Ольга Аросева, народная артистка России и всенародно любимая "пани Моника" из знаменитого телекабачка "13 стульев", со стороны кажется сильной, энергичной и благополучной. Но правда лишь то, что она стойкий и в высшей степени целеустремленный человек. Хозяйка собственной судьбы, у которой на рефлексию, сомнения, метания, попросту нет времени.

Трижды за долгую жизнь ей приходилось начинать "с нуля" в невыносимых, крайних, трагических обстоятельствах. Тогда, когда в 1938 году был арестован и расстрелян ее отец - знаменитый революционер, участник Московского восстания, близкий друг Молотова; в 20-е-30-е годы - выдающийся советский дипломат, чрезвычайный посол, руководитель ВОКСа. Ни одного мужчину в своей богатой на привязанности, увлечения и разочарования жизни не любила, не боготворила она так, как отца.

Во второй раз пришлось начинать все сначала, когда в конце 40-х годов, был изгнан из своего уникального Театра комедии в Ленинграде ее Учитель, художник-режиссер, великий Николай Акимов, за которым она, девочка с третьего курса Театрального училища, устремилась из Москвы в неведомый Ленинград, где в стала ведущей молодой актрисой изумительной по составу акимовской труппы.

И в третий раз нужно было собраться с духом, мобилизовать мужество, чтобы, поссорившись с главным режиссером Театра сатиры, талантливым и властным, с таким же трудным характером, как и у самой Аросевой, верным учеником Мейерхольда Валентином Плучеком, около десяти лет не получать ни одной роли. И - не пропасть, выстоять, сохранить себя, утвердиться в новом качестве телевизионной "звезды" и любимицы публики. Она и сегодня любит вспоминать "Кабачок". Отыскав спонсора и режиссера, недавно пыталась его возродить. Не вышло.

"Кабачок" дал ей не только опору, возможность работать, ценимую Аросевой превыше всего, и даже не деньги (в те годы куда большие, чем в драматическом театре). Он дал ей страну, Россию, СССР. С концертными номерами из веселого кабаре, какого нет и в помине на нынешнем, тонущем в пошлости и грязи TV, она изъездила бесконечные расстояния. Была в Казахстане, на БАМе, на Байкале, в воюющем Афганистане, в странах социалистического содружества, особенно часто - в Польше, где стала такой же любимицей, как в отечестве.

Яркая, дерзкая, театрально- эффектная на сцене, актриса абсолютной органики и природного юмора, Аросева работала с выдающейся режиссурой: с Акимовым и Плучеком, с Николаем Петровым и Марком Захаровым, с мейерхольдовцем Эрастом Гариным. В кино - с Фридрихом Эрмлером, Юлием Райзманом, Иосифом Хейфицем, Эльдаром Рязановым... Вместе с тем в ней жила, не исчезала "генная память" о русских актрисах старого, дорежиссерского театра - солистках, гастролершах, неистовых и неутолимых в актерском деле. Недаром, почти единственная из старшего поколения наших актеров, она с легкостью и упоением вошла в пестрый мир сегодняшней театральной антрепризы. Она умеет играть русскую классику: Грибоедова (Хлестова в "Горе от ума"), Островского (Кукушкина в "Доходном месте", Чебоксарова-мать в "Бешеных деньгах"). Огромный пласт ее ролей - роли западноевропейской драматургии. Здесь - "старые испанцы" ("С любовью не шутят" и "Собака на сене" - у Акимова); в Сатире - Бомарше (Марселина - в "Женитьбе Фигаро"), Мопассан (Рашель в "Милом друге"); Шоу (леди Аттеруорд в "Доме, где разбиваются сердца"), Фриш ("Бидерман и поджигатели"), Эдуардо де Филиппо ("Ложь на длинных ногах"), к которому актриса вернулась и сегодня, настояв на постановке "Неаполя - города миллионеров" и исполнив главную роль.

Аросева живописна в этих работах, как живописна вообще - в профессиональном актерском деле и в жизни. Грубоватость, свойскость житейской манеры Аросевой не должны обмануть. В западных ее ролях дает о себе знать начитанность актрисы, ее ум и культура, ее "европейское детство" возле папы - посла в Париже, Праге, Стокгольме. Скуластую, зеленоглазую, празднично красивую Аросеву любили рисовать художники. В чертах совсем еще юной актрисы Николай Акимов почувствовал "утро жизни", прочитал вызов и отвагу, угадал рождавшуюся женскую мягкость. Знаменитый Михаил Ромадин оставил несколько пленительных отроческих ее портретов.

Маяковский и Эрдман, авторы трагической судьбы, многолетней гонимости и бесплодного, опоздавшего, пустого превозношения, не могли миновать Аросеву - актрису Валентина Плучека. Небольшие, не главные свои роли в "Клопе" и "Бане", в "Самоубийце" она играла с наслаждением, как актриса живого чувствования и мощного комедийного, гротескного "наполнения". Арбузов, Катаев, Михалков были ее авторами. Но она играла и массу "пустяков", умея сделать из "литературного хлама" нечто театральное - увлекательное и выразительное.

Старый жанр русского водевиля любим ею, как и формы скетча, театрального обозрения. Первой школой Аросевой (в годы войны) было эстрадно-цирковое училище, а в Сатиру она пришла тогда, когда там работали выдающиеся российские комики: Хенкин, Поль, Кара-Дмитриев, великий и недооцененный Лепко...

Демократка в профессии и в жизни, Аросева любит искусство ясное, увлекательное, доступное людям. (Но вот в суперинтеллектуальной пьесе Бернарда Шоу исполнила же некогда роль леди Аттеруорд - в прихотливой игре аристократического ума, в изощренности холодной, скептической мысли!)

Можно было ожидать, что именно так, гротескно, перенасыщая, сгущая, озорничая, сыграет она одесскую негоциантку - миллионершу мадам Ксидиас в фильме режиссера Полоки "Интервенция". Но "тихие" кинематографические роли актрисы - учительница Райка в "Уроке жизни", Люба в "Берегись автомобиля!" - говорят о том, какую драматическую актрису мы, увы, потеряли или - теряем... Аросева по природе - авантюрна. Потому так тянется к молодежи, к безвестным (пока) театральным гениям. Ее последние работы - "Афинские вечера", новая, предъюбилейная премьера в Театре сатиры "Мадлен и Моисей" сделаны с молодыми - Николаем Чиндяйкиным, Валерием Саркисовым. До сих пор она тяжело переживает безвременную гибель сверходаренного актера и режиссера Театра сатиры Михаила Зонненштраля, в которого поверила первой. Она свято чтит светлую память своих партнеров и друзей - Анатолия Папанова, Андрея Миронова, Бориса Рунге.

На даче, на природе она другая, чем в шумной театральной Москве. А может быть, именно там она - самая настоящая Аросева.