Есть в духовном движении отечественной культуры имена, которые приобрели вполне символическое значение как образное выражение ее величия и самобытности и на которые не могут, не смеют покуситься даже самые ретивые "реформаторы", отрицающие все и вся, стремящиеся представить уходящий в прошлое двадцатый век как сплошной мрак и безвременье, как "черную дыру" в космосе бытия России. Можно и нужно почитать великим счастьем, если ты имеешь право не только перечислять их в традиционно - хрестоматийном списке, но и вспоминать об удивительных мгновениях личного общения с ними. И, конечно, отнюдь не для умножения изобильной мемуарной литературы, но для познания тайн неистребимой мощи гения русского народа.

Без сомнения, каждый из нас признает, что Леонид Утесов занимает достойное место в этом списке как действительно первый общенародный бард, авторская трактовка которым популярных песен запала в сердце предвоенных поколений и сформировала их мироощущение, а затем - подвигнула на титаническое противоборство с самой зловещей в истории человечества фашистской машиной истребления. Мои современники прекрасно помнят, что уникальную джазовую культуру принес на эстраду именно Леонид Утесов, вопреки всем сложностям, всегда подстерегающим на пути творческого новаторства людей неординарных и прокладывающих свою магистраль в искусстве. Не преувеличу, если скажу, что фольклорная по значимости песенная стихия Утесова и изысканный вкус его дерзких, порою - ошеломляющих джазовых интерпретаций стали негласным эталоном эстетического совершенства и безупречности стилевых решений.

Легенда для всех, он был вместе с тем и интимной легендой моей семьи. Дело в том, что еще в 1917 году кинорежиссер Александр Разумный снимал при поддержке Севастопольского Совета рабочих и солдатских депутатов первый в истории кинематографа России фильм о революционном движении масс - "Жизнь и смерть лейтенанта Шмидта", где роль адвоката Зарудного стала дебютом в кино Леонида Утесова. Хорошо помню, как через пятьдесят лет он сам с увлечением рассказал об этом событии миллионам телезрителей. А дальше, в романтической круговерти первых лет революции, всколыхнувшей поистине вулканические силы молодой творческой интеллигенции, уникально талантливой и преисполненной самых возвышенных утопических идеалов, жизнь вновь свела Леонида Утесова и Александра Разумного на подмостках созданного последним Теревсата - Театра революционной сатиры, где с органичным для революционной поры пафосом выступали мастера кино, эстрады, театра. "Московский Комитет партии,- пишет в книге "У истоков" Александр Разумный,- вскоре помог Теревсату получить и постоянное помещение - бывшего театра оперетты Потопчиной /где теперь находится театр имени В.Маяковского/. Сразу же наряду с гастрольными коллективами начал работать и стационар. Его "подкрепили" такие замечательные артисты, как Леонид Утесов, Григорий Ярон, композитор И.Дунаевский и другие".

Наверное, эти исторические штрихи помогут читателю понять, что когда отец пригласил меня , только что снявшего военную форму,посетить в первый послепобедный 1945 год мастерскую выдающегося русского живописца и его земляка Александра Осмеркина в общежитии "Вхутемаса" на Мясницкой, а там уже находился Леонид Утесов, я отнюдь не был удивлен. И был вскоре весьма своеобразно наказан за неумение осмыслить, с кем мне довелось в те часы оказаться рядом. Александр Осмеркин, "прощупав" мои познания в поэзии Шиллера и Гете, вдруг вполне неожиданно высказал активное неприятие Пушкина как поэтического гения. Надо ли говорить, что его эскапада вызвала мои вполне традиционые и полагаю - наивные возражения, на что мудрый мастер отвечал с улыбкой весьма своеобразно - читал без перерыва стих за стихом поэта, а затем как - то незаметно и органично перешел на "Евгения Онегина", сопровождая выразительное и в то же время предельно сдержанное чтение глав нарастающими критическими репликами о просчетах в пушкинском стихосложении, скрытый юмор которых мне в ту пору не дано было познать. Из полушокового состояния меня вывел Леонид Осипович Утесов, неожиданно подсевший к видавшему виды фортепиано и вдруг, улыбнувшись вполне в стилистике бессмертных "Веселых ребят", запевший в традиционно - русском романсовом стиле, не педалируя, мягко и задушевно, пушкинские лирические произведения,написанные на Юге. Александр Осмеркин непрерывно ему подпевал, а затем вновь и вновь декламировал стихотворения любимого поэта, останавливаясь лишь тогда, когда начинал звучать неповторимый голос Утесова. Не знаю, довелось ли кому - нибудь слушать такого Утесова, но до сих пор убежден, что счастливый случай дал мне возможность приобщиться к мистерии великого и задушевного, органичного творчества.

