Сергей Параджанов — грузинский армянин, который снял самый украинский фильм

Когда пятнадцать лет назад 21 июля в своем доме в Ереване от неизлечимой болезни скончался выдающийся кинорежиссер Сергей Параджанов, звезды мирового кинематографа Федерико Феллини, Бернардо Бертолуччи и Марчелло Мастроянни прислали соболезнования в Россию: "Кинематограф потерял великого сказочника". Кинорежиссер и художник, коллекционер и каторжник, блестящий парадоксалист и изобретательный мистификатор, максималист и скептик, infant terrible среди регламентированной парадности советского кино, Параджанов осуществил невозможное: реализовал себя как творец с той степенью свободы, которая дается только гениям.

Вымысел убедительнее реальности

Чтобы осознать сущность явления, нужно выйти за его пределы. Именно так он и созерцал украинское искусство — "глазами космоса". То был космос его собственной души, выразившей то, чего не могли видеть люди, родившиеся здесь. Ведь он был "гражданином Вселенной", воистину свободным человеком — непредсказуемым и невероятным, нарушителем спокойствия в глазах "блюстителей" идеологического и художественного порядка и магнитом для всего небудничного. Он не вписывался в предложенные обстоятельства, выскальзывал из временных и географических рамок, был вызывающе "нездешним". Потому — вероятно, из-за чрезмерности своей натуры, которой всегда было тесно среди прописных истин, художественных шаблонов, — ощущал себя эдаким "пришельцем". Никто и не сомневался — он явно "не от мира сего".

Бродяга во времени, актер-пилигрим, чья неистовая страстность превращала реальность в художественный феномен, он был обречен странствовать по планете в поисках самого себя и находить свое отражение в других людях, в красоте и несуразности окружающего мира. Превратить жизнь, даже самую заурядную и отвратительную, в разноцветный карнавал — цель истинного Лицедея, Скомороха, прирожденного Артиста. Таким и было его отношение к красоте — как к средству исправления или, по крайней мере, своеобразному наркотику, позволяющему примириться с нелепостью жизни. К его творениям как нельзя лучше подходит определение — "целлулоидное сновидение".

Сам изобразительный язык этого "киноеретика" отличен от того, к которому мы привыкли. Как художника его более всего вдохновляла Библия — первая "теория кино". Ведь Книга Бытия, описывая сотворение мира, повествует, как Господь в качестве первичного "стройматериала" использовал свет. А единственное искусство, оперирующее светом, — именно кинематограф. Так что, руководствуясь библейским примером, он работал так, будто до него кино никто не снимал. Иногда даже кажется, что звук ему мешал, как в свое время он мешал Чаплину воплощать свои замыслы средствами пластической выразительности, отвлекал от восприятия смысла. Он конструирует новый, безмолвный мир, обращаясь прежде всего к чувственному началу. Незыблемые символы, известные еще с древнейших времен, благодаря его воплощенным на экране фантастическим сновидениям перестают быть для нас туманными и загадочными. Параджанов вернул киноискусству образ — дитя эмоционального восприятия мира. Он стал творцом художественного действа, карнавала под названием "Жизнь". Созданная этим "человеком-праздником" искусственная действительность естественнее и куда привлекательнее, чем реальная жизнь.

Творить, как в последний раз

В 1949—1960 годах Параджанов начинал свой путь в кинематографе, работая ассистентом режиссера на Киевской киностудии имени Довженко. В 1952 году окончил режиссерский факультет ВГИК (мастерская Игоря Савченко). Дебютом режиссера стал фильм "Андриеш" (1954). Потом была еще череда документальных и научно-популярных лент — "Наталья Ужвий", "Думка", "Золотые руки", которые сам он расценивал не иначе как "хлам".

В 1965 году Сергей Параджанов снял свой первый шедевр — "Тени забытых предков". Картина о любви гуцульских Ромео и Джульетты — Ивана и Марички, 40-летие создания которой мы отмечаем в этом году, завоевала 28 призов на международных фестивалях в 21 стране. Киноэлита шутила: "Грузинский армянин снял самый украинский фильм". Вторая его значительная работа — фильм "Цвет граната" (уже на "Арменфильме"). В 1984 году по мотивам грузинского фольклора он поставил фильм "Легенда о Сурамской крепости". В 1988 году вышла его последняя картина — "Ашик-Кериб" по одноименной сказке Лермонтова.

А вот от киевских "рулевых культуры" он так и не получил никакой поддержки. В то время Киевская киностудия, имея традиции поэтического и метафорического кинематографа мирового уровня, могла бы внести ощутимый вклад в мировое киноискусство. Вместо этого Параджанову предлагают… делать дубляжи. Попутно отвергаются его собственные инициативы — попытки поставить фильмы "Киевские фрески", "Чудо в Оденсе", "Исповедь", "Бахчисарайский фонтан", "Демон", "Золотой обрез". Умерла и самая пылкая творческая мечта режиссера — "Интермеццо" (по Михаилу Коцюбинскому). И наверное, наибольшая наша потеря — это неосуществленный замысел киноверсии шевченковской "Марии".

