Один из самых загадочных гениев мира. Он сжег больше, чем другие написали. Он запрещал себя портретировать, считая, что "публике принадлежат наши произведения, но не наши лица". Гений избегал откровений и уничтожил все письма и документы, которые могли бы рассказать о нем больше того, что он разрешил.

"Гоголя как человека знали весьма немногие… Он не любил говорить ни о своем нравственном настроении, ни о своих житейских обстоятельствах, ни о том, что он пишет, ни о своих делах семейных", — признался в 1854 году Сергей Аксаков в книге "История моего знакомства с Гоголем".

"Ради Бога, не спрашивайте ее имени"

Гений скрыл от современников и потомков имя любимой им женщины, и это породило лавину чудовищной клеветы на писателя. Судьба наделила Гоголя горячим чувством привязанности и талантом терпеливой, полной прощения любви. В своих письмах и произведениях он вновь и вновь описывает потрясение, которое испытал в юности от встречи со своей единственной любимой женщиной.

"Я видел ее... нет, не назову ее... она слишком высока для всякого, не только для меня, — пишет Николай Гоголь свой матери из Санкт-Петербурга в Васильевку 24 июля 1829 года. — Я бы назвал ее ангелом, но это выражение некстати для нее. Это божество, но облаченное слегка в человеческие страсти... В порыве бешенства и ужаснейших душевных терзаний я жаждал, кипел упиться одним только взглядом, только одного взгляда алкал я... Взглянуть на нее еще раз — вот бывало одно-единственное желание, возраставшее сильнее и сильнее с невыразимою едкостью тоски... Но, ради Бога, не спрашивайте ее имени. Она слишком высока, высока!"

В конце июля 1829 года Гоголь внезапно выезжает за рубеж на два месяца. Посещает Любек, Травемюнде, Гамбург. В 1846 году в "Авторской исповеди" он напишет: "Три дня только я пробыл в чужих краях и ...поспешил на том же самом пароходе возвратиться, боясь, что иначе мне не удастся вернуться".

Гений утаил, сберег от жестокого, беспощадного, любопытствующего чужого взгляда имя нежно, самоотверженно любимой им женщины. Поэтому 170 лет ученые считают, что Гоголь выехал за границу из-за неудачи его первой книги — поэмы "Ганц Кюхельгартен".

"Красота женщины есть тайна!" — признался однажды Гоголь. Пережив любовь, он высоко ставил женщину.

"Клянусь, женщины гораздо лучше нас, мужчин, — заявил писатель в 1847 году в своей книге "Выбранные места из переписки с друзьями", в главе "Что такое губернаторша". — В них больше великодушия, больше отважности на все благородное... Клянусь, женщины у нас очнутся прежде мужчин, благородно попрекнут нас, благородно хлестнут и погонят нас бичом стыда и совести, как глупое стадо баранов, прежде чем каждый из нас успеет очнуться и почувствовать, что ему следовало давно побежать самому, не дожидаясь бича".

"Ласточка Розетта"

Весь спектр женских характеров проходит перед читателями в творчестве гения. Но кто же та таинственная незнакомка, которую преданно любил гений всю свою жизнь? Писатель Сергей Тимофеевич Аксаков и ближайший друг Гоголя Данилевский называют в своих письмах имя Александры Осиповны Смирновой, урожденной Россет (1809—1882 гг.) "Ласточка Розетта" — ласково именовал ее сам гений. Блистательная красота Смирновой-Россет, глубокий ум, утонченная беседа очаровывали всех, кто был знаком с ней: царя, Жуковского, Пушкина, Плетнева, князя Вяземского, Баратынского и ... Гоголя.

"Каким образом, где именно и в какое время я познакомилась с Николаем Васильевичем Гоголем, совершенно не помню... Когда я однажды спросила Гоголя: "Где мы с вами познакомились?", он отвечал: "Неужели вы не помните? Вот прекрасно! Так я же вам не скажу. Это значит, что мы были всегда знакомы", — писала Александра Осиповна в своих воспоминаниях.

Сохранилось 65 писем Гоголя к Смирновой и 65 ее ответных посланий к гению. Впервые имя 22-летней фрейлины упоминается в письме Николая Васильевича к Жуковскому от 10 сентября 1831 года: "Насилу мог я управиться со своею книгою и теперь только получил экземпляры для отправки вам (повестей "Вечера на хуторе близ Диканьки". — Авт.). Один собственно для вас, другой для Пушкина, третий с сентиментальной надписью для Розетты..."

"Молитесь за Россию, за всех тех, которым нужны ваши молитвы, и за меня, грешную, вас много, много и с живою благодарностью любящую. Вы мне сделали жизнь легкую; она у меня лежала тирольской фурой на плечах", — призналась Александра Смирнова гению 12 декабря 1844 года.

