Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Новости

Михаил Булгаков (Mikhail Bulgakov). Мастер и его великий роман


100 лет со дня рождения Булгакова
Биография Булгакова
Афоризмы Булгакова
Три возраста любви
Смерть Булгакова
Мастер - жизнь вне компромисса
Опыт реконструкции
Погребённый под романом
Фотографии Булгакова
Дописать раньше, чем умереть
Последняя любовь Михаила Булгакова
Произведения
Мастер и биография
Проклятая рукопись
Новости
Русские писатели
Биографии писателей
Люди с фотографиями
Тельцы (по знаку зодиака)
Знаменитые Михаилы
Кто родился в Год Кролика

Добавить отзыв о человеке

Булгаковский роман вошел в нашу жизнь сорок лет назад сразу и навсегда. Мгновенно зачитанные номера журнала «Москва» — 11-й за 1966 год и 1-й за 1967-й — передавались из рук в руки, и каждому счастливцу дышала в затылок нетерпеливая читательская очередь. Мы спрашивали друг у друга: «Прочел?», и не надо было уточнять, что именно. Вся огромная страна одновременно читала одну и ту же книгу — «Мастера и Маргариту»...

Это было что-то невиданное — как экзотичный заморский фрукт на убогих прилавках советских продмагов. И в то же время — безоговорочно наше, русское, с массой узнаваемых реалий. Новым был лишь взгляд автора — умный, ироничный, способный высветить такие глубины бытия и метафизики, о которых мы и не подозревали.

Для большинства советских людей, библейская эрудиция которых мало отличалась от познаний поэта Ивана Бездомного, евангелические сюжеты в вольном пересказе Михаила Булгакова стали первым прикосновением к Священной истории. Что из того, что это был апокриф? Завороженные рассказом о суровом прокураторе Иудеи Понтии Пилате, с плеч которого ниспадал белый плащ с красным подбоем, и Иешуа Га-Ноцри, нещадно избитом, но продолжающем утверждать, что злых людей на свете нет, самые любознательные читатели добрались и до Нового Завета. В результате в броне государственного атеизма появилась первая паутина трещин.

А кто до Булгакова так говорил о любви, вспыхнувшей при первом случайном взгляде? «Любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила сразу обоих...» Булгаковские образы и афоризмы мгновенно разлетелись по стране: «Квартирный вопрос их испортил», «Подумаешь, бином Ньютона!», «Осетрина второй свежести», «Рукописи не горят»... Или поразительно смешная фраза, которой кот Бегемот встретил проникшую в нехорошую квартиру компанию мужчин, одетых в штатское: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус».

Я захохотал, как сумасшедший, прочитав это в первый раз, и до сих пор хохочу, когда перечитываю. Просто азбука смеха — можно разбирать по членам предложения, чтобы учиться писать, как сказал Чехов про прозу Лермонтова. Только этому не научишься...

Роман «Мастер и Маргарита», который сам Булгаков считал своей главной книгой, вышел в свет только через 28 лет и 9 месяцев после того, как смертельно больной писатель в последний раз прикоснулся к своей рукописи. Произошло это 13 февраля 1940 года, за 25 дней до смерти. Пробить публикацию Константину Симонову, возглавлявшему комиссию по литературному наследию Булгакова, удалось лишь во время хрущевской оттепели. Чтобы притупить бдительность партийных идеологов, он в предисловии подчеркнул, что «главным полем для сатирических наблюдений Булгакова послужила московская обывательская, в том числе окололитературная и околотеатральная среда конца 20-х годов, с ее, как тогда говорили, «отрыжками нэпа». И слегка пожурил автора за «ограниченный взгляд на современность».

Этих слов фанаты Булгакова не простили Симонову до сих пор. И это несправедливо — он очень многое сделал для того, чтобы сорвать цензурные пломбы с творчества одного из самых ярких и мужественных российских писателей. Ради этого пришлось пойти на компромисс. В журнальной публикации «Мастера и Маргариты» из романа было вырезано 35 страниц плотного, через один интервал машинописного текста. Как ни странно, через год все изъятые куски официально — через «Международную книгу» — были переданы зарубежным издательствам. По-видимому, это должно было продемонстрировать открытость советского общества, однако на само общество она не распространялась — там снова лязгнул замок.