К счастью Юрий Ильенко по его сценарию (созданному на основе "личного опыта режиссера") поставил "Лебединое озеро. Зона". Сценарий Параджанов подарил Ильенко в знак примирения после того, как в самые напряженные дни съемок "Теней забытых предков" они едва не дошли до дуэли, собирались стреляться на гуцульских пистолетах. Уж больно решительно каждый из них — и режиссер, и главный оператор — отстаивал собственное видение того, "как надо снимать".

Кинорежиссер Параджанов "изъят" из украинского культурного пространства. Он остался автором всего четырех полнометражных художественных лент. Неосуществленных замыслов у него больше, чем у любого иного режиссера. Только во время ареста в 1974 году исчезли 17 сценариев, подготовленных к съемкам, но отторгнутых "киноруководством". А ведь он мог все: снять лирическую киноэлегию о телеграфном столбе, поставить балет "ХІХ съезд КПСС" в Георгиевском зале Кремля, экранизировать поваренную книгу в жанре батальной эпопеи. Существует легенда, что Параджанов таки поставил "Гамлета"… в зоне. Сам он говорил: "Мне достаточно обложки, чтобы сделать гениальный фильм".

Андрею Тарковскому он говорил: "Тебе б отсидеть хотя бы пару лет. Без этого в России не станешь великим режиссером". Так что можно "утешиться" лишь тем, что судьба, глумясь над ним, в результате вылепила из него именно то, чем он стал. И дай Бог, чтобы Сергея Параджанова, фантазера и максималиста, нарушителя табу и жреца красоты, Магистра Игры в Жизнь, не "сузили" посмертно, не втиснули на какую-то полочку. Уж он-то разбирался в драгоценном искусстве свободы.

Игра в жмурки со смертью

Он был окружен и осторожным восхищением, и высокомерной снисходительностью. Как бы абсурдно это ни звучало, для многих он был носителем некоей загадочной "харизмы неполноценности", позволяющей выделяться из окружающей толпы благодаря внешним, хотя и патологическим, признакам. С точки зрения окружения, он был "слишком живым". Как живой человек, а не ангел, он не церемонился с начальством, бунтовал против философии насилия и подхалимажа, любил голую и шершавую правду, а не ее сусальный эрзац, подслащенный патокой. Чрезмерно требовательный к себе, нетерпимый к фальши, он мог быть резким до грубости. Всю жизнь он иронизировал, ерничая над смертью и властью. Так что гениальный мистификатор с его сумасбродными выходками в конце концов крепко надоел сильным мира сего. А не понравиться власти у нас во все времена было "чревато". Так он стал фигурой умолчания.

Впервые он был арестован в Тбилиси в 1947 году (23-летним парнем). 1974—1977 годы — новая длительная "отсидка". Найти повод для ареста Параджанова тогда не составило никакой сложности.

По советским законам он был настоящим бомжом — нигде не прописан, нигде не работал и всем мешал — правительству, другим режиссерам. Его обвинили в нетрадиционной ориентации, однако главной причиной ареста было то, что в 1972 году, в непростой период для украинской интеллигенции, квартира режиссера на проспекте Победы была единственным местом в Киеве, где каждый мог говорить то, что думает.

В зоне он приобрел авторитет. В одном из пунктов обвинения значилось, что он "изнасиловал члена КПСС". Солагерники ему с уважением говорили: "Мы их на словах "имели", а ты — на самом деле". Он стал "директивным зэком". Это значило, что вместе с ним в зону пришло распоряжение, что на волю он уже не должен выйти. И когда известный французский писатель Луи Арагон по просьбе комитета по освобождению Параджанова (в первую очередь — Лили Брик, сестра которой, Эльза Триоле, была женой писателя) "уломал" Брежнева и тот "изволил" дать согласие на помилование, то Параджанова долго не могли отыскать даже кагэбисты.

Он вышел досрочно, воскресший духом и изголодавшийся по жизни. А в 1982 году в третий раз очутился в тбилисской тюрьме. И все же остался свободным человеком, которого так и не смог раздавить каток государственной машины. Поэтому вовсе не удивительно, что лучшими своими годами он называл годы заключения.

В нашей памяти он остался вечным ребенком, баловнем на коленях Вечности, правда, с неотвратимой готовностью отвечать по наивысшему счету. Прошло уже полтора десятилетия с тех пор, как этот Мастер обрел желанный покой, который заслужил своей неприкаянной жизнью. И если бы можно было снять на пленку саму его жизнь — это было бы, без сомнения, самое фантастическое творение Параджанова.