Это было необычное и странное зрелище. Необыкновенной красоты черноволосая женщина, положив на столешницу ладонь в черной перчатке, небрежно играла ножом, пытаясь быстро воткнуть острие между пальцами. Ей это удавалось, и, выдернув из стола нож, она продолжала свое опасное занятие. Это происходило в 1935 году в парижском кафе «Две макаки». Только что здесь поэт Поль Элюар представил 53-летнему Пабло Пикассо магически притягательную незнакомку — 28-летнюю Дору Маар. Вдруг Дора, сидевшая рядом со своими именитыми собеседниками, не попала в цель и ранила руку. Показалась кровь, ошеломившая испанского живописца. Взволнованный, он попросил отдать ему эти перчатки и долго хранил их в застекленном шкафу. Так начался их головокружительный роман, продолжавшийся семь лет..

История ураганной страсти Пикассо и Доры Маар стала темой выставки, развернутой в парижском Музее Пикассо. Но не только. Экспозиция — и в этом ее особая ценность — воссоздает как личные, так и творческие отношения двух выдающихся представителей парижской художественной элиты и отчасти ту среду и атмосферу, в которых рождались и произрастали многочисленные ветви авангардного искусства.

Вся семилетняя история их любви была под стать той причудливой первой встрече — романтической и трагичной. Позднее утверждали, будто надменная и сумрачная Дора с лицом святой не случайно оказалась в этом кафе, а сплела настоящий заговор с друзьями-сюрреалистами, чтобы завлечь художника в свои сети. Пикассо ответил согласием на предложение сделать его фотопортрет и в этот же вечер вместе с Дорой отправился в ее студию на улице Асторг...

Негативы этого фотосеанса были найдены в архиве Доры Маар после ее смерти. Настоящее имя Доры — Теодора Генриетта Маркович (1907—1997). Она была дочерью хорватского архитектора и француженки, выросла в Буэнос-Айресе, где проектировал здания ее отец, и бегло говорила по-испански. В 1926 году Дора вернулась во Францию и стала посещать студию художника Андре Лота, где познакомилась с крупными мастерами фотографии — Анри Картье-Брессоном, Брассаем и Мэном Рэем. Вскоре она сблизилась с французскими сюрреалистами и, выбрав себе псевдоним Дора Маар, стала «музой» этого авангардистского движения.

Гордая, чувственная, презирающая условности, Дора Маар была звездой парижской художественной богемы. С черными, как вороново крыло, волосами и бронзово-зелеными глазами она буквально завораживала мужчин своей надломленной, «конвульсивной» красотой. Кроме того, женщина-фотограф отличалась экстравагантной элегантностью: любила широкополые шляпы и длинные перчатки, курила сигареты с мундштуком длиной не менее 25 сантиметров и красила заостренные ногти в пурпурный цвет. С неизменным «Роллейфлексом» в руках Дора Маар буквально ворвалась в столицу мирового искусства, которой тогда был Париж, и быстро стала известным фотографом моды и рекламы, автором оригинальных светских портретов и сюрреалистических фотомонтажей. Она фотографировала калек в Лондоне и слепых в Барселоне, клошаров в Париже и жонглеров в Лиссабоне, создавая таинственную и жуткую атмосферу, подчеркивая причудливость и гротескность жизни, не боясь соединять прекрасное и безобразное, роскошь и нищету. Навязчивой темой Доры Маар были неестественно-изогнутые человеческие тела и странные экзотические животные. В своих оригинальных фотомонтажах она нарушала пропорции предметов, сочетала несовместимые идеи, использовала оригинальные ракурсы, и уже здесь можно было обнаружить зачатки ее болезненной склонности к страху и меланхолии.

Критики утверждали, что Дора Маар нажимает на кнопку аппарата в тот момент, когда реальность «расстраивается». Они отмечали «необычный, волнующий» характер ее фотографий, излучающих «тревожную странность бытия». Острый взгляд фотохудожника проникает в затемненную сторону вещей, писали комментаторы, называя ее стиль «трагическим барокко» и «эстетикой катастрофы». И в беззаботном гомоне «веселого Парижа» уже начинали звучать истерические нотки, и песенка «Все хорошо, прекрасная маркиза» стала приобреть новый смысл и странную популярность. Город еще оставался «праздником, который всегда с тобой», но в нем уже вспыхивали финансовые скандалы, и на улицах коммунисты схлестывались с крайне-правыми.

