Старинный верхневолжский городок Кимры считался когда-то «обувной столицей», но обувщиков здесь осталось мало. Теперь его чаще называют «городом художников» - их в Кимрах и окрестностях около ста, а всевозможных народных умельцев – более полутора тысяч. Говорят, геопатогенная зона притягивает… Кто знает?

Хруща в Кимры не тянуло. Об этом городе в 130 км от Москвы и в 1300 - от Одессы он вряд ли когда-то слышал. Попал сюда случайно и на время. Но, как многие «географические» периоды в жизни мэтра, кимрский затянулся на годы, и так оно вышло, что стал последним.

В Москву, по собственным рассказам, Хрущ приехал на выставку Матисса и «задержался» на добрый десяток лет, так и не озаботившись московской пропиской. А за 101-й километр от столицы ему пришлось уехать после того, как новые власти, угрожая чуть ли не уголовным преследованием, потребовали очистить «от живописи и художников» выставочный зал Черемушкинского района, где работал Хрущ со товарищи. Тут - как нельзя кстати – отбыла на ПМЖ в Германию семья знакомых и оставила Валентину добротный кирпичный дом в Кимрах, в обмен на несколько его картин.

Появление Хруща в провинциальном городке в начале 90-х правильнее было бы назвать «явлением». Он был уникален, экзотичен, колоритен: приподнятая в знак приветствия шляпа, шейный платок, «благодарю» вместо «спасибо», галантная манера целовать дамам ручки (а хорошо знакомым дамам – еще и плечико или коленку), «паразитное» словцо «как бы», перемежающее речь…

Заезжая знаменитость вызывала жгучий интерес у поклонников изобразительного искусства. А широта души, с которой он раздаривал свои работы, порождала миф о том, что маэстро не нуждается в деньгах. В какой-то момент в доме появилась хозяйка – женщина с двумя дочерьми, тоже приезжая. Бытовые вопросы решились сами собой. Но средств в семье постоянно не хватало. В нищей Тверской губернии мало кто мог предложить хорошую цену за картины мирового уровня. Да и понимали их далеко не все.

Хрущ много писал. Выставлялся в залах местного театра и дворца культуры, какие-то показы проходили в Москве. «Коричневая» серия – на загрунтованной ткани, «розовая» - королева цветов в различных ипостасях; «жизнь насекомых», нашедшая впоследствии воплощение в деревянных миниатюрах; «Отражение», где в качестве обрамления использовались старые зеркала; «вариации» на мотивы Пикассо, Матисса, Мане, Ван Гога; любимые сюжеты из Ветхого и Нового Завета (Хрущ признавался, что его особенно волнуют две темы – «Искушение» и «Совращение»)…

Девяностые годы были для многих «испытанием на выживание». Люди становились «челноками», перепродавая с наценкой купленные по дешевке вещи. И Хрущ, не выдержав давления гражданской супруги, тоже съездил «за товаром», но только однажды, больше на уговоры не поддавался, искал другие пути для заработка.

Через пару лет столь же внезапно, как и появилась, эта женщина исчезла из Кимр. Говорят, купила квартиру в ближнем Подмосковье. А в доме Хруща остались пустые стены с ободранными обоями. Он сломал перегородки и превратил внутреннее пространство в студию. На вопрос: «Как можно жить в таких аскетичных условиях?» - отвечал: «Что ест человек, когда у него нет холодильника? Свежую пищу». И добавлял: «А когда нет телевизора, у вас не запудрены мозги».

Затянувшийся экономический кризис выбивал почву из-под ног; покупку картин даже обеспеченные люди отложили до лучших времен, а они всё не наступали. Поневоле пришлось «скупее стать в желаньях». Предметы первой необходимости - чай и сигареты. Остальное – как получится. Все тогда считали копейки, но в гости к мэтру старались приходить не с пустыми руками, зная, что у него порой нет даже хлеба. Когда было совсем уже невмочь, он сам навещал знакомых, которые угощали, чем Бог послал.

Должен ли художник быть голодным? Кто-нибудь хочет поспорить на эту тему?

Круг общения Хруща все разрастался. И, увы, не отличался однородностью. «Увы» - потому что наряду с коллегами по цеху, коллекционерами и так называемой «творческой интеллигенцией» нередкими гостями в доме были люди с «городского дна», в буквальном смысле – первые встречные (читай, собутыльники). Лучшее лекарство от безысходности – стакан и собеседник.

В холода в доме лопнули трубы, сломалась канализация. Решить бытовые проблемы своими силами Хрущ не мог, но на помощь пришли друзья. Они поддерживали и словом, и делом. Вернули в дом тепло и воду. Разгоняли бомжей, которых деликатный Валя не мог наутро после попойки выгнать сам. Посодействовали с оформлением документов на дом, с получением Российского гражданства и прописки по месту имеющейся собственности. Сам маэстро всячески избегал официальных инстанций.

Чтобы как-то поправить материальное положение художника, друзья искали заказы. И Хрущ искренне старался сделать «как надо», но получалось всегда что-то другое. Казалось бы, чего проще – изобрази букет в вазе, и чтобы одна роза была сломана. За эту картину богатый предприниматель готов хорошо заплатить. Хрущ рисует вазу, три бутона – трепетные, нежные, а рядом, еле заметно, будто фоном – обнаженное женское тело. Заказчику не подошло...

Сказать, что в Кимрах Хрущ был непонятым и невостребованным, наверное, нельзя. Он участвовал в выставках, о нем писали в газетах. И в частных беседах маэстро не раз говорил, что не чувствует себя «оторванным от мира». Но человеку такого масштаба и творческого потенциала нужна более широкая аудитория.

Его называли «кимрским художником», каковым он ни в коей мере не являлся, а его одесское и московское прошлое воспринималось как нечто далекое, почти мифическое. Валентин так и не стал «своим» в местной художественной тусовке, будучи «как бы со всеми, но отдельно». Однако старался не пропускать выставок в кимрском музее или выставочном зале. Он, несомненно, знал себе цену, но не был снобом. Кое-кто из самодеятельных авторов пребывал в полной убежденности, что рисует «не хуже», и держался с мэтром на равных, а то и пытался давать «профессиональные советы». Иные мастера не гнушались просить краски, или холст, или подрамники, или мольберт, твердо зная, что Хрущ отдаст последнее. И он отдавал, потому что не умел отказывать.

С возрастом все чаще вспоминается молодость. Детские годы, сетование бабушки: «Валя, куда от тебя можно спрятать изюм?!» Родители, которых не знал: «В войну в Одессе было много беженцев-испанцев, может, и я оттуда?» Мечты – стать смотрителем маяка. Любовь на всю жизнь – Врубель с его прозрачными акварелями. Но жить воспоминаниями – удел несчастливых людей. Хрущ таковым не был. «Давайте устроим акцию!» - предлагал он. И всегда находил союзников. Домашние вернисажи. Выставки под открытым небом в соседней Дубне, городе физиков. Сменные экспозиции в помещении редакции кимрской газеты. Творческие встречи с демонстрацией новых работ. Квартирники.

С легкой руки маэстро в октябре 1999-го года в кулуарах книжного магазина стали собираться коллекционеры, музыканты, журналисты, ценители прекрасного во всех его проявлениях. Их неформальное объединение получило шуточное название Клуб любителей монгольской оперы. Кульминацией еженедельных встреч были аукционы и лотереи, на которых разыгрывались живописные работы, чаще всего – Валентина Хруща. Мэтр экспериментировал с материалами, темами, и по наброскам, эскизам, этюдам можно было проследить направление творческой мысли. А импровизации! Иронично, элегантно, непринужденно… Как-то на новогодней вечеринке в Клубе маэстро за несколько секунд изобразил на картонке петуха – символ наступающего года – с помощью… свеклы из салата и окурка сигареты.

В новом веке Хрущу довелось прожить всего пять лет. Дважды за это время он побывал в Одессе. Первое возвращение на родину после двадцатилетнего перерыва было поистине триумфальным. Его встречали как «живую легенду». Друзья предоставили мастерскую для работы, организовали несколько выставок. Мэтр получил приглашение поучаствовать в первом международном Симпозиуме живописи и графики в рамках Независимой европейской инициативы художников, где он оказался единственным представителем от России. Но торжеств по случаю своего 60-летия Хрущ не дождался, потянуло домой, подальше от официоза, и он уехал в Кимры.

Вторая поездка больше напоминала прощание. Неизлечимо больной художник с трудом ходил, тяжело дышал, но очень хотел увидеть море и город, который так ничто и не смогло заменить…

Про Хруща никак не получается говорить в прошедшем времени. Кажется, что Валик опять решил всех удивить и уехал, не прощаясь, чтобы возвратиться с новыми впечатлениями, новыми рассказами. Его детище – Клуб – продолжает встречи по пятницам. И каждый раз не покидает ощущение, что мэтр как всегда опаздывает, но скоро появится с неизменным вопросом: «Ну что, играем?». И достанет новую картину.

Ирина Алексеева
nasledie.dubna.ru 21.11.2010

Фото Василия Рябченко