Великий мистификатор

В истории XX века, пожалуй, не было более своеобразного художника, чем Сальвадор Дали. Его картины невозможно спутать с другими, а споры вокруг его имени продолжаются и поныне. Одни считают его чуть ли не наследником Леонардо да Винчи, а другие, отдавая должное превосходной технике, склонны считать Дали всего лишь талантливым декоратором.

Многие художники утверждают, что их картины — это окна в иной мир. Другими словами, значение имеет не только то, что и как изображено на картине, но и личность самого художника. Если это добрый человек, то даже не очень удачная картина принесет в дом того, кто ее купил, мир и спокойствие. Если же художник злой, то какой бы замечательной ни была его картина, она может принести распри и несчастья.

Сальвадор Дали часто изображал пейзаж за окном, а в своих воспоминаниях не забывал об этом рассказать. «Красная луна, как облатка, — писал он в одной из своих книг, — висела над компотницей Торремолиноса: этот натюрморт в кубических тонах Пикассо был вставлен в раму окна». Сейчас картины Дали ценятся чуть ли не на вес золота. Однако в вопросе о том, каким он был художником — добрым или злым, бесхитростным или коварным, мнения расходятся.

С огромным батоном под мышкой

Весной 1936 года с трапа парохода «Шамлен», пришвартовавшегося в нью-йоркской гавани, сошел высокий темноволосый человек, который держал под мышкой двухметровый батон. Он едва успел отметить, что Нью-Йорк похож на куски сыра рокфор, как подвергся атаке американских репортеров:

— Господин Дали, это правда, что вы недавно написали портрет своей жены с двумя жареными котлетами через плечо?

— Да, это так, но котлеты не жареные, а сырые.

— Почему?

— Потому что жена тоже сырая.

— А какая же связь между котлетами и вашей женой?

— Я люблю котлеты и люблю свою жену. Не вижу причины не изображать их вместе.

Довольные репортеры поспешили в свои редакции, чтобы сообщить Америке о приезде известного художника Сальвадора Дали, который, по их мнению, слегка не в себе. И они были далеко не единственными, кто считал художника ненормальным. Он и сам охотно поддерживал эти слухи. «Сколько раз я замечал, — сокрушался Дали, — что безумные притягивают безумных. Где бы я ни появился, сумасшедшие и самоубийцы уже ждут меня и следуют за мной почетной свитой. Они инстинктивно чувствуют, что я из них, хотя и признают, что единственное различие между сумасшедшим и мной — это то, что я не сумасшедший». Однако когда Дали рассказывал об этом, в его глазах загорались веселые искры — невозможно был понять, говорит он в шутку или всерьез. К тому же он был большим выдумщиком. «У меня всегда был девиз: главное — пусть о Дали говорят, — усмехался художник. — На худой конец, пусть говорят хорошо».

Между прочим, на двухметровый французский багет в руках художника американские репортеры не обратили никакого внимания. Дали, который намучился с этим багетом, упорно не желавшим ехать в автомобиле, с грустью отметил: «После изобретения динамита все, что не взрывается, остается незамеченным». Складывается ощущение, что художнику поневоле приходилось будоражить публику шокирующими выходками, хотя это было не в его натуре.

Бомба в бачке унитаза

Сальвадор Дали родился 11 мая 1904 года в небольшом приморском городке Каракес в Каталонии, на северо-востоке Испании. Талант к живописи проявился у Дали в очень раннем возрасте. В четыре года он уже с удивительным для столь маленького ребенка старанием пытался рисовать, причем получалось неплохо. Кстати, старание он проявлял лишь в том, что его увлекало. «Я никогда не был обычным средним учеником, — вспоминал Дали. — То я производил впечатление вообще неподдающегося обучению абсолютного тупицы, то набрасывался на учебу с поражающим всех неистовством и рвением». К этому надо добавить, что юный Сальвадор был до такой степени независимым, что его даже выгнали из начальной школы. Впрочем, это не помешало ему успешно сдать экзамены в институт и блестяще его окончить, получив степень бакалавра.

Пользуясь тем, что у его отца — городского нотариуса — была большая библиотека, юный Сальвадор Дали очень много читал. Позже он рассказывал: «Самым моим любимым наставником стал Кант, из которого я не понял ровным счетом ничего, — и это наполняло меня гордостью и удовлетворением. Человек, написавший такие важные и бесполезные книги, был не иначе как ангелом!» Дали, как всегда, лукавил — философию, а также историю искусства он знал превосходно. В 1921 году он поступил в Мадридскую художественную академию, директором которой когда-то был сам Франсиско Гойя.

Оказавшись в Мадриде, начинающий художник вместе с такими же оболтусами, как и он, стал завсегдатаем увеселительных заведений. Закончилось это печально — несмотря на замечательные способности к живописи, Дали был на год отстранен от занятий, а в 1926 году и вовсе исключен из академии. Подобно многим своим предшественникам, он отправился завоевывать Париж, и поначалу все складывалось хорошо — талантливый художник сразу обратил на себя внимание, причем не только своими картинами, но также глубиной и парадоксальностью мышления, не говоря уже о темпераменте. Родоначальник психоанализа Зигмунд Фрейд после знакомства с Дали воскликнул: «Никогда не видывал такого — настоящий испанец. Ну и фанатик!»

Однако Сальвадор Дали с головой окунулся в богемную жизнь и, похоже, даже пристрастился к кокаину. Все шло к тому, что спустя несколько лет, ярко сверкнув на небосводе мировой живописи, он бы умер в нищете и безвестности в одном из переулков Монмартра. Но ему повезло — он встретил женщину, которую следующие полстолетия называл Галой, хотя в действительности это была уроженка России Елена Делувина-Дьяконова. Тут-то и выяснилось, что под личиной пересмешника, хулигана и экстремиста скрывались детская непосредственность, застенчивость и даже беспомощность. Когда Дали впервые пришел в банк, чтобы получить деньги по чеку, он категорически отказался отдавать чек банковскому клерку. Он был уверен, что тот его съест. На удивленный вопрос Галы, с чего бы клерку глотать чек, Дали ответил: «Будь я на его месте, я непременно бы это сделал».

Наверное, точно так же вел бы себя ребенок, впервые переступивший порог банка. «Всю мою жизнь, — вспоминал Сальвадор Дали, — мне было очень трудно свыкнуться с озадачивающей «нормальностью» существ, которые населяют мир. Я всегда удивлялся: ничто из того, что могло произойти, не происходит. Не верю, что человек настолько лишен фантазии, чтобы у водителей автобусов время от времени не появлялось желание выбить витрину. Не понимаю, не могу понять, почему фабриканты бачков для спуска воды не вложат в их конструкцию бомбу, которая взрывалась бы, когда потянешь за цепочку. Не понимаю, почему мне не приносят отварной телефон, когда я заказываю жареного омара. Поражает ослепление людей, всегда совершающих одно и то же». Когда Дали сталкивался с реальной или мнимой опасностью, он совершенно по-детски приходил в замешательство. Плывя впервые на пароходе через Атлантику, он постоянно прислушивался к подозрительным скрипам корабля, почти не снимал спасательный жилет и неодобрительно косился на морских офицеров, которые казались ему слишком беззаботными.

«Я оставался каталонским крестьянином»

Вскоре для Сальватора Дали и его жены начались трудные времена. Парижские коллекционеры уже приобрели его картины и не изъявляли желание покупать новые. Широкая публика, лавочники, которых художник презрительно именовал «фауной плохо отмытых неудачников», бежали от него как от огня. Если бы не Гала, он мог и не пережить эти времена. «У Галы был дар, — вспоминал художник. — Где бы мы ни селились, она заставляла все блестеть. Я чувствовал себя кипарисом, растущим в ванной». Бывали дни, когда Дали и его жена сидели на голодном пайке. «Мы могли умереть с голоду, — рассказывал художник, — и никто никогда не узнал бы об этом. «С голоду помирай, а виду не подавай!» — вот каким был наш девиз. Мы были похожи на испанца, которому нечего есть, но, как только пробьет двенадцать, он идет домой и садится за пустой, без хлеба и вина, стол. Он ждет, пока все пообедают. Сочтя, что уже пора, человек встает и выходит прогуляться на площадь, как ни в чем не бывало ковыряя зубочисткой в зубах. Как только начинают таять деньги, надо увеличить чаевые, не уподобляясь посредственностям. Лучше лишиться чего-нибудь, чем приспосабливаться. Можно не есть, но нельзя есть плохо». Это цитата из книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали», которую художник написал в 1941 году. В этой книге есть фраза, замечательно передающая натуру художника: «Я оставался каталонским крестьянином, наивным и хитрым, в теле которого жил король».

