Сергею Михалкову – 95

Есть писатели непубличные, чье присутствие в нашей жизни неотступно. Таков Михалков. Он не выступает по телевизору. Не устраивает вечера. Не комментирует насущное. Это возраст – или поза, жест, стратегия?

А может быть, это особое наступившее понимание, если он, правда, сказал: «Я уже вижу своих внуков старичками».

Видит… Прожить такую жизнь!

Жизнь, раскинутая от Николая Романова до Дмитрия Медведева. Он родился еще в 1913-м под призрачное шуршание пшеничного благоденствия и встречает очередной юбилей в год коварного мерцания нефтяного благополучия.

Чему может научить долгая жизнь, какой преподать урок? Благородства? Самодовольства? Урок юмора? Урок абсурда? Цикличности? Потешности и трагичности общественного рвения? Цинизма? Убедить в том, что все власти – ерунда, бороться с ними – ерунда, и всякий раз новая ерунда ничтожит предыдущую? В том, что «смерть и любовь над миром царят, только любовь и смерть», как писал другой поэт, и надо окунаться в новых и новых женщин? Или все-таки в том, что есть два враждебных друг другу и неразрывных фактора – государства-земли и народа-реки? Народ сквозь время течет большой рекой счастья и слез по большой суровой земле…

«В России надо жить долго», – слова долгожителя Корнея Чуковского, подходящие к судьбе его коллеги, напоминают мне сказание о Китеж-граде. Мой приятель ездил к озеру Светлояр, где в полночь слышал гул молитв и колокольный звон, причем звонарь трогательно сбивался. Чудо звуков известно местным, живущим вокруг воды. Древние обитатели Китежа навечно зависли в светлом подводном измерении.

А представьте эдакого «русского Агасфера», наделенного бесконечной жизнью, но не застрахованного от гибели, который бы прожил тысячу лет, ходя по России!

Он бы застал крещение и борьбу с язычеством, татарское иго, Грозного, Смутное время, никонианство и борьбу со старым обрядом, дворцовые перевороты, войны, Первую мировую, Февральскую революцию, Октябрьскую, распад Империи, Гражданскую войну, большой террор, Великую Отечественную, развенчание Сталина, свержение Хрущева, застой, перестройку, распад СССР, Ельцина, Путина, Медведева… Половину перечисленного и прожил Михалков.

Как не сгореть при первом же шаге? Или надо сгореть? Или не шагать? Зависит от социального темперамента и представлений о должном.

Ломоносов писал оду к младенцу Иоанну Антоновичу: «Иоаннов нектар пьет мой ум», а скоро к свергнувшей предыдущего адресата Елизавете: «Тогда во все пределы света/ Как молния достигнул слух,/ Что царствует Елисавета,/ Петров в себе имея дух». Присягал «фактору государства».

Михалков – автор трех гимнов. Это уже разгадка его долголетия. Новогодняя магия истории, гул курантов, искристое шампанское, громы подъемной музыки. У Михалкова – три жизни.

«Нас вырастил Сталин на верность народу…» – с такой формулой генералиссимус не поспорил, зато отточенным карандашом заменил: «священный оплот» на «надежный». А «врагов и захватчиков» – на «захватчиков подлых» («Разве бывает захватчик и не враг?» – иронично спросил редактор). Новый гимн Михалкова, где «хранимая Богом родная земля», зря не вызвал вопросов у нашей власти. В новом гимне есть ляпы, не юбилейная тема, но возьмем последний куплет: «грядущие нам открывают года» – от слова «год» множественное число в именительном падеже никак не года. Годы. То, что гимн не подвергся серьезному прочтению, увы, обнажило равнодушие власти к смыслам. Один бизнес. Ребрендинг, так сказать.

Но для истории все иначе. И для Михалкова. Его года – его богатство.

Иногда вечерами я пью кофе в ресторанчике на набережной. Играет французская музыка, телевизоры показывают со стен непрерывно и беззвучно сценки из киножурнала «Фитиль». Вспоминаю о сценаристе Михалкове и что он будто бы совладелец этого ресторана. И так и вижу бодрого, прямого, сухого, в золотом пенсне «крестного отца», который тонко улыбается в серебряные усы. Ему не надо ходить на передачу «К барьеру!» или читать «Независимую». Он вампирически актуален. Сегодня он жадно и храбро вписался в новый поворот русской жизни. Возможно, рассекает на черном жуке хаммера.

Сочинив волшебно-длинного дядю Степу, он наколдовал себе быть таким же, только ошеломляющий рост конвертировал в библейскую длину лет. Дети дают жар жизни, поэтому старики так любят детские визжащие площадки, набираются сил. Еще одна разгадка долголетия. Но надо понимать детей. Он истинный детский поэт, каким был и Чуковский.

Настоящее детское стихотворение или имитация – узнается по ребенку.

Мой сынок, которому скоро два, говорит мне: «Еще! Еще!», и я снова читаю ему ласкающую его слух историю щенка:

Он порвал стихи у папы, 
На пол с лестницы упал. 
В клей залез передней лапой, 
Еле вылез 
И пропал... 

История показывает нам людей, которые в России живут долго. Видя таких людей, мы смотримся в подвижное зеркало вод. А на дне то ли кости строителей Беломорканала, то ли веселый звонарь Китеж-града, то ли грешные колеблются наши души.

С добрым утром, Сергей Владимирович! Живите вечно.