"...Это перл всех русских женщин, каких мне случалось знать, а мне многих случалось из них знать прекрасных по душе", — писал Гоголь 24 мая 1845 года поэту Николаю Языкову.

"Смирнову он любил с увлечением ...блестящий ум которой и живость были тогда еще очаровательны. Она сама сказала ему один раз: "Послушайте, вы влюблены в меня...". Гоголь осердился, убежал и три дня не ходил к ней, — сообщил Сергей Аксаков. — Он просто был ослеплен ею..."

Смирнова-Россет была в числе тех немногих людей, которым Николай Васильевич читал свои еще не опубликованные произведения, доверительно раскрывал творческие планы, делился своими мыслями и настроениями. Они часто встречались в России и за границей и вели интенсивную переписку.

В январе 1852 года писатель предложил Смирновой единственной прочесть новую главу из второго тома "Мертвых душ" и взял с нее слово никому не рассказывать содержание рукописи. Александра Осиповна была потрясена, выслушав гения. В этой главе шла речь о любви Платонова к прекрасной женщине.

Смирнова-Россет пишет о бытующем в их среде, как и в кругу Аксаковых, мнении, что Гоголю не удаются женские образы. Выслушав новую главу романа, Александра Осиповна резко изменила свое мнение. Страницы о любви к женщине были написаны с такою душевной тонкостью и щедростью, каких она не ожидала встретить в романе своего знакомого. Это был рассказ Гоголя о его чувстве к ней. До наших дней сохранился один-единственный отрывок из этой засекреченной главы.

"Если бы в темной комнате вдруг вспыхнула прозрачная картина, освещенная сзади лампою, она не поразила бы так, как это сиявшая жизнью фигура, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату, — признался писатель. — Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и темные углы ее. Она казалась блистающего роста. Это было обольщение; происходило это от необыкновенной стройности и гармонического соотношения между собой всех частей тела, от головы до пальчиков".

Она преданно любила Гоголя

Мария Николаевна Синельникова (1817—1892) — единственная женщина, которая открыто призналась в своей любви писателю. Дочь родной сестры матери гения Катерины Ивановны Косяровской, она состояла в переписке с Гоголем с 1843 года. Свою кузину в письмах Николай Васильевич называет "Мариам", "Мария Николаевна", "мой любимый друг Мапе".

15 июня 1844 года он писал своей сестре Анне: "Оленьке скажи, чтобы она написала мне, что такое в самом деле есть дочь Катерины Ивановны — Марья Николаевна, каких качеств? Пусть она также напишет, как проводила у нее время всякий день, каков муж и как вообще у них дела хозяйственные и всякие. Прибавь к этому и свое мнение. Если ей чересчур хочется иметь какое-нибудь мое письмо, то отдай ей то, где я вам писал, что нужно повсюду вносить примирение. Если ж вам оно будет почему-либо нужно, то можете для себя оставить с него копию. С тем, однако ж, ей отдайте, чтобы она никому его не показывала".

В 54 томе "Литературного наследства" опубликовано письмо Марии Синельниковой к другу Гоголя профессору Московского университета Степану Петровичу Шевыреву. В этом письме есть следующие строки: "В 1850 году я впервые увидела его, полюбила его, встретивши в нем настоящее братское сочувствие, и привязалась к нему всею силою души моей. Как много надеялась я иметь напутственных советов на разные случаи жизни... Я прожила все лето вместе с ним в кругу его родных, увлеклась его любовью к родным и заботой о них... Живя у них, я часто было вижу, как он сам заходил в крестьянские хаты, чтобы узнать, не терпит ли кто нужды, и часто присылал из Москвы денег для помощи бедным. Я часто удивлялась его необычайной деятельности: как среди своих литературных занятий он еще находил время проверять прибыль и трату в имении (он еще в юности отрекся от своей доли, уступив ее матери и сестрам); везде было видно его работу; сколько он посадил деревьев и, заметив, что я больше люблю цветы, сказал: "Оставьте их, деревья намного благодарнее — они переживут нас". Всегда после обеда учил сироту, которая жила у них, разъяснял ей уроки, и теперь она благодаря его стараниям устроена в институт. Когда не имел серьезного занятия, то в свободные минуты рисовал узоры для ковра. Везде и во всем он был неутомимым тружеником. В 1851 году приехал к нам в село, где я живу с тетей (со стороны отца), и прожил с нами 8 дней и все время был веселый и спокойный. Я радовалась в душе, глядя на него. Его сопровождали мать и меньшая сестра, и у нас он распрощался с нами и ними на долгую разлуку...