В ночь на 7 февраля 1934 года во Франции была предпринята попытка фашистского путча. В ответ создается левый Народный фронт. Полыхает гражданская война в Испании, в результате варварской бомбардировки нацистами стерт с лица земли баскский городок Герника, уже чувствуется дыхание мирового конфликта. На Всемирной выставке в Париже в 1937 году выставлена монументальная «Герника» Пикассо, а над выставочным городком, будто предвещая грядущую схватку, реют флаги нацистской Германии со свастикой и Советского Союза — с серпом и молотом.

14 июня 1940 года гитлеровцы вступают в Париж. Впрочем, оккупация не принесла особых невзгод Пикассо, кроме того, что ему были запрещены выставки как «художнику-дегенерату». Так окрестили гитлеровцы все искусство авангарда. Легенда гласит, что к Пикассо пришел германский офицер и, вынув из кармана фотографию «Герники», спросил: «Это сделали вы?» «Нет, — ответил живописец, — это сделали вы».

В духе времени Дора Маар была дамой «ангажированной» и не скрывала своих радикально-левых убеждений. Она активно участвовала в «гошистских» группировках «Октобр», «Масс» и «Контраттак», занимаясь тем, что сегодня мы назвали бы «агитпропом». В 1934 году вместе с Бретоном и Элюаром она ставит подпись под «Призывом к борьбе», который опубликовал Комитет интеллигентов-антифашистов.

Когда произошла знаменательная встреча в кафе «Две макаки», с которой начат этот рассказ, Пикассо переживал творческий кризис и уже полгода не работал. Дора Маар помогла художнику выйти из тупика, выведя его на новые пути в творчестве, подтолкнув к авангардистскому движению и политическим темам. Пикассо сближается с сюрреалистами и создает такие гражданские произведения, как «Мечты и ложь Франко». Взаимное чувство переплелось с творческим диалогом: Дора учила живописца технике фотографии, а сама — под влиянием Пикассо — начала заниматься живописью. «В четыре руки» они изготавливают на стекле так называемые «фотогравюры», которые используют как гигантские негативы, отпечатывая их затем на фотобумаге. Но самое главное — Дора Маар по сути изобрела новый жанр — репортаж о рождении произведения искусства. В 1937 году она проследила в своих фотографиях историю создания полотна, которому было суждено стать всемирно известным, — «Герники», позволив, таким образом, заглянуть в творческую лабораторию великого художника. И эту ее заслугу в искусстве трудно переоценить.

День за днем, с усердием хроникера, она фиксировала на пленке этапы становления монументального произведения, предлагая автору новые точки отсчета для продолжения работы над ним. Дора Маар — не просто свидетель, но и соавтор «Герники», о чем свидетельствуют сотни негативов и контактных отпечатков, обнаруженных в ее личном архиве после ее смерти в 1997 году. Многочисленные искусствоведы признали, что после фоторепортажа об истории зарождения «Герники» в корне изменился взгляд на современную живопись, которую уже больше нельзя было толковать так же, как до открытия Доры Маар.

Дора никогда не позировала Пикассо, и все же он написал множество ее портретов — графических, классических и кубистских, в шляпе, с зелеными ногтями, в образе химеры. Самый известный из них — «Рыдающая женщина», который, по мнению критиков, символизирует страдания Испании под фашистским игом. Комментаторы высокопарно писали, что слезы Доры Маар — это «слезы тысяч женщин, потерявших мужей в гражданской войне в Испании». Но, может быть, недаром утверждают, будто портреты отнимают у людей жизненную энергию, навлекают болезнь, измену и разлуку, а некоторые религии даже запрещают изображать человеческие лица. Например, Огюст Роден никогда не просил позировать свою жену и прожил с ней долгую жизнь. А вот свою музу Камиллу Клодель он запечатлел в знаменитом «Поцелуе», и натурщица провела два десятилетия в сумасшедшем доме...

Пикассо, которому нравилось воображать себя Минотавром, воплощавшим в его глазах мужскую силу и творческий заряд, создает в этот период серию офортов, в которых нетрудно узнать Дору Маар, отданную на заклание этому мифическому зверю.

Желание для Пикассо было связано с насилием, а секс и творчество в его глазах были нераздельны и взаимно питали друг друга. «Искусство не целомудренно, — говорил художник, — а если оно целомудренно, то это не искусство». Современники вспоминают, что Пикассо с детским простодушием говорил друзьям: «Дору я бью, она так хорошеет, когда плачет». А в ответ на упреки возражал: «Для меня она женщина, которая плачет. Я писал ее такой не из удовольствия или садизма. Я могу писать только то, что вижу, а именно такова глубинная суть Доры».

