| |||
Влас Михайлович Дорошевич. Летний тенор • Все авторы -> Влас Михайлович Дорошевич. Влас Михайлович Дорошевич. Летний тенор Он был моим соседом по даче. Я сидел на своей террасе и пил чай, он -- на своей и был углублен в фотографии. Неожиданно он повернулся ко мне и спросил: -- Вы пописываете в газетах? Я поклонился и отвечал: -- Да. Он снисходительно кивнул головой: -- Можете написать, что тенор Аполлонов приехал и нанял себе дачу! Я поклонился: -- Благодарю. Но я не по этому отделу. Он посмотрел на меня с сожалением: -- Ах, вы не пишете музыкальной критики?! И, не кивнув мне, повернулся, запел какие-то рулады и ушел в комнаты. На следующий день он протянул мне карточки и сказал: -- Вот! Он подошел к палисаднику и подач. Я подошел к палисаднику и взял. -- Вы были в цирке гимнастом? -- с интересом спросил я, увидав фотографии. Он снисходительно улыбнулся: -- Это так, для психопаток! Видите, специально в будуарном формате! В матросской рубашке с декольте. С обнаженными руками. Весь в трико. У вас тут в столице масса психопаток. Будут приставать! -- Да, психопаток, говорят, очень много. Он улыбнулся самодовольной улыбкой. Я подал карточки: -- Благодарю вас! -- Возьмите. При вашей газете есть эти... как они называются... с картинками... -- Иллюстрированные приложения? Он кивнул головой: -- Они самые. Редакция потом будет искать моих карточек. Я поклонился: -- Благодарю вас. Когда редактор начнет искать, я у вас попрошу! Он кивнул головой, запел руладу и пошел прочь. Назавтра он спросил меня: -- Запаслись билетом? -- Куда? Он посмотрел удивленно: -- А на открытие! Сегодня открытие. -- Нет. Он с сомнением покачал головой: -- Рискуете не достать. -- Ну, что ж! Я в опере, собственно, ничего не понимаю. Он небрежно окинул меня взглядом: -- Может быть, я возьму "do". -- Когда? -- Сегодня вечером. -- А может быть, и не возьмете? Он отвечал небрежно: -- Глядя по настроению. Я посмотрю мою публику. Может быть, я ей возьму мое "do", a может быть, и нет! Он презрительно пожал плечами: -- Дело летнее. Мы, артисты, смотрим на это, как на отдых. Как на шалость. -- Вы уже пели в столице? -- В первый раз. Я делал Италию. -- Как? -- Я проделывал Италию. Пел во Фраскати, -- это около Рима. В Кастеллямаре, -- это около Неаполя. В Комо, -- это около Милана. В Калабрии, около Реджио, со мной презабавный случай был. Пою "Пророка", -- успех колоссальный. Особенно зрители в первом ряду. В энтузиазме. Биссирую. Выхожу во втором акте, -- весь первый ряд пустой. Оказывается, их арестовали в антракте! -- За шум? -- Да нет! За то, что накануне кого-то на дороге ограбили и зарезали! -- В каких театрах приходится петь! А в России где изволили подвизаться? -- В России я сделал Стародуб! -- Ах, Стародуб это вы сделали? Он хитро прищурился. -- А вы что? Слышали? Там с женой местного губернского предводителя дворянства... -- Разве в Стародубе есть губернский предводитель дворянства? Он утвердительно кивнул головой: -- Был! -- Скажите! Два дня я его не видал, а на третий он вышел утром на террасу и ласково сказал мне: -- Здравствуйте, сосед! -- Доброго утра! Он посвистал и прошелся. -- Может быть, вы контрамарку в театр хотите? -- Благодарю вас, некогда. -- Может быть, для знакомых кого? -- И знакомых таких нет! -- А то бы взяли! Всегда сколько угодно. -- Благодарю вас. Дня через четыре я как-то попал в сад. "Пойду послушать соседа!" В театре сидел я, рецензент нашей газеты, рецензент другой газеты, рецензент третьей газеты, рецензент четвертой газеты, один околоточный, другой околоточный, знакомая капельдинера и господин с билетом, смотревший на пустой театр боязливо. Дело было летнее. Дирижёр скатал в руке какой-то шарик и кинул музыканту в скрипку. Музыкант громко выругался. Весь оркестр с удовольствием расхохотался. Придворные дамы непринужденно разговаривали между собой. И пока королева выводила трели, я ясно услышал: -- Филедокосовые никогда не отстирываются! А в сцене благословения мечей, во время страшной паузы, один монах совершенно явственно сказал другому: -- Хамовническое гуще! Аполлонов вышел на сцену руки за спину, улыбнулся дирижёру, шутя ткнул сапогом в суфлерскую будку, ущипнул хористку, одетую пажом, и, заметив меня, дружески раскланялся со мной со сцены. Он не пел, а напевал. Но одну ноту крикнул вдруг, действительно, чрезвычайно громко и посмотрел на меня после этого так пристально, что я сконфузился и зааплодировал. -- Должно быть, это его "do"! Он начал кланяться, сначала показал на горло, потом пожал плечами, страдальчески улыбнулся дирижёру и сделал ему знак: -- Повторите! Согласен! Все это в один миг, так что я не успел даже опомниться. Господин с билетом, с испугом оглядывавшийся на пустой театр, при этом поднялся, с омерзением взглянул на меня и, ни слова не говоря, вышел. Через два дня после этого я слышал на соседней даче крик: -- Что же мне делать, если антрепренер жулик? Он обязан платить из сборов... А через три дня у нас пропала горничная. Кухарка плевалась и ругалась: -- С горлодером сбежала! У их уж который день! Весь сундук был его карточками оклеен. Вся крышка! С им и сбежала! -- Как? Разве он? На окнах соседней дачи были белые записки: "Одаеса дача". И при воспоминании о фотографиях "специально в будуарном формате" у меня тоскливо стало на сердце. Вместо будуаров изящных дам в сундуке горничной... Грустно в летнем театре, читатель! Не пропустите: • Влас Михайлович Дорошевич. Сын Сальвини (рассказ) • Влас Михайлович Дорошевич. Герои дня (очерк) • Влас Михайлович Дорошевич. Дисциплинарный батальон (очерк) • Влас Михайлович Дорошевич. Совет Мунэ-Сюлли (очерк) • Влас Михайлович Дорошевич. Демон (очерк) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |