| |||
Аркадий Тимофеевич Аверченко. Специалист • Все авторы -> Аркадий Тимофеевич Аверченко. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Специалист Я бы не назвал его бездарным человеком... Но у него было во всякую минуту столько странного, дикого вдохновения, что это удручало и приводило в ужас всех окружающих... Кроме того, он был добр, и это было скверно. Услужлив, внимателен — и это наполовину сокращало долголетие его ближних. До тех пор, пока я не прибегал к его услугам, у меня было чувство благоговейного почтения к этому человеку: Усатов все знал, все мог сделать и на всех затрудняющихся и сомневающихся смотрел с чувством затаенного презрения и жалости. Однажды я сказал: — Экая досада! Парикмахерские закрыты, а мне нужно бы побриться. Усатов бросил на меня удивленный взор. — А ты сам побрейся. — Я не умею. — Что ты говоришь?! Такой пустяк. Хочешь, я тебя побрею. — А ты... умеешь? — Я? Усатов улыбнулся так, что мне сделалось стыдно. — Тогда, пожалуй. Я принес бритву, простыню и сказал: — Сейчас принесут мыло и воду. Усатов пожал плечами. — Мыло — предрассудок. Парикмахеры, как авгуры, делают то, во что сами не верят. Я побрею тебя без мыла! — Да ведь больно, вероятно. Усатов презрительно усмехнулся: — Садись. Я сел и, скосив глаза, сказал: — Бритву нужно держать не за лезвие, а за черенок. — Ладно. В конце концов, это не так важно. Сиди смирно. — Ой, — закричал я. — Ничего. Это кожа не привыкла. — Милый мой, — с легким стоном возразил я. — Ты ее сдерешь прежде, чем она привыкнет. Кроме того, у меня по подбородку что-то течет. — Это кровь, — успокоительно сказал он. — Мы здесь оставим, пока присохнет, а займемся другой стороной. Он прилежно занялся другой стороной. Я застонал. — Ты всегда так стонешь, когда бреешься? — обеспокоенно спросил он. — Нет, но я не чувствую уха. — Гм... Я, кажется, немножко его затронул. Впрочем, мы ухо сейчас заклеим... Смотри-ка! Что это... У тебя ус отвалился?! — Как — отвалился? — Я его только тронул, а он и отвалился. Знаешь, у тебя бритва слишком острая... — Разве это плохо? — Да. Это у парикмахеров считается опасным. — Тогда, — робко спросил я. — Может, отложим до другого раза? — Как хочешь. Не желаешь ли, кстати, постричься? Он вынул ножницы для ногтей. Я вежливо, но твердо отказался. Однажды вечером он сидел у нас и показывал жене какой-то мудреный двойной шов, от которого материя лопалась вслед за первым прикосновением. — Милый, — сказала мне жена. — Кстати, я вспомнила: пригласи настройщика для пианино. Оно адски расстроено. Усатов всплеснул руками. — Чего же вы молчите! Господи... Стоит ли тратиться на настройщика, когда я... — Неужели вы можете? — обрадовалась жена. — Господи! Маленькое напряжение слуха... — Но у тебя нет ключа, — возразил я. — Пустяки! Можно щипцами для сахара. Он вооружился щипцами и, подойдя к пианино, ударил кулаком по высоким нотам. Пианино взвизгнуло. — Правая сторона хромает! Необходимо ее подтянуть. Он стал подтягивать, но так как по ошибке обратил свое внимание на левую сторону, то я счел нужным указать ему на это. — Разве? Ну, ничего. Тогда я правую сторону подтяну сантиметра на два еще выше. Он долго возился, стуча по пианино кулаками, прижимал к деке ухо так сильно, что даже измял его, а потом долго для чего-то ощупывал педаль. После этих хлопот отер пот со лба и озабоченно спросил: — Скажи, дружище... Черные тебе тоже подвинтить? — Что черные? — не понял я. — Черные клавиши. Если тебе нужно, ты скажи. Их, кстати, пустяковое количество. Я взял из его рук щипцы и сухо сказал: — Нет. Не надо. — Почему же? Я всегда рад оказать эту маленькую дружескую услугу. Ты не стесняйся. Я отказался. Мне стоило