Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Случайная статья

Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. Отработанный пар


Все авторы -> Максим Горький.

Максим Горький.
Заметки из дневника. Воспоминания. Отработанный пар

...Стекла окна посинели, костистое лицо моего собеседника стало темнее, особенно густо легли тени в ямах под глазами. Мне показалось, что растерянно блуждающий взгляд его стал сосредоточеннее, углубился; скучные слова жалоб зазвучали значительнее, раздраженный и сиплый голос -- мягче. Безжалостно и, должно быть, до боли туго накручивая на палец бесцветные волосы жиденькой бороды, он говорил:


-- Народ, торжествующий свободу, я видел во сне лет десять тому назад; тогда я сидел в Орловской тюрьме и еще свежи были впечатления девятьсот пятого года. Вы знаете, как зверски били людей в Орловской тюрьме. Да. Сон мой начался кошмаром: кучка людей, и среди них Борисов, наборщик, мой ученик, тыкала, размешивала палками чье-то растерзанное тело. Я спросил Борисова: "За что вы истерзали человека?" -- "Это -- враг!" -- "Но -- человек же?" -- "Что-с? -- крикнул Борисов и замахнулся на меня палкой. -- Бей его!"


-- Но палка вывалилась из рук, он протянул их вперед и зашептал с восторгом, приплясывая: "Глядите, -- вот, идут, кончено, идут!"


-- Шли неисчислимые массы одухотворенных людей, я видел неестественный какой-то, звездный блеск тысяч глаз. Именно в этих глазах почувствовал я самое главное -- воскрес народ! Понимаете? Воскрес, преобразился духовно. И я тотчас исчез в нем, точно, вспыхнув, сразу сгорел.


Гость мой постучал карандашом о край стола, прислушался к сухим звукам и постучал еще.


-- Теперь я вижу торжествующий народ наяву, но чувствую себя чужим среди него. Он торжествует, но в нем нет для меня того нового, что я видел во сне и в чем смысл, -- нет перевоплощения. Он торжествует, я истратил лучшие силы мои, чтоб подготовить это торжество, и -- остался чужд ему. Очень странно...


Взглянул в окно, послушал; осторожно, неуверенно звонили ко всенощной, в Петропавловской крепости щелкал пулемет: солдаты или рабочие изучали технику защиты свободы.


-- Может быть, я, как многие, вообще не умею торжествовать. Энергия ушла на борьбу, на желание, способность наслаждаться обладанием убита. Может быть, это просто бессилие. Но дело в том, что я вижу много злобы, мести и совсем не вижу радости, той радости, которая перевоплощает человека... И веры в победу -- не вижу.


Он встал, оглянулся, слепо мигая, протянул руку и, пожимая мою, сказал:


-- Мне плохо. Как будто Колумб достиг наконец берегов Америки, но -- Америка противна ему.


Ушел.


...Ныне многие чувствуют себя так, как этот. А он -- точно сторожевой пес на исходе дней собакиной жизни: от юности своей рычал и лаял пес так честно, с непоколебимой верой в святость своего дела, получал в награду за это пинки. Вдруг -- видит: сторожить было как будто нечего, никому ничего не жалко. Зачем же он сидел всю жизнь в темной будке "долга", на цепи "обязанностей"? И -- до безумия обидно старой честной собаке...


...Другой из людей этого типа сказал о революции:


-- Мы, как влюбленные романтики, обожали ее, но пришел некто дерзкий и буйно изнасиловал нашу возлюбленную.



Соседний вагон "буксует", ось надоедливо визжит:


-- Рига-иго-иго, рига-рига-иго...


А колеса поезда выстукивают:


-- По-пут-чик, по-пут-чик...


Попутчик -- человек до того бесцветный, что при ярком солнце он, вероятно, невидим. Он как бы создан из тумана и теней, черты голодного лица его неразличимы, глаза прикрыты тяжелыми веками, его тряпичные щеки и спутанная бородка кажутся наскоро свалянными из пеньки. Измятая серая фуражка усиливает это сходство. От него пахнет нафталином. Поджав ноги, он сидит в уголке на диване, чистит ногти спичкой и простуженным голосом тихонько бормочет:


-- Истина -- это суждение, насыщенное чувством веры.


-- Всякое суждение?


-- Ну да, всякое...


-- Иго-иго-рига...


За окном, в сумраке осеннего утра, взмахивают черными ветвями деревья, летят листья, искры.


-- У пророка Иеремии сказано: "Отцы ели кислый виноград, а у детей оскомина на зубах". Истина детей наших -- вот эта самая оскомина. Мы питались кислым виноградом анализа, а они приняли за истину неверие и отрицание.


Он окутал острые колена свои полою парусинового пыльника и, внимательно ковыряя спичкой ногти, продолжал:


-- Перед тем как уйти в Красную Армию, сын мой сказал мне: "Вы честный человек, откройте же глаза и посмотрите: ведь в теории все основы жизни уже разрушены вашей же, вашего поколения долголетней и всесторонней критикой, -- что же, собственно, вы защищаете?" Сын мой был неумен, он формировал мысли свои книжно и неуклюже, но он был честный парень. Он стал большевиком тотчас после опубликования тезисов Ленина. Сын мой был прав, потому что он веровал в силу отрицания и разрушения. Разумом и я согласился с большевизмом, но сердцем -- не могу принять его. Так я и сказал следователю Чеки, когда меня арестовали как контрреволюционера. Следователь -- юноша, щеголь и, очевидно, юрист, он допрашивал меня весьма ловко. Он знал, что сын мой погиб на фронте Юденича, и относился ко мне довольно благожелательно, однако я чувствовал, что ему приятнее было бы расстрелять меня. Когда я намекнул ему о противоречии моего сердца с разумом, он задумчиво сказал, ударив ладонью по бумагам: "Мы это знаем из ваших писем к сыну, но, разумеется, это не улучшает вашего положения". -- "Расстреляете?" -- спросил я. Он ответил: "Это более чем вероятно, если вы не захотите помочь нам разобраться в этом скучном деле". Ответил без смущения, но с эдакой, как бы извиняющейся, усмешкой. Кажется, я тоже улыбался, мне понравилось его отношение к своему долгу. И еще более он подкупил меня, сказав так, знаете, просто, как самое обыкновенное: "Может быть, для вас и лучше -- умереть, не правда ли? Ведь жить в таком разрыве с самим собой, как вы живете, должно быть -- мучительно?" Потом извинился: "Извините за вопрос, не идущий к делу".


-- Иго-рига-рига, иго-иго, -- визжит ось.


Позевывая, ежась, человек смотрит в окно, струйки дождя текут по стеклу.


Я спрашиваю:


-- И все-таки он освободил вас?


-- Как видите. Вот -- жив. Как видите.


И, обратив ко мне пеньковое лицо свое, человек сказал с легкой насмешкой и вызовом:


-- Я помог ему разобраться в некоторых вопросах следствия...


-- По-пут-чик, по-пут-чик, -- стучат на стыках колеса поезда. Усиливается дождь, -- ось визжит еще более пронзительно.


-- И-гуи-гуигу-игуи...


1924



Не пропустите:
Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. Быт (очерк)
Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. Из письма (очерк)
Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. Митя Павлов (очерк)
Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. А.А. Блок (очерк)
Максим Горький. Заметки из дневника. Воспоминания. Вместо послесловия (очерк)


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru