До недавнего времени в Москве не было ни одной выставки этого знаменитого французского живописца. Были нашумевшие экспозиции, вплоть до "Золота скифов" и "Моны Лизы", куда очередь занимали с ночи, а с Модильяни – полный пролёт.

Не напрягалось общенародное государство в сторону этого художника, в сторону его "всепланетной галереи лиц", и сколько ни требовали любители живописи организовать хотя бы одну, всё что-то не складывалось и не складывалось.

Не думаю, что причина тому – страсть Модильяни изображать голых женщин во всём их природном величии, со всеми подробностями, мечтаниями и капризами, каковые они являют заинтересованному зрителю, когда перед ним раздеваются.

9622 дуговые лампы и более полумиллиона ламп накаливания освещали Париж 1906 года, когда в нём появился Амедео Модильяни. Будущему знаменитому художнику - 22 года. До начало Первой мировой войны - 8 лет. До скандального закрытия его первой персональной выставки – 11.

И вот теперь, в начале XXI века, всё прогрессивное человечество отмечает 90-летие единственного прижизненного вернисажа Модильяни. В галерее Берты Вейль он выставил более тридцати своих "обнажённых".

Аргумент полицейского чина, выдавшего ордер на немедленное закрытие вернисажа: "Волосы срамные!" Между тем художник изображал раздетых девушек не по канонам, а во всей их природной красоте. Чем и опередил своё время.

Ликование прогрессивного человечества можно только приветствовать. Впервые передовое художественное творчество столкнулось с грубейшим произволом властей и победило этот произвол. Все обнажённые девушки и женщины, написанные рукой мастера, разошлись по частным коллекциям или заняли своё место в ведущих музеях мира. Там же оказались и другие произведения: пейзажи, портреты, рисунки, наброски, скульптуры...

И в каждом из них заключены слова Модильяни: "То, что я ищу, не является ни реальностью, ни нереальностью: это нечто непостижимое, мистерия человеческого подсознания".

Подсознание подсказало Амедео самую главную в его жизни и самую плодотворную идею. Реализовать её удалось в громадном разнообразии, и ещё при жизни он стал хотя и не богатым, но модным художником. Пабло Пикассо и Жан Кокто называли его "нашим аристократом".

Он так и не построил в предвоенном Париже "Второй храм красоты", но продолжал его строить в своей душе. Друзья не сомневались, что в нём "ничего нет, кроме... жизнеутверждения". Он же горько шутил, что если бы в четырнадцать лет не заболел тифом, то никогда бы художником не стал.

И за этой "шуткой" скрывалось подлинное событие. В четырнадцать лет он заболел тяжко, почти месяц не мог подняться с кровати, и в бреду признался матери, что хочет стать живописцем.

Это "авангардное" желание и вписалось весьма органично в художественную обстановку Парижа, освещённого 9622 дуговыми лампами. Несопоставимо более яркий свет исходил от молодых талантов, сосредоточившихся на Монмартре и Монпранасе. Модильняни оказался "в нужное время и в нужном месте".

В первое десятилетие ХХ столетия люди ещё имели вкус к богемной жизни, которую привил им XIX век, и здесь в Париже и Монпарнасе, последние лепестки того мира были представлены некоторыми утончёнными и избалованными сынками старой буржуазии. Наш Модильяни, или Мади, как все его называли, был характерным и в то же время высокоодарённым представителем парижской богемы, вероятно даже последним истинным представителем богемы.

Итальянское происхождение Мади и страстное стремление к красоте – в его портретах и живописных полотнах, скульптурах и горящих тёмных глазах. Шаткое здоровье – в легендах Монпранаса и беспутстве тогдашней богемы.

Молодые таланты курили гашиш, крепко пили, любовниц меняли с такой же интенсивностью, с какой современный кинематограф разбрасывает трупы в мафиозных разборках. Работали они с ещё большей страстью, и, наверное, страсть эта не была чем-то плоским, как холст.

Он же, как истинный представитель богемы, жил в небольшой комнате и там же работал. Беатрис Гастингс, экцентричная английская журналистка, ставшая его любовницей, позировала ему. Позировали ему и его друзья: врачи, поэты, художники. Русская поэтесса Анна Ахматова была его другом и женщиной, с которой связывали чувства значительно более поэтические и интимные, чем просто дружба. Ахматова посвятила ему стихи, и они вошли в золотой фонд российской словесности.

Когда на многострадальную землю Европы пришла кровопролитная Первая мировая война, Амедео был в расцвете своего таланта. Писал много и под немецкими бомбами, падавшими на Париж. В начале декабря 1917 года его друзья помогли ему организовать тот самый скандальный вернисаж в галерее Берты Вейль.

Закрыли выставку через полчаса после открытия, настолько сильно шокировали его "обнажённые" официальное представление о женской красоте. Каноны и академизм – не были генеральными направлениями его творчества. Он преодолел их, и этим их же возвысил.

Последний месяц его жизни – январь 1920-го. Жанна Эбютерн, гражданская жена, выбросилась из окна на другой день после его смерти. Маленькую дочь Жанну удочерила сестра Модильяни.

Впоследствии Жанна оказалась страстным и непредвзятым автором книги об отце "Модильяни без прикрас". "Поэтика видений" - наследие мастера для нас, живущих в начале XXI века в обстановке совершенно иной "мистерии подсознания".