Так и получилось, что на Западе роман Булгакова, переведенный на многие языки, выходил в полном объеме, а на родине автора его до 1973 года читали в изувеченном виде. Но наши люди научились обходить цензурные запреты: в «самиздате» скоро появилась перепечатка вырезанных фрагментов, и их стали вклеивать в журнальные экземпляры. Некоторые книголюбы ухитрялись перепечатывать роман на машинке, а то и переписывали от руки, словно эпоха Гутенберга еще не наступила. Воланд предсказал Мастеру, что его роман еще принесет автору сюрпризы. И драматическая история книги, о которой Булгаков говорил: «мой последний, закатный роман», это подтвердила. Книга была странным, почти мистическим образом связана с судьбой писателя и, несомненно, влияла на нее.

«Дописать раньше, чем умереть!» — вывел Булгаков на рукописи, словно принося клятву, и выполнил ее. Так же, как Маргарита — Елена Сергеевна Булгакова. Когда ее муж, умиравший в страшных мучениях, был уже в бреду, она сказала: «Я даю тебе честное слово, что перепишу роман, что я подам его, тебя будут печатать!» В тетради, фиксировавшей развитие болезни, которую Елена Сергеевна завела по желанию мужа, врача по образованию, сказано: «А он слушал, довольно осмысленно и внимательно, и потом сказал: «Чтобы знали... Чтобы знали».

Мы узнали.

На одной из последних своих фотографий, на которой писатель снят в меховой шапке и черных очках (в это время ему уже было больно смотреть на свет), он написал: «Тебе одной, моя подруга, подписываю этот снимок. Не грусти, что на нем черные глаза: они всегда обладали способностью отличать правду от неправды».

Жизнь Булгакова свидетельствует: он во всех случаях говорил правду и только правду. Ничего кроме правды. Октябрьская революция застала его в Киеве, и он никогда не скрывал, что не принял ее. Однако после трудных раздумий и колебаний в 1921 году решил остаться в России, хотя в своем дневнике, названном автором «Под пятой», написал: «Дикий мы, темный, несчастный народ».

Два его брата выбрали иную судьбу — эмигрировали вместе с частями Добровольческой армии, осели во Франции. Николай, средний брат, стал известным бактериологом, а у младшего — Ивана — жизнь сложилась менее удачно: он был солистом-балалаечником в одном из русских ресторанов Парижа.

22 сентября 1926 года, накануне генеральной репетиции «Дней Турбиных» во МХАТе, Булгакова вызвали на допрос в ОГПУ. До этого чекисты проделали большую подготовительную работу. 7 мая на квартире писателя был произведен обыск, во время которого были изъяты машинописная рукопись «Собачьего сердца» и три тетради дневников, «являющихся для меня, — как выразился в своем заявлении-протесте писатель, — очень ценным интимным материалом».

«Собачье сердце» ему по настоянию Горького все же вернули — через два года, а дневники задержались в архивах Лубянки до самой «перестройки». Позже выяснилось, что некоторые члены Политбюро, включая Сталина и Молотова, с интересом листали дневники Булгакова. Они действительно были очень личными. Можно представить себе, с каким хохотком читали кремлевские вожди, такие, к примеру, строки, посвященные второй жене писателя Л.Е.Белозерской (начало 1925-го): «Ужасное состояние: все больше влюбляюсь в свою жену. Так обидно — 10 лет открещивался от своего... Баба как баба. А теперь унижаюсь даже до легкой ревности. Чем-то мила и сладка. И толстая...»

Не думаю, что подобная информация существенно обогатила досье, заведенное на писателя в Лубянке. Но это вывело его из равновесия, а значит, цель была достигнута. Больше Булгаков дневников не вел. Позднее он попросил делать записи Елену Сергеевну, свою третью жену, а иногда и сам диктовал ей. В 2001 году все эти материалы вошли в книгу «Дневник Мастера и Маргариты», бесценный документ для исследователей и всех, кто любит Булгакова.

