Сказка

Жил-был мальчик Яшка, били его много, кормили плохо, потерпел он до десяти лет, видит -- лучше не жить ему, захворал да и помер.

Помер, -- и хоть были у него кое-какие грешки, однако очутился Яшка в раю.

Смотрит Яшка -- невиданно хорошо в раю: посреди зелёного луга, на золотом стуле, сидит господь Саваоф, седую бороду поглаживает, озирается всевидящим оком, райские цветы нюхает, райское пение слушает; везде -- во цветах, на деревьях -- херувимы с серафимами осанну поют, а по светлому лугу, по весёлым цветам святые угодники хороводом ходят и мучениями своими хвастаются.

-- Господи, -- говорят, -- ты гляди-ко, батюшко, как мы измучены, как изувечены, а всё -- имени твоего ради! Кожица у нас ободрана, тельце наше истрёпано, ручки-ножки изломаны, рёбрушки наружу торчат, а всё -- славы твоея ради!

Слушает господь, -- немножко морщится.

-- Да уж ладно! -- говорит. -- Уж слыхал я это, ведь вы почти две тысячи лет одно и то же поёте. Ну, -- пострадали, помучились, покорно вас благодарю за это, только -- спели бы вы хоть разок весёлое что-нибудь, а?

А святые угодники опять своё:

-- Господи, -- кричат, -- миленький ты наш, погляди-ко: ножки у нас переломаны, ручки вывихнуты, ведь как мы страдали! И жгли нас, и давили, и голодом морили, и чего только с нами не делали, а всё тебя, господи, ради!

Вздыхает господь, соглашается:

-- Верно, братцы! Прославили вы меня мученьем, да обошли весельем!

А святые угодники опять своё тянут.

Смотрит на них Яшка из-за райской яблони, -- тощие они все, тёмненькие, кои прихрамывают, кои на карачках ползут, у одних -- глаза выколоты, у других -- головы отрублены, -- угодники божий под мышками держат их, как арбузы. В сторонке шестнадцать тысяч святых девственниц лежат, сохнут, в поленницы сложены. Варвара Великомученица пред Пантелеймоном Целителем кровавыми ранами хвастает, Екатерина Иоанну Воину о своих муках сказывает, а серафимы с херувимами всё осанну поют, и некоторые, от усталости, фальшивят.

Слышит Яшка -- говорит господь тихонько апостолу Петру:

-- Много у меня, Пётр, праведников, а -- скушновато мне с ними! Напускал ты их в рай -- чрезмерно...

Отвечает апостол Пётр:

-- Ты сам, господи, знаешь, я готов изменить, да -- ведь как теперь изменишь? Это -- Павлово дело, он, лысый, интернационал этот устроил...

-- Эх, Павел, Павел! -- вздыхает господь. -- И сыну моему он евангелие испортил, и мне от него житья нет...

Смотрит Яшка, слушает, не всё ему понятно, а что скушно в раю, это он прекрасно чувствует: ни есть, ни пить не хочется, играть тоже неохота, и на душе смутно, как будто он клюквенным киселём объелся.

"Чего они побоями-то хвастают? -- думает Яшка, глядя на святых. -- Меня не меньше били, да я вот молчу! У нас, на земле, друг друга как бьют, кости в крошечки дробят, а -- ничего!"

И стало Яшке жалко бога, -- какая у него жизнь? Все вокруг ноют, никто побоев не стыдится, а ещё в честь и заслугу терпение своё ставят себе.

И вот, когда ангелы сняли солнце с неба, спрятали его под престол господень и наступила ночь и праведники спать улеглись, -- вышел Яшка из-за яблони, подошёл к престолу и говорит:

-- Господи, а господи!

Поглядел на него господь, спрашивает:

-- Ты откуда?

-- Из Петербурга.

-- Чего рано помер?

-- Да-а, -- сказал Яшка, -- рано! Другой бы на моём месте ещё раньше подох...

-- Али трудно жилось? -- ласково спросил господь.

Ёкнуло сердце Яшкино, хотел он рассказать богу о своей тяжёлой жизни, да вспомнил, как святые угодники жаловались, и -- сдержался, только крякнул. И вместо того деловито сказал:

-- Слушай-ко, господи, вернул бы ты меня на землю!

-- Зачем? -- спросил господь.

-- Да что мне тут делать? Скушно здесь. Вот и сам ты апостолу говорил, что скушно...

-- Чудак! -- усмехнулся господь. -- Да ведь тебя там опять колотить будут!

-- Ничего! -- сказал Яшка. -- Поколотят за дело -- не пожалуюсь, а зря будут бить -- не дамся!

-- Храбрый ты! -- усмехнулся господь.

-- Слушай-ко, -- деловито сказал Яшка, -- ты вот что сделай, ты меня верни назад на землю, а я там выучусь на балалайке играть, и когда второй раз помру, так буду тебе весёлые песни петь с балалайкой, -- ладно? И тебе веселее будет, и я недаром стану в раю торчать.

Поглядел на него господь из-под густых бровей, погладил бороду седую и тихонько спросил:

-- Али тебе, Яшка, жалко стало меня?

-- Жалко! -- сказал Яшка. -- Надоедные больно угодники-то твои!

Тогда Саваоф дотронулся до головы его лёгкой рукой и сказал:

-- Ну, спасибо тебе, друг мой милый, -- за все века ты первый пожалел меня! И -- верно ты надумал, -- с твоим сердцем в раю делать нечего; иди, милый, на землю, в её скорби и радости, иди -- жалей всех людей земных, служи им верою, как богу, помогай им в трудах, утешай в горе весели в печалях -- тут тебе и награда будет! Иди дружок, живи во славу людям!

И повелел господь Петру-апостолу открыть двери рая, а херувимам снести Яшку на землю.

-- Прощай! -- сказал Яшка, кивнув головой господу. -- Не скучай, я скоро вернусь!

1919