немалых трудов потушить его энергию. Сам он считал этот день непотерянным, потому что ему удалось вкрутить ламповую горелку в резервуар и вывести камфарным маслом пятно с бархатной скатерти. Недавно он влетел ко мне и с порога озабоченно вскричал: — К тебе не дозвонишься! — Звонок оборвал кто-то. Вот приглашу монтера и заведу электрические. — Дружище! И ты это говоришь мне? Мне, который рожден электротехником... Кто же тебе и проведет звонки, если не я... На глазах его блестели слезы искренней радости. — Усатов! — угрюмо сказал я. — Ты меня брил — и я после этого приглашал двух докторов. Настраивал пианино — и мне пришлось звать настройщика, столяра и полировщика. — Ах, ты звал полировщика?! Миленький! Ты мог бы сказать мне, и я бы... Он уже снял сюртук и, не слушая моих возражений, засучивал рукава: — Глаша! Пойди купи тридцать аршин проволоки. Иван! Беги в электротехнический магазин на углу и приобрети пару кнопок и звонков двойного давления. Так как я сам ничего не понимал в проведении звонков, то странный термин "звонок двойного давления" вызвал во мне некоторую надежду, что электротехника — именно то, что можно было бы доверить моему странному другу. "Возможно, — подумал я, — что в этом-то он и специалист". Но когда принесли проволоку, я недоверчиво спросил специалиста: — Слушай... Ведь она не изолированная? — От чего? — с насмешливым сожалением спросил Усатов. — Что — от чего? — От чего не изолированная? — Ни от чего! Сама от себя. — А для чего тебе это нужно? Так как особенной нужды в этом я не испытывал, то молча предоставил ему действовать. — Отверстие в двери мы уже имеем. Надо протащить проволоку, привязать к ней кнопку, а потом прибить в кухне звонок. Видишь, как просто! — А где же у тебя элементы? — Какие элементы? — Да ведь без элементов звонок звонить не будет! — А если я нажму кнопку посильнее? — Ты можешь биться об нее головой... Звонок будет молчалив, как старый башмак. Он задумался. — Брось проволоку, — сказал я. — Пойдем обедать. Ему все-таки было жаль расставаться со звонком. Он привязался к этому несложному инструменту со всем пылом своей порывистой, дикой души... — Я возьму его с собой, — заявил он. — Вероятно, можно что-нибудь еще с ним сделать. Кое-что ему действительно удалось сделать. Он привязал звонок к висячей лампе, непосредственно затем оторвал эту лампу от потолка и непосредственно затем обварил моего маленького сына горячим супом. Недавно мне удалось, будучи в одном обществе, подслушать разговор Усатова с худой, костлявой старухой болезненного вида. — Вы говорите, что доктора не могут изгнать вашего застарелого ревматизма? Я не удивляюсь... К сожалению, медицина теперь — синоним шарлатанства. — Что вы говорите! — Уверяю вас. Вам бы нужно было обратиться ко мне. Лучшего специалиста по ревматизму вы не найдете. — Помогите, батюшка... — О-о... должен вам сказать, что лечение пустяковое: ежедневно ванны из теплой воды... градусов так 45 — 50... Утром и вечером по чайной ложке брауншвейгской зелени на костяном наваре... или еще лучше по два порошка цианистого кали в четыре килограмма. Перед обедом прогулка — так, три-четыре квадратных версты, а вечером вспрыскивание нафталином. Ручаюсь вам, что через неделю вас не узнаешь!.. Не пропустите: • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Двойник (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Функельман и сын (Рассказ матери) (Из сборника «Чёрным по белому») • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Яд (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Тайна (рассказ) • Аркадий Тимофеевич Аверченко. Под облаками (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |