| |||
Антон Павлович Чехов. Ты и вы (Сценка) • Все авторы -> Антон Павлович Чехов. Антон Павлович Чехов. Ты и вы (Сценка) Седьмой час утра. Кандидат на судебные должности Попиков, исправляющий должность судебного следователя в посаде N., спит сладким сном человека, получающего разъездные, квартирные и жалованье. Кровати он не успел завести себе, а потому спит на справках о судимости. Тишина. Даже за окнами нет звуков. Но вот в сенях за дверью начинает что-то скрести и шуршать, точно свинья вошла в сени и чешется боком о косяк. Немного погодя дверь с жалобным писком отворяется и опять закрывается. Минуты через три дверь вновь открывается и с таким страдальческим писком, что Попиков вздрагивает и открывает глаза. -- Кто там? -- спрашивает он, встревоженно глядя на дверь. В дверях показывается паукообразное тело -- большая мохнатая голова с нависшими бровями и с густой, растрепанной бородой. -- Тут господин следователев живет, что ли? -- хрипит голова. -- Тут. Чего тебе нужно? -- Поди скажи ему, что Иван Филаретов пришел. Нас сюда повестками вызывали. -- Зачем же ты так рано пришел? Я тебя к одиннадцати часам вызывал! -- А теперя сколько? -- Теперь еще и семи нет. -- Гм... И семи еще нет... У нас, вашескородие, нет часов... Стало быть, ты будешь следователь? -- Да, я... Ну, ступай отсюда, погоди там... Я еще сплю... -- Спи, спи... Я погожу. Погодить можно. Голова Филаретова скрывается. Попиков поворачивается на другой бок, закрывает глаза, но сон уже больше не возвращается к нему. Повалявшись еще с полчаса, он с чувством потягивается и выкуривает папиросу, потом медленно, чтобы растянуть время, один за другим выпивает три стакана молока... -- Разбудил, каналья! -- ворчит он. -- Нужно будет сказать хозяйке, чтобы запирала на ночь дверь. -- Ну что я буду делать спозаранку? Чёрт его подери... Допрошу его сейчас, потом не нужно будет допрашивать. Попиков сует ноги в туфли, накидывает поверх нижнего белья крылатку и, зевая до боли в скулах, садится за стол. -- Поди сюда! -- кричит он. Дверь снова пищит, и на пороге показывается Иван Филаретов. Попиков раскрывает перед собой "Дело по обвинению запасного рядового Алексея Алексеева Дрыхунова в истязании жены своей Марфы Андреевой", берет перо и начинает быстро судейским разгонистым почерком писать протокол допроса. -- Подойди поближе, -- говорит он, треща по бумаге пером. -- Отвечай на вопросы... Ты Иван Филаретов, крестьянин села Дунькина, Пустыревской волости, 42 лет? -- Точно так... -- Чем занимаешься? -- Мы пастухи... Мирской скот пасем... -- Под судом был? -- Точно так, был... -- За что и когда? -- Перед Святой из нашей волости троих в присяжные заседатели вызывали... -- Это не значит быть под судом... -- А кто его знает! Почитай, пять суток продержали... Следователь запахивается в крылатку и, понизив тон, говорит: -- Вы вызваны в качестве свидетеля по делу об истязании запасным рядовым Алексеем Дрыхуновым своей жены. Предупреждаю вас, что вы должны говорить одну только сущую правду и что всё, сказанное здесь, вы должны будете подтвердить на суде присягой. Ну, что вы знаете по этому делу? -- Прогоны бы получить, вашескородие, -- бормочет Филаретов. -- 23 версты проехал, а лошадь чужая, вашескородие, заплатить нужно... -- После поговоришь о прогонах. -- Зачем после? Мне сказывали, что прогоны надо требовать в суде, а то потом не получишь. -- Некогда мне с тобой о прогонах разговаривать! -- сердится следователь. -- Рассказывай, как было? Как Дрыхунов истязал свою жену? -- Что ж мне тебе рассказывать? -- вздыхает Филаретов, мигая нависшими бровями. -- Очень просто, драка была! Гоню я это, стало быть, коров к водопою, а тут по реке чьи-то утки плывут... Господские оне или мужицкие, Христос их знает, только это, значит, Гришка-подпасок берет камень и давай швырять... "Зачем, спрашиваю, швыряешь? Убьешь, говорю... Попадешь в какую ни на есть утку, ну и убьешь..." Филаретов вздыхает и поднимает глаза к потолку. -- Человека и то убить можно, а утка тварь слабая, ее и щепкой зашибить можно... Я говорю, а Гришутка не слушается... Известно, дитё молодое, рассудка -- ни боже мой... "Что ж ты, говорю, не слушаешься? Уши, говорю, оттреплю! Дурак!" -- Это к делу не относится, -- говорит следователь. -- Рассказывайте только то, что дела касается... -- Слушаю... Только что, это самое, норовил я его за ухи схватить, как откуда ни возьмись Дрыхунов... Идет по бережку с фабричными ребятами и руками размахивает. Рожа пухлая, красная, глазищи наружу лба выперло, а сам так и качается... Выпивши, чтоб его разодрало! Люди еще из обедни не вышли, а он уж набарабанился и черта потешает. Увидал он, как я мальчишку за ухи хватаю, и давай кричать: "Не смей, говорит, христианскую душу за ухи трепать! А то, говорит, влетит!" А я ему честно и благородно... по-божески. "Проходи, говорю, мимо, пьяница этакая". Он осерчал, подходит и со всего размаху, вашескородие, трах меня по затылку!.. За что? По какому случаю? "Какой ты такой, спрашиваю, мировой судья, что имеешь полную праву меня бить?" А они говорит: "Ну, ну, говорит, Ванюха, не обиждайся, это я тебя по дружбе, для смеху. На меня, говорит, нынче такое просветление нашло... Я, говорит, так об себе понимаю, что я самый лучший человек есть... я, говорит, 20 рублев жалованья на фабрике получаю, и нет надо мной, акроме директора, никакого старшова... Плевать, говорит, желаю на всех прочих! И сколько, говорит, нынче много разного народу перебито, так это видимо-невидимо! Пойдем, говорит, выпьем!" -- "Не желаю, говорю, с тобой пить... Люди еще из обедни не вышли, а ты -- пить!" А тут которые прочие ребята, что с ним были, обступили меня, словно собаки, и тянут: "пойдем да пойдем!" Не было никакой моей возможности супротив всех идтить, вашескородие. Не хотел пить, а потом, чтоб их ободрало! -- Куда же вы пошли? -- У нас одно место! -- вздыхает Филаретов. -- Пошли мы на постоялый двор к Абраму Мойсеичу. Туда всякий раз ходим. Место такое каторжное, чтоб ему пусто! Чай, сам знаешь... Как поедешь по большой дороге в Дунькино, то вправе будет именье барина Северина Францыча, а еще правее Плахтово, а промеж них и будет постоялый двор. Чай, знаешь Северина Францыча? -- Нужно говорить вы... Нельзя тыкать! Если я говорю тебе... вам вы, то вы и подавно должны быть вежливым! -- Оно конечно, вашескородие! Нешто мы не понимаем? Но ты слушай, что дальше... Приходим это к Абрамке... "Наливай, говорит, за мои деньги!" -- Кто говорит? -- Да этот самый... Дрыхунов то есть! "Наливай, кричит, такой-сякой, а то бочке дно вышибу! На меня, говорит, просветление нашло!" Выпили мы по стаканчику, потом малость погодили и еще выпили, да этаким манером в час времени стаканов, дай бог память, по восьми слопали! Мне что? Я пью, мне и горя мало: не мои деньги! Хоть тыщу стаканов подноси! Я, вашескородие, нисколько не виноват! Извольте Абрама Мойсеича допросить. -- Что же потом было? -- Ничего потом не было. Пока пили, это верно, была драка, а потом всё благородно и по совести. -- Кто же дрался? -- Известно кто... "На меня, кричит, просветление нашло!" Кричит и норовит кого ни на есть по шее ударить. В азарт вошел. И меня бил, и Абрамку, и ребят... Поднесет стаканчик, даст тебе выпить и вдарит, что есть силы. "Пей, говорит, и знай мою силу! Плевать на всех прочих!" -- А жену свою он бил? -- Марфу-то? И Марфе досталось... В самый раз, как это мы, стало быть, стали в кураж входить, приходит в кабак Марфа. "Ступай, говорит, домой, брат Степан приехал! Будет, говорит, тебе, разбойник, водку пить!" А он, не говоря худого слова, трах поперек ейной спины! -- За что же? -- А так, здорово живешь... "Пущай, говорит, чувствует... Я, говорит, 20 рублев получаю". А она баба слабая, тощая, так и перекрутнулась, даже глаза подкатила. Стала она нам на свое горе жалиться и бога призывать, а он опять... Учил, учил, и конца тому ученью не было! -- Отчего же вы не заступились? Обезумевший от водки человек убивает женщину, а вы не обращаете внимания! -- А какая нам надобность вступаться? Его жена, он и учит... Двое дерутся, третий не мешайся... Абрамка стал было его унимать, чтоб в кабаке не безобразил, а он Абрамку по уху. Абрамкин работник его... А он схватил его, поднял и оземь... Тогды тот сел на него верхом и давай в спину барабанить... Мы его из-под него за ноги вытащили. -- Кого его? -- Известно кого... На ком верхом сидел... -- Кто? -- Да этот самый, про кого сказываю. -- Тьфу! Говори, дурак, толком! Отвечай ты мне на вопросы, а не болтай зря! -- Я тебе, вашескородие, толком говорю... всё, как есть, по совести. Дрыхунов учил бабу, это верно... Хоть под присягой. Следователь слушает, выбирает кое-что из длинной и несвязной речи Филаретова и трещит пером... То и дело приходится зачеркивать... -- А я нисколько не виноват... -- бормочет Филаретов. -- Спроси, вашескородие, кого угодно. И баба того не стоит, чтоб из-за ней по судам ездить. По прочтении протокола свидетель минуту тупо глядит на следователя и вздыхает. -- Горе с этими бабами! -- хрипит он. -- Прогоны, вашескородие, сам заплатишь или записочку дашь? Не пропустите: • Антон Павлович Чехов. Муж • Антон Павлович Чехов. Несчастье • Антон Павлович Чехов. Розовый чулок • Антон Павлович Чехов. Страдальцы • Антон Павлович Чехов. Пассажир 1-го класса Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |