В Сергее Юрском - поразительное сочетание, казалось бы, несочетаемого, он - сам себе оксюморон, единство несоединимого, горячий снег: ему нравится интеллектуальная драма, а в ответ хочется не столько интеллектуального, сколько эмоционального отклика, когда о его спектаклях принимаются холодно рассуждать, это его как будто даже и обижает. Прирожденный герой-неврастеник, то есть мятущийся интеллигент, он лучше, чем его собратья-"герои", играл людей, уверенных в своей правоте, будь то непревзойденный Бендер из "Золотого теленка" Михаила Швейцера или герой Сергея Юрского из фильма "Место встречи изменить нельзя". Или Фома Опискин, которого играет в Театре имени Моссовета, или даже Жевакин из "Женитьбы", которого сыграл во МХАТе.

Юрский - из тех, о ком думать интересно. Даже неудачный или не самый удачный его спектакль дает пищу для раздумий; он умеет разбередить мысли, растолкать память.

Юрский - из одиночек. Что тому причиной? Детство ли тому виной и длительное, а может, и до сих пор не прошедшее увлечение цирком? Любовь к эстраде и поэтическим вечерам, на которые и сегодня собирается полный Зал Чайковского, чтобы послушать, как ОН читает. Как он понимает, слышит Пушкина или - совсем даже наоборот - Даниила Хармса или Игоря Вацетиса, с которым - из живых - знаком был, кажется, один Юрский. И время от времени открывает ему одному ведомые закрома и извлекает на свет очередную драматическую "провокацию" неведомого автора, наследника не нашего Ионеско и уже упомянутых наших обэриутов.

Любовь к слову привела его однажды к письменному столу, где единственным его партнером стал белый лист бумаги, перед которым Юрский честен, как перед своей совестью. Хотя и назвал одну из недавних книг "Игрою в жизнь", игры - в смысле лукавства - в ней почти не сыщешь, очень много правды, тяжелой правды. В том числе и о театре и о том театре, которому актер отдал лучшие свои годы и в котором, конечно, был счастлив. И - несчастлив тоже. Речь - о Большом драматическом театре имени Горького, о театре Товстоногова.

В Москве Юрского любили не меньше, чем в Ленинграде. Точно не меньше (не сравнить, к примеру, с Дорониной, которую, кажется, и по сию пору в Северной столице любят нежнее и преданней, чем в Первопрестольной). Но ни Тузенбаха, ни Чацкого у него здесь не было. Другие были роли. Здесь ему не мешали ставить то, что ему только заблагорассудится. И играл он где хотел: его фотография украшает стены МХТ имени Чехова, Театра имени Моссовета, "Школы современной пьесы". Жена - выдающаяся актриса Наталья Тенякова - с ним заодно: хочется ему поэкспериментировать с гоголевскими "Игроками", она готова играть "хоть" Аделаиду Ивановну, у Гоголя - всего лишь имя счастливой карточной колоды, вместе с ним отправляется на поиски русского Ионеско и не очень русского Вацетиса...

Короче говоря, ничего из того, что пришлось ему играть в "Железном классе" по пьесе одного известного итальянского драматурга (когда-то Юрский стал первопроходцем качественной новороссийской антрепризы, а десять лет спустя - снова выступил в антрепризе, опровергая ставшее устойчивым представление о том, что ничего хорошего в отечественной антрепризе не может быть): там старики жаловались на непонимание в семье и ставших чужими детей. Свое знакомство герои Юрского и Николая Волкова начинали с "переклички": почки? печень? предстательная железа? Оказывается, что у Бокки-Юрского катаракта. "Так ты слепой?!" - торжествовал Палья-Волков, который только что должен был совершенно поникнуть из-за этой самой вырезанной железы. "Зато у меня свои зубы, свои волосы, - не успокаивался Бокка-Юрский. - Я сплю с женщинами!"

Сам Юрский может много чем похвастаться, дав фору нынешним молодым и зрелым. Он - даже когда не прав (с чем вряд ли согласится) - из уходящего железного класса властителей дум. Тех, которые совестятся, тревожатся, которых всегда можно спросить, что он думает о прошлом и настоящем родины. Потому что он действительно думает. Это и заставляло особенно внимательно следить за тем, что он там говорит и как интонирует - при советской власти, а теперь - что же на самом деле он думает про товарища Сталина, которого накануне юбилея сыграл на сцене театра "Школа современной пьесы".