В 30-е годы в Париже, чтобы хоть что-то заработать, Дали не только писал картины и сочинял киносценарии, но и занимался чем придется. Он, между прочим, изобрел искусственные ногти для дам, прозрачные манекены для витрин, в которых, имитируя кровообращение, должны были плавать рыбки, комбинированный макияж, позволяющий стереть с лица все тени. Он даже нарисовал каталог автомобилей аэродинамической формы, но напрасно Гала обивала пороги автомобилестроительных компаний — там ей в один голос твердили, что в этих формах нет никакого смысла. В этот период Дали, по его словам, работал в сто раз больше, чем любой посредственный художник, но выстоять ему и его жене помогло даже не это. «Наша сила, — вспоминал Дали, — была в том, чтобы жить чисто среди этой скученности — не курить, не колоться, не нюхать, не расстилаться — всегда одни и вместе, как это было в моем детстве и отрочестве. Мы не только стояли особняком от художников Монпарнаса, но равно отмежевались от коммунистов, сумасшедших, буржуа. Мы стояли в стороне, чтобы сохранить и отстоять наш разум».

Под палящим солнцем Средиземноморья

Но было еще одно, благодаря чему Дали не потерялся среди таких же талантливых художников, как и он сам. Как только Сальвадору и Гале удавалось накопить денег, они немедленно уезжали из «кипящего, как горшок колдуньи» Парижа в Кадакес, в окрестностях которого, как уверял художник, находится «самый красивый, самый одухотворенный, самый исключительный из всех пейзажей». Неподалеку от этого города, на берегу моря они построили небольшой дом, который покидали лишь тогда, когда закачивались деньги. Время под палящим солнцем Средиземноморья текло размеренно и неторопливо, а иногда даже поворачивало вспять. Дали, который неизменно вставал в семь часов, принимаясь за работу, с восхищением вспоминал фразу, которую сказал один из его соседей: «Бывают годы, когда ничего не хочется делать».

Сюжет одной из самых знаменитых картин Дали под названием «Постоянство памяти» родился именно в Кадакесе, хотя саму картину художник написал в Париже. Во всяком случае, его знаменитые мягкие, расплавленные заходящим солнцем часы изображены на фоне пейзажа в окрестностях этого города. Именно с этого полотна, по сути, и началась мировая слава Сальвадора Дали. Картина была приобретена американским коллекционером и вызвала в США фурор, поскольку это было необычно и в то же время доступно широкой публике. Но сам художник считал, что настоящая слава пришла к нему, когда репродукции этой картины удостоились чести привлекать внимание публики в бакалейных и мебельных лавках. Снобам же из высшего света он рассказывал, что сюжет картины ему навеяла теория относительности Эйнштейна. Поскольку никто толком не понимал эту теорию, она всем внушала уважение. В довершение ко всему Дали с серьезным видом заявлял: «Тот не понимает моей живописи, кто не любит Веласкеса, кому неинтересно, который час на моих растекшихся циферблатах — они ведь показывают точное время». Публика ломала голову над тем, что бы это значило, но так и не смогла решить загадку.

Гражданская война в Испании и Вторая мировая война заставили художника и его жену скитаться по Европе и Америке. Лишь в 1948 году они вернулись в свой дом в окрестностях Кадакеса. До конца жизни Дали вел затворнический образ жизни, лишь изредка покидая свой дом, причем избегая ездить на поезде. «Разум, как и вино, трудно транспортировать, — утверждал он. — Чрезмерные толчки вредят ему. Для человека нет ничего губительнее скоростных современных локомотивов, нет ничего более обескураживающего, чем побить рекорд. Идеальная скорость — это по-прежнему скорость дилижансов. В старые времена еще учитывали расстояние и позволяли разуму делать передышку, внимая пейзажу, состоянию души».

В 1982 году умерла Гала, которая была на десять лет старше своего мужа. Сальвадор Дали очень тяжело пережил ее смерть. Его даже ничуть не обрадовало избрание в Академию изящных искусств Франции. Сердце великого художника остановилось 23 января 1989 года около шести часов вечера — оказалось, что часы на его картине «Постоянство памяти» действительно показывали точное время. Сальвадора Дали, согласно его завещанию, похоронили в центре его музея в Кадакесе под одной из плит, на которой нет никакой надписи.