Михаил Леонидович Лозинский и по сей день проходит по ведомству литературы под именем - "знакомый", "друг", "адресат стихов", "секретарь", "переводчик" и так далее. Человек, словно растворившийся в примечаниях и комментариях. А между тем, Лозинский – необходимое звено русской литературы начала ХХ века. Без него Серебряный век неполон.

Земную жизнь пройдя до половины,
Утратив правый путь во тьме долины.
Я очутился в сумрачном лесу…

Эта строчка из "Божественной комедии" как нельзя лучше подходит для иллюстрации жизни одного из самых значительных переводчиков и поэтов Серебряного века Михаила Лозинского.

По Данте, половина жизненного пути – 35 лет. Если прибавить эти цифры к дате его рождения - 1886 год, - то получится 1921. 1921 год!

А вот судьба, словно бы специально, уготовила для него тепличные условия, из уютного кокона которого в обязательном порядке в будущем должен развиться типичный поэт петербургской ноты. Родился Лозинский в Гатчине в дворянской семье, семье присяжного поверенного, "страстного собирателя книг". Его родители дружили с А.Н. Бекетовыми и его дочерьми, а дядя и вовсе был женат на сестре отчима Александра Блока. Так что Блока Лозинский знал еще тогда, когда полуночное светило русской поэзии не было таковым. А потому, видимо, дружбы между ними и не получилось.

Далее биография Лозинского делает невероятный зигзаг в сторону образования, и одно только перечисление учебных заведений может нагнать тоску на нынешнего выпускника Литинститута: в 1904 окончил с золотой медалью 1-ю петербургскую гимназию; занимался в Берлинском университете; закончил юридический факультет Петербургского университета; там же прослушал курс историко-филологического факультета.

И вот с 1911 года блестяще образованный молодой человек, в чьих жилах вместо крови – поэтическое вдохновение, – непременный участник "Цеха поэтов". Он окунается в водоворот поэтической и издательской жизни.

Круг его знакомств – акмеисты, издаваемый ими журнал "Гиперборей", непременным издателем всех десяти номеров которого является тоже он. Кроме этого, Лозинский становится секретарем "Аполлона" Сергея Маковского. Ему посвящает стихи Ахматова, он и сам пишет стихи.

Но…вот тут исследователи его творчества подмечают некую особенность его поэтики. Его стихи с точки зрения формы безупречны, утонченны, но холодны, словно скованные не преодоленным до конца влиянием символизма. Интонационно они близки к Блоку:

Есть в мире музыка безветренных высот,
Есть лютня вещая над сумраком унывным.
Тот опален судьбой, кого настиг черед,
Когда она гудит и ропщет в вихре дивном.

О ком эти строки? Не о нем ли самом?

Пожалуй, только Гумилев разглядел за холодностью Лозинского "значительное и прекрасное". Скорее, из-за дружеских побуждений. Эта дружба с Гумилевым, кстати, аукнется Лозинскому в 1921году, в том самом "сумрачном лесу", когда его арестуют в связи арестом и убийством Гумилева.

Ты не любил, тебе не снился свет,
Единый свет, там, в самом сердце Рая,
Ты созидал многообразный бред,
Эдемский луч дробя и искажая, —
И ты замрешь у непорочных врат,
Как блудный сын, забывший путь назад…

Это стихотворение, посвященное Гумилеву, написано за восемь лет до ареста последнего и его расстрела. Но как оно пророчески точно, словно оклик, как будто пишущий его все предвидит и понимает…

Через три дня его отпустят, но этих дней до конца своей жизни Михаилу Леонидовичу хватит, чтобы понять: настает время, когда говорить своим голосом опасно.

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще…

И он с середины 20-х годов и до конца своих дней будет заниматься только переводами. Но зато какими: Шекспир, Лопе де Вега, Шеридан, Бенвенуто Челлини.

А Кольридж?

Зеленый, тихий уголок в холмах,
Укромный, тихий дол! Безмолвней края
Не оглашала жаворонка песнь.
Повсюду вереск, лишь один откос
Одет, как радостной и пышной ризой,
Всегда цветущим золотистым дроком,
Что распустился буйно; но долина,
Омытая туманами, свежа,
Как поле ржи весной иль юный лен,
Когда сквозь шелк его стеблей прозрачных
Косое солнце льет зеленый свет…

Блистательный Кольридж заговорил на русском благодаря Лозинскому. Не только ему, конечно…

И, конечно же, перу Лозинского принадлежит непревзойденный по мастерству, точности и изяществу перевод "Божественной комедии" Данте. Данте он переводил, будучи уже тяжело больным.

Михаил Леонидович Лозинский уйдет их жизни зимой 1955 года. Он нашел последнее пристанище на знаменитых Литераторских мостках Волкова кладбища тогда еще Ленинграда.

Ни при жизни, ни после Лозинский не стяжал лавров славы своих более известных современников, друзей и возлюбленных. До сих пор не изданы его стихи. Но, видимо, Данте перед смертью подсказал ему, что

Цвет славы – цвет травы: лучом согрета,
Она линяет от того как раз,
Что извлекло ее к сиянью света…

Игорь Михайлов
Женский журнал Суперстиль • 20.07.2016