...Она стояла на каминной доске, рядом со старинными часами, была очень хорошо сделана и считала себя лучше всех в кабинете.

Её ближайшим соседом был бронзовый Меркурий; он помещался на мраморном утёсе, в который был вделан циферблат часов. Тут же находился маленький чёртик из папье-маше, гипсовый бюст Гейне и две вазы с высушенными цветами. Все они давно уже стояли на каминной доске, прекрасно знали друг друга и, когда в кабинете никого не было, -- вступали в беседу друг с другом. В эту ночь у них не было никакого основания отступать от усвоенной ими привычки...

Как только горничная погасила лампу и ушла, свинья недовольно сказала:

-- Фи-и, как я не люблю света!..

-- Каждый раз вы с этого начинаете, -- заметил ей чёртик из папье-маше.

-- Ну так что же? А всё-таки я повторяюсь не так часто, как часы, -- возразила свинья.

-- Ба! Часы! -- воскликнул бюст Гейне. -- Вы знаете, господа, ведь они скоро отметят людям наступление нового и последнего в столетии года!..

-- Как это важно! -- пренебрежительно отозвалась свинья. -- Точно они не делают этого каждый год...

-- И каждый год есть последний в столетии, -- сказал чёртик.

-- Так, так! -- сказали часы.

-- А смешная это привычка у людей -- ежегодно в конце декабря воображать, что, пока они существуют на земле, возможно что-нибудь новое, -- проговорил бюст Гейне.

-- Это вы о чём? -- спросила свинья, -- она была не из догадливых.

-- Да об этом, новом годе...

-- Да, да! -- воскликнула свинья.

-- А это, знаете, просто объясняется, -- сказал чёртик. -- Люди несчастны и ленивы, сделать что-нибудь новое сами они не могут, а жить -- скучно! И вот они представляют себе, что новое может явиться на земле помимо их усилий...

-- Люди ленивы -- это так! -- докторально подтвердила свинья. -- Они потому и несчастны, что, ленивы... и потом -- ведь они ещё и глупы... А в сущности -- так просто быть счастливым! Что такое счастье? Довольство собой... и ничто иное...

-- О? -- воскликнул бюст Гейне. -- А знаете, сударыня: тот, кого я изображаю, пожалуй, не согласился бы с вами...

-- Ну, уж я не знаю, кого вы там изображаете... полагаю, однако, что всякий должен быть самим собой и -- только. И уверена, что если б соловьи захотели быть свиньями, они стали бы смешными, но не лучше.

-- Гм! -- сказал бюст Гейне, -- однако, если б я был только самим собою, то, наверное, не имел бы такой красивой формы... ведь я -- просто гипс...

-- Это хорошо, что вы скромны и сознаёте свои недостатки, -- благосклонно одобрила свинья бюст Гейне. -- Но что же мешает вам сделаться свиньёй... если вы недовольны тем, что вы есть?

-- Я, право, не думаю, что... это лучше...

-- Фу, какой вы... глупый! Уже походить на простую свинью очень приятно, а если кто сравнится со мною, -- тот достиг возможного на земле совершенства. Мы, йоркширские свиньи -- я ведь йоркширской породы, -- вы это знаете?

-- О, да! Вы частенько говорите нам о вашей генеалогии...

-- Так, так! -- сказали часы.

-- Мы, йоркширские свиньи, давно уже выработали себе... э... так сказать, проспект жизни... Это очень просто, хотя чрезвычайно умно...

-- Вот о чём вы ещё никогда не говорили... -- заметил чёртик, усмехаясь.

-- Мы, йоркширские свиньи, всегда были такими, какой вы видите меня, -- важно говорила фарфоровая свинья. -- Это потому, что мы, прежде всего, убеждены в пользе и необходимости хорошего питания. Обмен соков важней обмена мыслей -- и -- что такое живая, хорошая мысль? Анализируйте её... хотя бы у человека, совершенного в моём смысле, и, я уверена, -- вы всегда найдёте в ней немножко хорошего ростбифа, две-три капли красного вина, спаржу, трюфели, свежую дичь, наконец -- шампанское, которое даёт ей блеск и игру... Следующее за питанием место нужно отдать идеям... мы живём в такое время, когда явиться в общество без какой-нибудь идеи так же неприлично, как без галстуха... И вот что особенно важно и требует много вкуса и ума -- это уменье выбирать хорошие, удобные идеи... Дело, видите ли, в том, что многие из них ядовиты и отравляют самочувствие. Вообще же, -- и это самое лучшее, -- нужно стараться иметь идеи при себе, но отнюдь не в себе, -- к сожалению, это не всем доступно... да. Для употребления в обществе следует выбирать идеи простые, здоровые... например: дважды два -- четыре, голодный -- должен есть, наука -- всесильна, личность -- должна быть свободна, но в разумных пределах, бить блох -- жестоко, но не безнравственно... и так далее в этом духе. В сущности, это даже и не идеи, а... так себе, но, во всяком случае, это нечто необходимое для порядочного человека, и без таких формул его никто не признает за образованного и развитого... Говорить же о всём этом нужно с... твёрдостью и так, будто кроме вас никто не знает того, о чём вы говорите, хотя бы говорили о недосягаемости небес... Впрочем, о небесах самое лучшее совсем не говорить... дело в том, что никто из нас, йоркширских свиней, не видал их, и, право, я не уверена в том, что они существуют... Однажды, впрочем, кто-то из наших видел в луже отражение чего-то... пустого... знаете -- совершенно пустого -- может быть, это и есть небеса?.. Если так, то -- какая в них польза? И что можно сказать о них?.. Намеченные мною темы для разговоров в обществе, при уменье распоряжаться ими, -- самые удобные темы... и решительно никогда никого и ни к чему не обязывают... Если важно кушать и иметь при себе порядочные идеи -- это сразу приведёт вас к равновесию духа и тела. Корень же счастья именно в этом равновесии... Я, конечно, говорю всё это применительно к людям, потому что мы, йоркширские свиньи, совершенно не нуждаемся в идеях... с нас довольно убеждения в том, что именно мы -- соль земли и опора... э... и вообще -- опора, устои, так сказать, или -- иначе -- столпы... Само собою разумеется, что, при таком самочувствии, мы не можем позволить себе заниматься такими пустяками, как ожидание чего-нибудь нового -- нового года, например...