Но вернемся к допросу, которому был подвергнут в ОГПУ писатель; похоже, таким образом с ним попытался разделаться перед премьерой кто-то из его многочисленных врагов. Чекистам, надо думать, не часто приходилось сталкиваться со столь смелыми высказываниями. Вот некоторые выдержки из «Показаний по существу дела»:

«Мои симпатии были всецело на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением... На крестьянские темы я писать не могу, потому что деревню не люблю... Из рабочего быта мне писать трудно, я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но все-таки знаю не очень хорошо. Да и интересуюсь им мало... Я остро интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги... Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порой, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги».

Булгакову предложили указать фамилии лиц, присутствовавших на заседаниях кружка «Зеленая лампа», когда он читал запрещенное «Собачье сердце». Он ответил: «Отказываюсь по соображениям этического порядка».

Далеко не все литераторы, попадавшие в ОГПУ, вели себя столь независимо. Обвинять никого не хочу, просто сопоставляю. Осип Мандельштам, например, во время первого ареста в 1934 году назвал людей, которым он читал свои антисталинские стихи («Мы живем, под собою не чуя страны»). По счастью, это не имело роковых последствий — «сверху» поступило указание: «Изолировать, но сохранить». Мандельштам на этот раз отделался «безобидной» ссылкой в Воронеж, а слушателей не тронули. С поэтом власть разобралась с небольшой отсрочкой — в 1938 году он умер от тифа в лагерной бане...

А «Турбины» — единственная пьеса, в которой белый лагерь был показан не карикатурно, а с нескрываемой симпатией — имели оглушительный успех. За первый сезон (1926/1927) спектакль прошел 108 раз — больше, чем любой другой в московских театрах. Однако чем большим был зрительский успех, тем яростнее нападала на Булгакова критика. Михаил Афанасьевич завел три альбома, в которые он наклеивал посвященные ему наиболее злобные статьи. Драматург Владимир Киршон изобрел новое ругательство, что при богатстве русской бранной лексики сделать непросто: «Если в деревне, кроме кулаков, имеются и подкулачники, то в искусстве, кроме Булгаковых, имеются подбулгачники». А критики О.Литовский и А.Орлинский выдвинули лозунг: «Дать отпор булгаковщине!» (в «Мастере и Маргарите» их двойником является критик Латунский, потрясавший лозунгом «Ударим по пилатчине!»).

Начитавшись таких статей, Булгаков написал своему другу и биографу П.С.Попову: «Когда сто лет назад командора нашего русского ордена писателей (так он называл Пушкина — Прим. авт.) пристрелили, на теле его нашли тяжелую пистолетную рану. Когда через сто лет будут раздевать одного из потомков перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И все на спине. Меняется оружие!»

6 сентября 1933 года «Дни Турбиных» пожелал посмотреть находившийся в Москве премьер-министр Франции Эдуар Эррио. Вместе с ним был наркоминдел СССР Максим Литвинов. Француз пришел в восторг от спектакля и после первого акта попросил, чтобы его познакомили с автором. Немирович-Данченко вытащил Булгакова из ложи. «А вот и автор пьесы», — сказал Владимир Иванович гостю, но так, чтобы слышала и публика. Зал ответил овацией. Подошел переводчик, но Булгакову, знавшему французский, он не понадобился.

Эррио поинтересовался, как писатель работал над пьесой — по документам? Булгаков сказал: нет, по личным впечатлениям. Потом француз спросил, бывал ли его собеседник за границей. Тот ответил: «Jamais» (Никогда). «Mais pourquoi?!» (Но почему?) — поразился премьер. «Нужны приглашение, а также разрешение Советского правительства», — объяснил Булгаков. «Так я вас приглашаю!» — сказал Эррио. Литвинов слушал разговор с натянутой улыбкой, но тут раздался спасительный звонок — начинался второй акт.

«Может быть, я сделал политическую ошибку, что представил вас публике?» — задумчиво сказал Немирович писателю. Булгаков был невыездным — власти держали его на привязи. В 1925 году обосновавшийся на Капри Горький писал Всеволоду Иванову: «Очень хочется мне вытащить Вас и Федина сюда. Да еще бы Зощенко. Да Булгакова. Посидели бы мы тут на теплых камнях у моря, поговорили бы о разном». Прекраснодушный проект остался в рамках жанра «Сказки об Италии» (был у Горького цикл с таким названием).

