Сеть порвалась, – но ты мнил,
	Что чуешь её ячеи.
Передала твоя плоть
	Духу тревоги свои.

Однако, ты всё дрожишь?
	Руку, любимый дай:
Я уведу тебя
	В тихий, спокойный край.

В Лондоне как-то раз
	Ты мне помог. Теперь –
Я помогу. Как
	Мне хорошо, поверь!

Как хорошо! – Я
	Тебя уведу прочь.
Слабая, наконец,
	Сильному сможет помочь.

Но, прошу, улыбнись
	Улыбкой знакомой своей.
Пустую забудь скорлупу,
	Забудь этот мир теней.

Это – обноски; их
	Ты сбросил, прорвав дыру,
И двинул своим путём,
	Продолжил свою игру.

Нет, это не ты: ведь ты –
	Со мною и здесь. А тот,
Безмолвный, – он лишь намёк
	На то, что произойдёт, –

Настройка до первых нот,
	Распевка до первых фраз,
Неясный прообраз наш,
	Который – в душе у нас.
То – не обман ума,
	То – не телесный трюк,
Но – что всегда с тобой,
	Что эфемерно, как звук,

И – неизменно. Мы
	Уйдём за грань бытия,
И вот уже ты – не ты,
	И вот уже я – не я.

И стану ангелом я,
	Ступив за земной порог,
И станешь ангелом ты,
	Оставив земной порок.

Ты улыбнулся мне?
	Руку, любимый, дай:
Я уведу тебя
	В тихий, спокойный край,

Где мысль ясна и жива,
	Где жизнь проста и свежа,
Где очищает себя
	От плотской грязи душа. – 

Но в ней и в путях её
	Людского полным-полно,
И я тебя в мыслях люблю,
	Как любила давным-давно».

И руки тесно сплелись,                                     
	И пальцы тесно сплелись,
И любящие ушли,
	Ушли в голубую высь.

На небе – заря; на земле,
	В пределах низменных сфер, –  
Седой человек, и кровь,
	И серебряный револьвер.

© Перевод Евг. Фельдмана

Источник: Все переводы Евгения Фельдмана на сайте Английская поэзия