Его писем у меня немного; они относятся лишь ко мне одной, и поэтому я не могу переписать их вам", — сообщила Мария Николаевна из Власовки в Москву Степану Шевыреву, интересовавшемуся судьбой эпистолярного наследия гения.

В первый год начала их переписки кузине было 33 года. Молодая, красивая, она искренне полюбила Гоголя и призналась ему в этом.

Наталья Сошальская, наследница кузины писателя, написала в 1920 году в своих воспоминаниях: "Мария Николаевна Синельникова по отцу приходилась двоюродной сестрой моему деду Александру Кондратьевичу Кованько, а по материнской линии — тоже двоюродной сестрой — Николаю Васильевичу Гоголю... Семнадцатилетней она успешно закончила свое образование и сразу из пансиона выпорхнула в высший губернский свет… не замедлила сделать блестящую партию. Вышла за очень богатого помещика Екатерининской губернии Синельникова. (Он построил первую железную дорогу в губернии, и сегодня одна из станций носит его имя. — Авт.). Из неизвестной пансионерки, почти сироты, она превратилась в богатую самостоятельную женщину. Свой дом в городе, свой выезд, балы, приемы, целый рой поклонников… Но не долго продолжалось это благополучие. История умалчивает о причинах разрыва, но еще совсем молодой женщиной она рассталась с супругом и вернулась в свое имение, где и прожила до самой смерти... Поселилась она в большом доме. В деревне ей захотелось стать таким же центром, как в Екатеринославе… В доме веселились, неслись звуки рояля, слышны были молодые радостные голоса. К этому времени и относится знакомство Марии Синельниковой со своим кузеном… После последнего отъезда Николая Васильевича его комната стояла на замке. Туда заходила только она сама, чтобы вытереть пыль, поставить свежие цветы, поплакать и вспомнить прошлое. Комната оставалась такой, какой он ее покинул.

...Еще в детстве видела я у бабушки пачку пожелтевших писем, перевязанных выцветшей лентой. Письма были к Марии Синельниковой от Николая Васильевича. Почитать их мне бабушка не дала и сказала, что грех нарушать покой мертвых. Перед своей смертью она их, очевидно, уничтожила, потому что после я их уже не видела.

...Бабушка моя, Софья Николаевна, очень хорошо отзывалась о Марии Синельниковой. В 1918 году мы навсегда оставили свое родовое гнездо. Дом превратился в руины. Парк крестьяне вырубили на дрова".

После смерти Николая Васильевича в 1852 году Мария Николаевна заказала золотое траурное кольцо, вставила в него хранившуюся у нее русую прядь волос возлюбленного, замкнула на бриллиант и до самой смерти не расставалась с ним. На внутренней стороне выгравирована надпись — "Сконч. Н. Гоголь. 1852 фев. 21". О том, что у гения были не черные, а русые волосы, пишут в своих воспоминаниях сестра Ольга Васильевна Гоголь-Головня, Сергей Аксаков и Иван Тургенев.

В своих мемуарах "Из семейной хроники Гоголей" (Киев, 1902 год) младшая сестра писателя Ольга Васильевна Головня вспоминала о своем пребывании с братом в мае 1851 года в гостях у Марии Синельниковой в ее имении Власовка. Каждый вечер Гоголь выходил на прогулку в сад со своей красивой молодой кузиной. Она о чем-то горячо шептала ему. "О чем вы говорите?" — простодушно полюбопытствовала младшая сестра Ольга у брата. Гоголь смутился, покраснел и ответил: "Хорошо, что ты ничего не слышала!".

Мария Ивановна объяснилась в любви своему гениальному кузену.

...В феврале 1983 года мне посчастливилось найти в Ленинграде наследников кузины Гоголя. 140 лет семья Ковинько-Сошальских бережно сохраняла мебель красного дерева, старинную фарфоровую и хрустальную посуду, украинский костюм, ковры, шитье бисером работы крепостных мастеров, позолоченные канделябры, вещи, сделанные из слоновой кости, привезенные из имения Власовка.

Сошальская и потомки Гоголя по линии его сестры Елизаветы Васильевны — семья Данилевских, Савельевых, Галиных — и наследники по линии Ольги Васильевны Гоголь-Головни передали через меня для будущего музея-заповедника более двухсот гоголевских реликвий, портреты, книги, вещи, мебель сестер. Это позволило в апреле 1984 года воссоздать жилые комнаты родительского дома и флигеля писателя в селе Гоголево Шишацкого района Полтавской области.

Ольга Николаевна Сошальская передала в дар заповеднику-музею золотое кольцо с локоном волос писателя, принадлежавшее Марии Синельниковой и ставшее главной мемориальной ценностью и символом преданной любви.