А Булгакову, человеку европейски образованному, очень хотелось убедиться, что мир не ограничивается пределами страны, которую на политической карте принято заливать красной краской. «Я исступленно хочу видеть хоть на краткий срок иные страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю», — писал он В.В. Вересаеву. С горьким сарказмом рассказывал писатель о встрече с более удачливым коллегой, побывавшим за границей: «На голове берет с коротеньким хвостиком. Ничего кроме хвостика не вывез! Впечатление такое, как будто он проспал месяца два, затем берет купил и приехал. Ни строки, ни фразы, ни мысли!»

У Булгакова заграница вызывала прежде всего профессиональный, писательский интерес. И невозможность его удовлетворить угнетала. Когда Александр Афиногенов, ревновавший к славе Булгакова, стал учить его, как надо «исправить» вторую часть пьесы «Бег», и снисходительно объяснил, что «эмигранты не такие», он резко ответил: «Это вовсе пьеса не об эмигрантах... Я эмиграцию не знаю, я искусственно ослеплен».

Особенно его привлекали два города — Париж и Рим, с которыми он ощущал духовную связь и не раз рисовал в воображении встречу с ними: «Париж! Памятник Мольеру... здравствуйте, господин Мольер, я о Вас и книгу, и пьесу сочинил; Рим! — здравствуйте, Николай Васильевич, не сердитесь, я Ваши «Мертвые души» в пьесу превратил».

Беря в руки перо, Булгаков стремился к абсолютной точности. Книга «Жизнь господина де Мольера» открывается и заканчивается описанием его памятника в Париже, о котором рассказано с такой пластической выразительностью, что, кажется, автор долго стоял у его подножия. Но Булгаков увидел его лишь глазами брата. Письмо, в котором он просит Николая рассказать об этой скульптурной композиции, помогает заглянуть в лабораторию Мастера. Вот перечень его вопросов: «Материал, цвет статуи Мольера. Материал, цвет женщин у подножья. Течет ли вода в этом фонтане (львиные головы внизу). Название места (улиц, перекрестка в наше время, куда лицом обращен Мольер, на какое здание он смотрит)».

Книга о Мольере заканчивается словами, которые нельзя читать без горечи: «Это он — королевский комедиант с бронзовыми бантами на башмаках! И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет».

В судьбе Булгакова есть немало перекличек с Мольером, которого он называл «мой бедный и окровавленный мастер». И это безошибочно подметил в своей справке, пересланной Сталину и Молотову, председатель Комитета по делам искусств П.М.Керженцев: Булгаков «хочет вызвать у зрителя аналогию между положением писателя при диктатуре пролетариата и при «бессудной тирании» Людовика XIV».

В подтверждение автор доноса приводит полный отчаяния монолог Мольера: «Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави... И вот все-таки раздавил... Я, быть может, мало вам льстил? Ваше величество, где же вы найдете такого другого блюдолиза, как Мольер? Что я должен сделать, чтобы доказать, что я червь?». И сразу без паузы — вопль: «Ненавижу бессудную тиранию!» Бдительная цензура исправила на «королевскую»...

Символично, что в фильме, снятом по булгаковской «Кабале святош» в 60-е годы, этот монолог произносил Юрий Любимов. Он, как и Булгаков, отказывался лизать шпоры власти, и тем острее, глубже, дробя кости, они в них вонзались!

Пьеса о Мольере, над которой Булгаков работал 7 лет, четыре с половиной года из которых ушли на мучительные репетиции, была показана всего 7 раз. Все спектакли прошли с аншлагом, но его сняли из афиши. О том, как тяжело переживал это писатель, свидетельствует отчет одного из приставленных к нему агентов: «Сам Булгаков сейчас находится в очень подавленном состоянии (у него вновь усилилась его боязнь ходить по улице одному, хотя внешне он старается ее скрыть)... Возможно, что тактичный разговор в ЦК партии мог бы побудить его сейчас отказаться от его постоянной темы — противопоставления свободного творчества писателя и насилия со стороны власти, темы, которой он в большой мере обязан своему провинциализму и оторванности от большого русла текущей жизни».

Неплохой слог для шпика, однако. Это же явно писал Алоизий Могарыч, один из героев булгаковского романа. Неверный друг Мастера обладал удивительной особенностью: он с потрясающей точностью предсказывал все замечания, которые выскажет редактор в адрес его романа — сто попаданий из ста! Да и как не попасть, когда сам пишешь доносы с подсказкой...