-- А ведь вы, сударыня, имеете взгляд и нечто, как говорится, -- заметил чёртик, усмехаясь. -- И право, если б вы не были фарфоровой, вам следовало бы заняться сочинением книг...

Свинья подозрительно хрюкнула и сказала:

-- Не знаю, что это такое... книги? Никогда не пробовала! Это что-нибудь вроде квашеной капусты?

-- Не всегда, -- кратко заметил чёртик.

-- Смотрите-ка! -- воскликнул бюст Гейне. -- Смотрите, какие сегодня чёрные тени падают от часовых стрелок на циферблат! Что бы это значило?

-- Ох! Это постоянно бывает пред новым годом, -- тихо ответила минутная стрелка. -- Это не тени... то есть это не простые тени, а отражение того, что не сделано людьми в течение года... Вот оно сгустилось и следует за нами, замедляя наше движение...

-- Ничего не понимаю! -- воскликнула свинья.

-- Я говорю, что за нами следует отражение того, что необходимо было совершить людям и что не совершено ими...

-- Так, так, -- подтвердили часы.

-- Терпеть не могу философии, иносказаний и прочей чепухи, -- объявила свинья.

-- Давно уже, -- говорила часовая стрелка, -- давно уже на земле нет часов, верных движению жизни. Все часы отстают, ибо тяжело и трудно им идти вровень с течением времени, слишком много часы людей содержат в себе и влачат за собою несделанного, нерешённого...

-- Так, так, -- равнодушно подтвердили часы.

-- Жизнь идёт к своей цели и требует деяний от людей, а люди, в плену своей лени, задерживают темп её... Необходимые деяния уже созрели, но не свершены, ибо нет рук для работы дружной и святой, -- для работы над расширением жизни... и отстают люди от жизни...

-- Нет, как они глупы! -- сказала свинья.

-- Это кто же, сударыня? -- спросил чёртик.

-- Ну, разумеется, люди! Кто же ещё может быть глуп? Люди... Вот видите -- часы отстали. Но тем не менее люди встретят новый год ровно в двенадцать часов! А? Каково?

-- Но, может быть, они отстали на несколько минут? -- сказал бюст Гейне.

-- Мы, например, отстали слишком на столетие, -- спокойно сказала минутная стрелка.

-- Вот видите? -- с радостью воскликнула свинья. -- И, отстав на столетие, люди встретят новый год в убеждении, что это... какой они ждут год?

-- Девяносто девятый... -- сказал чёрт.

-- Однако! Я не думала, что люди так давно живут на земле! Быть может, они потому и глупы, что так стары, а? Ну жизнь у них! Какая скучная жизнь! Какая... несчастная жизнь!

-- О Эллада! -- воскликнул Меркурий. Он хотя и был бронзовый, но знал, что изображает бога, и в беседах этой компании принимал участие лишь тогда, когда она злила его. -- О Эллада! Как низко пала жизнь! Как упрощённо ничтожна жизнь на земле! Даже свиньи судят о ней, и в их суждениях -- увы! -- я слышу голос правды...

-- Позвольте однако! -- гордо сказала свинья. -- Что такое -- "даже свиньи"? Как это вы, забракованный бог, смеете говорить -- "даже свиньи"?! Могу вас уверить, заштатная вы фигура, что мы, йоркширские...

В этот момент дверь кабинета отворилась, и в него вошёл человек со свечой в руках. При людях и свете фигурки на каминной доске не разговаривают, считая это неудобным, и ссора Меркурия со свиньёй оборвалась в начале.

А человек, вошедший в кабинет, был такой толстенький, румяный, и он, очевидно, только что покушал и музыкально рыгал. Стоя перед столом, он обрезывал сигару и говорил:

-- И -- не лю...блю п′си-мистов!.. Что т-такое? Р-раз...ве ж-жизнь? п′лха? Пу-устяки-и! Мы встр′чаем последний год столетия... та-ак сказать... с нау-укой в руках... со... со... свет-чем науки... Л-лучи Рен. тгена... жид...кий воздух, синематогр-рафф... какие картинки! Особенно к-когда она, ш-шельма, садится в ванну... мм... хе, хе, хе! И говорят -- жизнь идёт м-мерзко? Кто говорит? Кто-о это говоритт?.. А! я знаю!.. это говорит Филипп Фёдорович!.. А отчего Филипп Фёд...рвич говорит -- жизнь п′лха? Оттого, что он имеет плохой желу-удок и не... и не... получил к рождеству награды... ясно-о! -- Зй! Д-дуня! Ду-уня! Дайте м-мне сельтер-рской... воды...