Органичность самой природы - вот, пожалуй, то искомое слово, которое помогает понять очень и очень многое в безгранично многоплановом творчестве Леонида Утесова, далеко еще не раскрытом нами, его современниками и почитателями. Вспоминаю в этой связи многие выступления - уже в качестве лектора по проблемам эстетики перед знаменитым коллективом джазоркестра, созданного Леонидом Утесовым еще в 1928 году, но так и не получившего его имени. Они проходили в самых неожиданных местах - в Клубе автомобилистов на Новорязанской улице, в Доме культуры Академии им. Н.Е.Жуковского на Красноармейской улице, в клубе фабрики "Вымпел" по соседству со стадионом "Динамо", и конечно же - в постоянном прибежище творческой интеллигенции -в Центральном доме работников искусств, ибо, как это не парадоксально, уникальный музыкальный коллектив мирового класса так и не получил постоянного пристанища в Москве.

Всегда и неизменно, в любой обстановке и в любое время первые минуты общения были скрытым ожиданием встречи с лихими оркестрантами утесовского джаза из "Веселых ребят", и столь же неизменно я оказывался в интеллектуально - насыщенной атмосфере общения с интеллигентами в высшем, чистом значении слова. Не скрою - именно поэтому провел не одну бессонную ночь, репетируя те или иные теоретические экспромты. И если дискуссии проходили удачно и плодотворно, вне любых элементов казенщины, то секрет успеха был прост. После каждой беседы ко мне подходил Леонид Осипович Утесов и необычайно деликатно /а с позиции моего современного мировосприятия - вполне по - отцовски/ предлагал неординарную, ошеломляюще - неожиданную тему для следующей встречи. Помню лишь некоторые из тем, тогда напрочь лишавших меня неизбежного для молодости философского самомнения : "музыкальный гротеск", "алогизм понятия "легкая музыка", "кинематограф и музыкальное мышление двадцатого века". И столь же отчетливо помню, что неизменным итогом любой подобной незабываемой беседы для меня было выражение всегда немного грустных глаз великого музыканта, в таинственной глубине которых высвечивалась магическая сила всесильного юмора. И еще - доброта человека вулканического темперамента и предельной сдержанности, проявлявшаяся всегда и во всем - и в минуты триумфа, и в годы тяжелейших нравственных испытаний.

Действенная доброта Леонида Утесова, которого никогда и ничто не могло сломать, свернуть с пути истинной человечности, достаточно подробно охарактеризована в обширной литературе, созданной близкими ему по творчеству людьми. Могу добавить к ней лишь один мало кому ведомый штрих, приобретающий ныне, в условиях тотального разрушения самых элементарных человеческих ценностей, которые всегда были святынями России, особый духовный смысл.

Дочь Леонида Утесова - Эдит, которую он любил трепетно и самозабвенно, в которой чаял найти соратника на эстраде, неожиданно бросила все, став затворницей у постели безнадежно больного, практически полностью парализованного мужа. Удивительно красивый, я бы даже сказал - обаятельный мужчина, любимый в наших кинематографических кругах режиссер, был обречен на многие годы медленного умирания. И все эти годы рядом с дочерью, вопреки невыразимым нравственным и бытовым тяготам, был Леонид Утесов. Хотел бы я хоть на миг увидеть вновь его глаза, если бы он узнал о судьбах наших десятков тысяч брошенных стариков и умирающих родственников, для которых даже нынешнее подобие богодельни является пределом последних жизненных мечтаний. Встречаясь в той или иной обстановке с ним, прежде всего слышал о здоровье Альберта, о вере всех близких ему людей в чудо исцеления. Конечно, оно было немыслимо, но реальностью духовной истории России стало чудо человечности, имя которому - Леонид Утесов.