В архиве Булгакова хранился уникальный документ — справка, выданная ему в декабре 1929 года руководством Драмсоюза для предоставления в фининспекцию. Она удостоверяла, что все пьесы Булгакова — «Дни Турбиных», «Багровый остров», «Бег» — «запрещены к публичному исполнению». Теперь этот список пополнила четвертая пьеса — о Мольере. Это означало, что налоги взыскивать не с чего. Правда, оставался открытым вопрос — на что жить?

А тем временем пьесы и повести Булгакова без его ведома печатались на Западе, приносили доходы, к которым у него не было доступа. СССР не присоединился к муждународной конвенции о защите авторских прав, и это помогало ловким дельцам его обирать. «Совершенно трезво сознаю: корабль мой тонет, вода идет ко мне на мостик. Нужно мужественно тонуть», — писал он брату Николаю в Париж.

В этой отчаянной ситуации он пошел на отчаянный шаг — 28 марта 1930 года написал письмо Правительству СССР, самое странное и дерзкое из всех, которые когда-либо получал Кремль. Булгаков писал, что раздающиеся со всех сторон голоса подают ему один и тот же совет «сочинить «коммунистическую пьесу», а заодно отказаться от прежних взглядов и заверить, что отныне он будет работать «как преданный идее коммунизма писатель-попутчик». На взгляд автора это было бы «неопрятным и к тому же наивным политическим курбетом. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет». Получив же «аттестат белогвардейца-врага», можно считать себя «конченным человеком в СССР».

Вывод был набран заглавными буквами: «Я ПРОШУ ПРАВИТЕЛЬСТВО СССР ПРИКАЗАТЬ МНЕ В СРОЧНОМ ПОРЯДКЕ ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ СССР В СОПРОВОЖДЕНИИ СВОЕЙ ЖЕНЫ...».

18 апреля в квартире Булгаковых раздался телефонный звонок. В трубке сказали: «Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин...»

Отношения Булгакова со Сталиным — это особая, сложная и отчасти тоже мистическая тема. Можно сказать, что применительно к Мастеру вождь реализовал мечту Маяковского, который, как известно, высказал пожелание: «чтоб к штыку приравняли перо. С чугуном чтоб и с выделкой стали о работе стихов от Политбюро делал доклады Сталин». Не знаю, как обстояло дело со стихами, но по произведениям Булгакова Политбюро ЦК ВКП(б) принимало решения семь раз. Что его, в общем-то, и погубило. Лучшим в партийных верхах специалистом по творчеству Булгакова был, безусловно, Сталин. Спектакль «Дни Турбиных» во МХАТе он смотрел не меньше 15 раз. Особенно нравился ему в роли Алексея Турбина Хмелев. Николай Павлович рассказал Булгакову, что Сталин, любивший беседовать с актерами, как-то сказал ему: «Хорошо играете. Мне даже снятся ваши черные усики в этой роли. Забыть не могу».

Попробуйте это вообразить: усатый коммунистический вождь видит во сне усики белогвардейского полковника, и тот ему в какой-то мере симпатичен. Чистый Фрейд...

Голос в трубке с сильным грузинским акцентом сказал: «Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь... А может быть, вас правда отпустить за границу? Мы вам очень надоели?..»

Булгаков до последних минут своей жизни будет мысленно возвращаться к этому разговору и казнить себя за то, что не то сказал, не так ответил. В истории его болезни от 6 марта, за четыре дня до смерти, записано, что Михаил Афанасьевич, проснувшись в 12.30 ночи, был очень возбужден, порывался идти куда-то и несколько раз повторил: «Я разговор перед Сталиным не могу вести... разговор не могу вести...»

Это был какой-то морок. Булгаков, боявшийся толпы, однажды специально пошел на демонстрацию, чтобы увидеть на Мавзолее человека, загадку которого пытался разгадать. Для этого же он, возможно, взялся и за пьесу о молодом Сталине, которая его добила. Михаил Афанасьевич не побоялся написать роман о Дьяволе. Но разве Воланд — Дьявол? Почти гуманист, в духе Мефистофеля, который в «Фаусте» говорит, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Тот, что сидел в Кремле, был куда страшнее.

Сталин точно знал, для чего ему нужен Булгаков. Отвечая на письмо драматурга В.Билль-Белоцерковского, требовавшего снять мхатовский спектакль «Дни Турбиных», он взял автора под защиту. «Не забудьте, — написал Сталин, — что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: «Если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, — значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь». «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма. Конечно, автор ни в коей мере «не повинен» в этой демонстрации».

Кроме того, кремлевский вождь, любивший театр, мог получать и чисто эстетическое удовольствие от блистательной пьесы Булгакова. И кое-что он драматургу подбросил — вернул на мхатовскую сцену снятых «Турбиных», дал указание, чтобы автора взяли в штат театра режиссером, как того хотел сам Булгаков. Но за границу так и не выпустил...

В 1939 году Михаил Афанасьевич совершил роковую ошибку — стал работать над пьесой о молодом Сталине. И работа его увлекла — без этого он за нее бы не взялся. Никакого глянца, благоговения в пьесе нет. Есть юмор, колоритные детали и честная попытка проследить зарождение лидерских качеств в никому не известном семинаристе.

27 июля во МХАТе состоялась читка пьесы. «Сдушали замечательно, — пишет Елена Сергеевна, — после чтения очень долго, стоя, аплодировали». Решили поставить к 21 декабря, к дню рождения вождя. Вокруг пьесы сразу начался ажиотаж. В комитете по делам искусств решили, что играть ее должна вся страна. В Тифлис и Батум для изучения материала снарядили экспедицию во главе с Булгаковым. Сам он прикидывал, какие архивы ему понадобятся. Ехали весело, с женами, с вином, и вдруг в Серпухове в коридоре голос: «Где здесь бухгалтер?» «Это меня», — мгновенно догадался Булгаков. Почтальонша вручила молнию: «Надобность поездки отпала возвращайтесь Москву». В войну так читали похоронки...

Автору объяснили: «наверху» мнение — нельзя такое лицо, как И.В.Сталин, делать романтическим героем, нельзя ставить его в выдуманные положения и вкладывать в уста выдуманные слова. Пьесу не ставить, не публиковать...

У Булгакова развилась тяжелая болезнь, от которой он так и не оправился. Распознали ее не сразу: нефросклероз, случай безнадежный. 10 марта Елена Сергеевна сделала последнюю запись в тетрадке: «16 ч. 39 м. Миша умер».

Был звонок из секретариата Сталина. Спросили: «Правда, что умер товарищ Булгаков?» — «Да». Трубку молча положили.


Валерий Джалагония
"ЭХО планеты" ИТАР-ТАСС 2006


Добавить комментарий к статье


Добавить отзыв о человеке    Отзывов пока нет.


Последние новости

2022-12-06. На наследников Булгакова подали в суд за продажу прав на «Мастера и Маргариту»
Кинокомпания «Марс Медиа Энтертейнмент» подала в суд на наследников российского писателя Михаила Булгакова. Об этом сообщается в Telegram-канале Mash.

2022-09-01. Названа самая популярная из школьной программы книга у россиян
Роман «Мастер и Маргарита» писателя Михаила Булгакова назван самой популярной книгой у россиян из школьной программы. Об этом сообщает ТАСС со ссылкой на исследование издательства «Эксмо».

2021-07-06. В Москве начали снимать новый фильм по мотивам «Мастера и Маргариты» Булгакова
В Москве начали снимать новый фильм по мотивам романа российского писателя Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Кадрами с киноплощадки поделилась исполнительница главной роли актриса Юлия Снигирь в Instagram.





100 лет со дня рождения Булгакова
Биография Булгакова
Афоризмы Булгакова
Три возраста любви
Смерть Булгакова
Мастер - жизнь вне компромисса
Опыт реконструкции
Погребённый под романом
Фотографии Булгакова
Дописать раньше, чем умереть
Последняя любовь Михаила Булгакова
Произведения
Мастер и биография
Проклятая рукопись
Новости
Русские писатели
Биографии писателей
Люди с фотографиями
Тельцы (по знаку зодиака)
Знаменитые Михаилы
Кто родился в Год Кролика


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru