| |||
Максим Горький. Счастье • Все авторы -> Максим Горький. Максим Горький. Счастье "...Однажды счастье было так близко ко мне, что я едва не попал в его мягкие лапы. Это случилось на прогулке; большая компания молодёжи собралась знойной летней ночью в лугах, за Волгой, у ловцов стерляди. Ели уху, приготовленную рыбаками, пили водку и пиво, сидя вокруг костра; спорили о том, как скорее и получше перестроить мир, потом, устав телесно и духовно, разбрелись по скошенному лугу, кто куда хотел. Я отошёл прочь от костра с девушкой, которая казалась мне умной и чуткой. У неё были хорошие, тёмные глаза, в её речах всегда звучала простая, понятная правда. Эта девушка смотрела на всех людей ласково. Мы шли тихонько, бок о бок; под ногами у нас скрипели, ломаясь, срезаные косою стебли травы, из хрустальной чаши неба, опрокинутой над землёю, изливалась хмельная влага лунного света. Глубоко вздыхая, девушка говорила: -- Как хорошо! Точно африканская пустыня, а стога -- пирамиды. И жарко... Потом она предложила сесть под стог сена, в круглую тень, густую, как днём. Звенели кузнечики, вдали кто-то заунывно спрашивал:
Эх, зачем ты изменила мне?
Я стал горячо рассказывать девушке о жизни, знакомой мне, о том, чего я не понимал, но -- вдруг она, тихонько вскрикнув, опрокинулась на спину. Это был, кажется, первый обморок, который я видел, и на минуту я растерялся, хотел кричать, звать на помощь, но тотчас вспомнил, что делают в таких случаях благовоспитанные герои романов, знакомых мне, -- разорвал пояс её юбки, кофточку, тесёмки лифа. Когда я увидел груди её, точно две мапенькие чаши из серебра, полные сгущённого света луны и опрокинутые в сердце её, -- мне жадно, до огненного удара в голову, захотелось поцеловать её. Но, сломив это желание, я стремглав бросился к реке за водою, ибо -- по писанию -- герои всегда, в подобных случаях, убегали за водой, если только на месте катастрофы не было ручья, заранее приготовленного догадливым автором романа. А когда я вернулся, прыгая по лугу, точно бешеный конь, со шляпой, полной воды, -- больная стояла прислонясь к стогу, в полном порядке, исправив все разрушения туалета, совершённые мною. -- Не надо, -- сказала она утомлённо и тихо, отводя рукою мокрую шляпу мою... И пошла прочь от меня на огонь костра, где два студента и статистик завывали всё ту же надоевшую песню:
Ах, зачем ты изменила мне?
-- Я не сделал вам больно? -- осведомился я, -- смущённый молчанием девушки. Она кратко ответила: -- Нет. Вы -- не очень ловкий. Всё-таки я -- разумеется -- благодарю вас... Мне показалось, что она не искренно благодарит. Я не часто встречал её, но, после этого случая, встречи наши стали ещё реже, -- вскоре она и совсем исчезла из города, а уже спустя года четыре я увидел её на пароходе. Она ехала из приволжской деревни, где жила на даче, в город к мужу, была беременна, хорошо и удобно одета, -- на шее у неё длинная золотая цепь часов и большая брошь, точно орден. Она очень похорошела, пополнела и была похожа на бурдюк густого кавказского вина, которое весёлые грузины продают на жарких площадях Тифлиса. -- Вот, -- сказала она, когда мы дружески разговорились, вспоминая прошлое, -- вот я и замужем, и всё... Был вечер, на реке блестело отражение зари; пенный след парохода уплывал в синюю даль севера широкой полосою красного кружева. -- У меня уже есть двое ребят, жду третьего, -- говорила она гордым тоном мастера, который любит своё дело. На коленях её лежали апельсины в жёлтом бумажном мешке. -- А -- сказать вам? -- спросила она, ласково улыбаясь тёмными глазами. -- Если б тогда, у стога, -- помните, -- вы были... смелее... ну -- поцеловали бы меня... была бы я вашей женой... Ведь я -- нравилась вам? Чудак, помчался за водой... Эх вы! Я рассказал ей, что вёл себя, как показано в книгах, и что -- по писанию, священному для меня в ту пору, -- нужно сначала угостить девицу в обмороке водою, а целовать её можно только после того, когда она, открыв глаза, воскликнет: -- Ах, -- где я? Она немножко посмеялась, а потом задумчиво сказала: -- Вот в том-то и беда наша, что мы всё хотим жить по писанию... Жизнь -- шире, умнее книг, сударь мой... жизнь вовсе не похожа на книги... Да... Достав из мешка оранжевый плод, она внимательно осмотрела его и сморщилась, говоря: -- Негодяй, подложил-таки гнилой... Неумелым жестом она бросила апельсин за борт, -- я видел, как он закружился, исчезая в красной пене. -- Ну, а теперь -- как? Всё ещё живёте по писанию, а? Я промолчал, глядя на песок берега, окрашенный пламенем заката, и дальше -- в пустоту рыжевато-золотых лугов. Опрокинутые лодки валялись на песке, как большие мёртвые рыбы. На золоте песка лежали тени печальных ветел. В дали лугов стоят холмами стога сена, и мне вспомнилось её сравнение: "Точно африканская пустыня, а стога -- пирамиды..." Очищая другой апельсин, женщина повторила тоном старшей и как бы наказывая меня: -- Да, была бы я вашей женой... -- Благодарю вас, -- сказал я, -- благодарю. Я благодарил её -- искренно". 1915 Не пропустите: • Максим Горький. Светло-серое с голубым (рассказ) • Максим Горький. Барышня и дурак (рассказ) • Максим Горький. В театре и цирке (рассказ) • Максим Горький. Клоун (рассказ) • Максим Горький. Рассказы (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |