Пантеист и пифагореец, человек, искавший не природу в Боге, а Бога в природе, Джордано Бруно, конечно, не укладывался в рамки средневековой теологии. А поскольку прикладным выражением теологии была инквизиция, то финал жизни вольного философа закономерен. После изгнания и многих лет странствий по Франции, Англии и Германии возвращение в Италию (куда его заманили хитростью) привело к обвинению в ереси, и тюремному заключению. Восемь лет в застенках инквизиции, затем суд.

На суде Бруно всячески убеждали отречься от заблуждений, ведь, отстаивая свои взгляды, он рискует жизнью. Ответы Бруно были просты и величавы: "Есть люди, у которых любовь к Божественной воле так велика, что их не могут поколебать никакие угрозы или застращивания... Смерть в одном столетии делает мыслителя бессмертным для будущих веков".

Приговор вольнодумцу был максимально суров: смерть на костре. И опять Бруно спокоен и величав: "Вы произносите этот приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю". И даже после приговора у Бруно была возможность купить жизнь ценою отречения. Но он не стал торговаться. "Я умираю мучеником добровольно..."

17 февраля 1600 года на одной из площадей Рима приготовили все необходимое для огромного костра. Под звон колоколов и крики черни на площадь ступила торжественная процессия. Впереди служка нес кроваво-красное знамя, следом с пением молитв шли священники в парадных одеяниях. В центре процессии - осужденный. Он идет медленно, звеня цепями, которыми закованы руки и ноги. Невозможно сейчас проникнуть в его мысли, но очевидцы отмечают бледность и спокойствие, неземную отрешенность на его усталом лице.

Джордано Бруно размеренно поднимается по ступенькам эшафота и смотрит на небо, пока палачи привязывают его цепью к столбу. Порыв ветра пошевелил его каштановые волосы, опустил прядь на глаза, но поднять руки Бруно не может. Он слегка наклоняет голову, чтобы все-таки видеть мир в свои последние минуты...

В Риме уже весна. Чуден аромат пробужденной земли и нежен блеск весеннего неба. Стоила ли всего этого уверенность в своей правоте? Инквизиторы с жадностью вглядываются в лицо осужденного: не дрогнет ли он в последнее мгновенье, не запросит ли пощады, не покается ли? Бруно молчит. Ни звука не раздается из его груди, пока внизу разжигают огонь. Один из палачей остервенело высекает искру, и наконец, ему удается запалить стружку. Взвившееся пламя почти мгновенно охватывает неуклюже сколоченный помост и столб с прикованной к нему плотью.