Расцветшая во время войны любовь Пикассо и Доры Маар не выдержала испытания миром. Их роман продолжался семь лет, и это была история изломанной, надрывной любви. Могла ли она быть иной? Пиренеи и Балканы — родина того и другой — два края, где бушуют темные инстинкты и мрачные суеверия, где жизнь полна тайных примет, а смерть всегда близко. Дора Маар была неистова в чувствах и в творчестве. Она обладала необузданным темпераментом и хрупкой психикой: взрывы энергии у нее сменялись периодами глубокой депрессии. Пикассо же принято называть «священным монстром», но похоже, что в человеческих отношениях он был просто чудовищем. Некоторые говорили о живописце: «Если Пикассо и гений, то — гений зла».

Небольшого роста испанец — всего 158 сантиметров — обладал взрывным темпераментом, а главное, особым магнетизмом, которому женщины не могли сопротивляться. Любовь его, однако, была безжалостной и даже с садистским оттенком. Поэтому многие женщины Пикассо либо кончали с собой, либо сходили с ума. Повесилась Мария-Тереза Уолтер, ушла в монастырь, а затем застрелилась Жаклин Рок, помешалась Ольга Хохлова. Проанализировав почерк испанца, Поль Элюар сделал вывод: «Любит страстно, но его любовь убивает». А когда одна из последних любовниц гения Женевьев Лапорт рассталась с Пикассо, Жан Кокто сказал ей: «Вы вовремя приняли это решение, может быть, это спасло вам жизнь».

Для страстной Доры разрыв с Пикассо стал катастрофой. Не случайно эпиграфом к парижской выставке служат слова из стиховорения, посвященного художнику: «Становилось так темно, что в полдень на небе были видны звезды». Дора попала в парижскую психиатрическую лечебницу святой Анны, где ее лечили электрошоками. Вызволил ее оттуда и вывел из кризиса давний приятель, известный психоаналитик Жак Лакан. После этого Дора абсолютно замкнулась в себе, став для многих символом женщины, жизнь которой разбита любовью к жестокому гению Пикассо. Уединившись в своей квартире неподалеку от улицы Гран-Огюстен, она погрузилась в мистицизм и астрологию, приняла католичество. Ее жизнь остановилась, быть может в 1944 году, когда произошел разрыв с Пикассо.

Позже, когда Дора вернулась к живописи, ее стиль коренным образом изменился: теперь из-под ее кисти выходили лиричные виды берегов Сены и пейзажи Люберона. Друзья организовали в Лондоне выставку ее работ, но она прошла незамеченной. Впрочем, и сама Дора не пришла на вернисаж, объяснив позже, что была занята, так как рисовала в гостиничном номере розу...

Пережив на четверть века того, кто, по словам Андре Бретона, был «безумной любовью» ее жизни, Дора Маар скончалась в июле 1997 года в 90-летнем возрасте в одиночестве и в бедности. А примерно через год ее портрет «Рыдающая женщина» был продан на аукционе за 37 миллионов франков.

Подлинный масштаб самобытного художника Доры Маар, которую кое-кто считал лишь любовницей Жоржа Батая и Пабло Пикассо, стал ясен лишь после смерти, когда открылся доступ к ее архивам и коллекциям. Только тогда многие узнали, что Дора Маар принесла свой оригинальный талант на алтарь любви и незаслуженно осталась в тени всепожирающего гения Пикассо.

Квартира Доры Маар оказалась настоящим музеем — сокровищницей примет ушедшей эпохи, в которой она по сути жила до конца своих дней. Это были картины, рисунки, фотографии, исторические сувениры. Например, номер «Юманите» от 5 октября 1945 года, сообщавший о вступлении Пикассо в ряды французской компартии. Многие из этих вещей и документов и составили экспозицию в парижском Музее Пикассо — всего более 350 полотен, скульптур и рисунков мастера, а также фотографий Доры Маар. Они предоставлены музеями Испании, Швейцарии, Великобритании, Австралии и Франции и частными коллекционерами, в том числе детьми и внуками Пикассо. Увидеть эти произведения вместе, объединенные одной темой, — уникальная возможность. И парижане охотно ею пользуются. А из французской столицы, где экспозиция будет открыта почти до конца мая, она отправится в дальнее путешествие — в Австралию и разместится в «Нэйшнл Гэллери Викториа» в Мельбурне.