Сколько бы сегодня ни рассказывали молодым, кем был Владимир Высоцкий для поколения 60-х — 80-х годов прошлого века, они никогда не смогут этого понять, даже если очень захотят. Да, уважительно качнут головой, услышав, что в нынешнем январе Высоцкому исполнилось бы 70 лет, да, поверят на слово, что это был «крутой парень», но всего значения, всей загадки Высоцкого не поймут. Оно и понятно, ведь это было в прошлом веке. Плохо, если вспомнятся только сплетни — грешил, бузил, баловался наркотиками…

Те, кто наблюдал первые шаги Высоцкого в кино и театре, разве могли предположить, что он станет образом, явлением, иконой? Щупленький молодой человек, который серо начинал в третьеразрядных театрах и снимался в случайных картинах. Каким образом совершилось волшебное превращение?

Конечно, большое значение — Таганка, театр на Таганке и вся шумная таганковская компания, которая приковывала к себе внимание всей страны и позволяла себе говорить и делать на сцене то, что не позволялось многим другим. Но и в Таганке поначалу Высоцкий не ходил в «основателях», его попросту не было среди студентов того курса и того педагога Юрия Любимова, с которого и начиналась Таганка. Только позднее он засверкал на сцене этого театра, его уникальный голос был расслышан публикой, услышан народом. Но до этого в театре был другой лидер — Николай Губенко, и только после того, как он покинул театр, предпочтя кино, наступил час Высоцкого.

Может быть, все это — необычный голос, непременная гитара, острота ума, ирония и мощнейшая харизма — было дано Высоцкому в компенсацию за его совершенно негероическую внешность. И прежде всего Высоцкий пришел к нам в песнях, пришел как поэт, автор и исполнитель. Я слышал, как многие хорошие артисты исполняли песни Высоцкого — не надо было им, уважаемым, это делать: песни теряли при этом не половину своей прелести, а гораздо больше. Только он сам мог спеть так, как надо, будучи бесспорен и в лирической стихии, и в сатирической. Странно — официальных записей Высоцкого поначалу не было, тексты и ноты его не издавались, но полуподпольных записей на бобинных магнитофонах и многочисленных передач из уст в уста вполне хватало. Действительно, это было типичное устное народное творчество, устное «высоцкое» творчество.

Я и тогда не воспринимал и тем более сейчас не воспринимаю Владимира Высоцкого как пламенного революционера и борца с режимом. Он так сочинял и так исполнял, потому что не мог иначе, а не для того, чтобы что-то доказать какому-нибудь Ивану Ивановичу в официальном кабинете. Тем более сами эти иваны ивановичи тайком слушали записи Высоцкого, причем не без удовольствия.

И в кино очень долго Владимир Высоцкий был для нас загадкой. Мы очень долго знали его лишь по «Вертикали», которая отнюдь не была шедевром. Высоцкий был там с бородой и пел песню «Если друг оказался вдруг…». Песня, конечно, была колоритной, но как жаль, что не дошла до нас вовремя «Интервенция» Геннадия Полоки — фильм, необычный и по стилистике, и тем, что Высоцкий наконец-то сыграл в нем главную роль, главную роль без всяких «но», да какую — роль революционера-подпольщика Бродского. В этой работе был виден неоднозначный Высоцкий — возмужавший, достаточно разный, представивший уважаемой публике не схему, а живой характер, не большевистскую мумию, а живого человека.

В принципе, Высоцкому было все равно, на чьей стороне этот его живой человек.

Его белогвардейский поручик Брусенцов из картины «Служили два товарища» был ничем не мельче Бродского, и в праве на драму ни режиссер, ни Высоцкий герою не отказывали. А щемящая финальная сцена с боевым конем и вовсе стала кинематографической хрестоматией.

Можно, конечно, рассуждать о том, что мог Высоцкий сыграть, да не сыграл (не сыграл, кстати, не только из-за придирок и перестраховки кинематографического начальства, но и из-за собственной необязательности и гусарского разгильдяйства). Но лучше говорить о том, что он сыграл.

Жорж Бенгальский в «Опасных гастролях» — разновидность Бродского из «Интервенции», брат-близнец. Не помню, как герой Высоцкого организовывал деятельность подполья, но куплеты об Одессе Владимир Семенович пел божественно. Высоцкий с удовольствием менял в этой картине внешность, впрочем, всегда и как всегда оставаясь самим собой.

А вот «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» вызывал улыбки. Из-за перепачканной физиономии предка поэта Пушкина недвусмысленно выглядывал другой поэт, наш, современный — Владимир Высоцкий, которому явно тесно было в исторических костюмах и в правильном образе Ибрагима Ганнибала.

Зато где он вовсю развернулся, так это в роли Глеба Жеглова в сериале «Место встречи изменить нельзя». Каждый раз чувствуешь, что царит в пятисерийном фильме именно Высоцкий, подмявший под себя и режиссера, и В.Конкина — Шарапова, и всех остальных (или почти всех, кроме С.Юрского, Е.Евстигнеева, В.Павлова…). Глобального спора между Жегловым и Шараповым не получилось — «плохой» Жеглов выигрывал сразу же за явным преимуществом, а «хороший» Шарапов выглядел непозволительным размазней, даже выдержав испытание в шайке Горбатого (как же, выдержал бы он его, если бы не Левченко — В.Павлов)…

Именно после бесспорной победы в роли Жеглова Высоцкий мог вздохнуть полной грудью. Его уже невозможно было «не пущать» на экраны. Жаль, что после Жеглова он сыграл, по существу, только одну заметную роль — Дон Гуана в «Маленьких трагедиях» Михаила Швейцера… Трагедии были маленькими, да и сам Гуан был невысокого роста, но это не останавливало ни Лауру, ни донну Анну, потому что все остальное было при нем (разве что не хватало гитары вместо шпаги или вместе со шпагой). Да и в жизни ни Марина Влади, ни многие другие представительницы прекрасного пола не могли устоять перед безбрежным обаянием «всенародного Володи».

Его театральные работы доходили до жителей провинции как обрывки легенд. Но мы помним, как вдохновенно хрипел он в роли Хлопуши (спектакль «Пугачев»): «Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!». И Галилея помним, и Керенского, и Лопахина в «Вишневом саде». Я видел этот «Сад» уже позднее, без Высоцкого — это был явно не тот «Сад»…

Не будь Высоцкого, никогда не было бы у Любимова его знаменитого «Гамлета». Ни Леонид Филатов, ни Валерий Золотухин никогда бы не сыграли принца датского так, как его сыграл Высоцкий, а Высоцкий играл в каждой роли самого себя — и этим был неповторим и сверхубедителен. Любимов прекрасно понимал, что Таганка во многом держится на Высоцком, поэтому и прощал Владимиру все его «полеты во сне и наяву» — многочисленные срывы спектаклей, алкоголь и наркотики, высокомерие и спесь. Неслучайно агония театра на Таганке началась, по существу, не с эмиграции Любимова, а раньше — со смерти Владимира Высоцкого. Он продолжал оставаться личностью, которая держала этот театр даже в свое отсутствие, даже притом, что Юрий Петрович Любимов уже переставал его держать в своих режиссерских руках.

Высоцкий вообще был личностью при всех своих слабостях, заблуждениях, болезнях, понтах, кожаных плащах и «Мерседесах», личностью на фоне дефицита этих самых личностей во все времена — и в этом его ценность и значение. В дни его 70-летия хочется уверенно сказать: он не символ, не трибун, не бунтарь, не икона. Все многолетние кликушества по его поводу, все многочисленные подражатели типа Никиты Джигурды, все клятвы в верности заветам поэта и актера — наносное. Владимир Высоцкий был просто очень яркой краской в палитре жизни. Без него скучно и пусто.