Фаина Георгиевна Раневская появилась на свет 27 августа 1896 года. Разумеется, малышка не знала, что именно в этот день, но в 1919 году, советское правительство примет декрет «О переходе фотографической и кинематографической промышленности в ведение Народного Комиссариата просвещения». Этот день и стал Днем советского кино, которое прославила наша героиня. 19 июля 1984 года не стало выдающегося мастера сцены и экрана, актрисы, которую чопорные и не особо любящие Советский Союз англичане включили в список десяти лучших киноактрис мира XX века (правда, там еще значатся Нонна Мордюкова и Верико Анджапаридзе. Совсем не плохо для одной страны!)

Ее жизнь была полна комического и трагического. Она родилась в Таганроге в семье, как впоследствии говорила сама Фаина Георгиевна, «небогатого промышленника». По ее же словам, с детством она простилась в июле 1904 года, когда умер Антон Павлович Чехов, великий русский писатель, а к тому же ее земляк. С раннего детства Фаечка Фельдман мечтала о карьере актрисы. Георгий Фельдман, разумеется, был против. Но барышня оказалась упрямой и самовольно уехала в Москву, где творил ее кумир - Константин Станиславский.

Это было лето 1915 года. Шла Первая мировая война, но театры работали. А вот места для талантливой провинциалки в столичных труппах не нашлось, но по воле случая ее взяли в Малаховский дачный театр под Москвой. И это было удачей -ведь на сцене дачного театра играли лучшие мастера столичной сцены. Несколько экстравагантная дебютантка понравилась театральным корифеям, один из которых как-то воскликнул: «Душенька, да вы вылитая Раневская из «Вишневого сада»!» Эта реплика стала решающей в артистической судьбе Фаины Георгиевны. Раневской она вошла в историю мирового театра и кино.

Но до всеобщего признания были долгие годы актерских скитаний по стране. Города мелькали с калейдоскопической быстротой: Крым, Баку, Тифлис, Смоленск, Ярославль, Архангельск... В последнем городе мне довелось встречаться со старушками, которые видели Раневскую в ролях Маши в чеховской «Чайке» и леди Мильфорд в трагедии Шиллера «Коварство и любовь». Это были великолепные работы.

И вот в начале 30-х годов Раневская становится актрисой знаменитого Камерного театра Александра Таирова. Это удача, но все главные роли на несколько лет расписаны на жену Таирова - блистательную Алису Коонен. Фаина Георгиевна уходит в Центральный театр Красной Армии, где сыграет одну из лучших своих театральных ролей - Вассу Железнову. Но и здесь актриса надолго не осталась. Она стала странницей по столичным театрам и на вопрос: «Что вы искали, переходя из театра в театр?», отвечала: «Правду жизни». Собеседник не унимался: «И нашли?» Фаина Георгиевна категорично заявляла: «Да! В Третьяковской галерее».

Не мог кинематограф пройти мимо Раневской. И она блистательно дебютирует в фильме Михаила Ромма «Пышка». Ее madame Луазо стала воплощением хамства и лицемерия. С этого образа Раневская стала лепить человеческие характеры. И так, как ни до нее, ни после, не могла сделать ни одна из актрис. Она сдавала меблированные комнаты («Мечта»), играла с жильцами в лото, грубыми, тяжелыми руками рылась в комоде, где под бельем хранились деньги. Она травила служанку и ссорилась с извозчиком, склочничала и страдала из-за копеек, спасала из тюрьмы сына, всем занимаясь всерьез. Потом она третировала кроткого Мулю («Подкидыш»), терпеливо учила прыгать через скакалку маленькую девочку («Слон и веревочка»). А когда кончилась война,она, интеллигентная женщина с «Идиотом» под мышкой, стала комичной жертвой любовного романа («Весна»). Была блистательно злая Мачеха («Золушка») и пьяно-грубоватая фрау Фурст («У них есть Родина»). За последнюю роль она была удостоена Сталинской премии. Причем в 1951 году вождь всех народов впервые вручил две премии своего имени одной актрисе (Раневская получила Сталинскую премию и за роль старой ткачихи в спектакле «Рассвет над Москвой»). Иосиф Виссарионович всегда поступал так, как считал нужным, и, в чем Сталин был убежден, правильным. Настоящий хозяин страны.

Ей было наплевать на вождей - они для нее все существовали на одно лицо. Для нее главным был Его величество Театр. И людей она ценила именно за отношение к сцене, как к святому месту. Оттого-то и бесцеремонно злой считали ее случайные в искусстве люди. И не только они. Маститые, не лишенные таланта творческие личности не смогли избежать едких характеристик Фуфы, как ласково называли ее в театральных кругах. Она могла одним словом припечатать даже руководителя театра имени Моссовета, Героя Социалистического Труда (ее выражение: «А что наша ГерТруда еще в театре?» - стало классикой), народного артиста СССР, лауреата Ленинской и бесчисленного количества Государственных премий Юрия Завадского. В 1951 году Раневская сыграла маленькую роль спекулянтки Маньки в средней пьесе «Шторм». Сыграла так, что зрители приходили в театр из-за этого десятиминутного эпизода.

Режиссеру-постановщику Ю. Завадскому надоело видеть пустой зал после отыгранной (нет! прожитой!) Раневской сцены и он убрал эту роль из спектакля. Фаина Георгиевна хлопнула дверью и ушла в театр имени А.С. Пушкина, где блестяще сыграла бабушку в пьесе Касоны «Деревья умирают стоя» и Антонину Васильевну в «Игроке» Достоевского. Потом она вернулась в театр имени Моссовета, сыграв по возвращении Марию Александровну в инсценировке «Дядюшкиного сна» Достоевского. Сыграла настолько гениально, что французы попросили привезти этот спектакль, чтобы парижане и Европа увидели великий талант из России. Именно этот талант первым из западных политиков отметил Черчилль, посмотревший из-за Раневской фильм «Мечта» 15 (!!!) раз.

Увы, первая дама театра, бывшая некогда женой Завадского и родившая ему сына, в будущем бездарного режиссера Евгения Завадского, Вера Марецкая втихаря ввелась в «Дядюшкин сон» и поехала в Париж вместо Фаины Георгиевны.

Нет, Раневская не устроила скандал. Она просто уехала в Ленинград к своему большому другу - великому поэту Ахматовой. Анна Андреевна в последние годы тяжело болела, и участие Фаины Георгиевны облегчало боль. Ахматова очень любила Раневскую и глубоко ценила ее человеческую смелость. В то время, когда вышло постановление о ленинградских журналах, а имена Ахматовой, Зощенко, Пастернака, Шостаковича и других выдающихся мастеров были преданы анафеме, Раневская не отвернулась от своего друга - через всю Москву она носила Анне Андреевне горячие обеды. Ахматову не печатали, денег не было, а уже немолодая актриса просто по-человечески помогала ей.

Узнав об этом поступке актрисы, гораздо позднее гений музыки Святослав Рихтер назвал ее «Дон Кихотом в юбке». И ведь был прав. «Донкихотовскими» стали ее последние роли на сцене - миссис Сэвидж («Странная миссис Сэвидж»), Люси Купер («Дальше - тишина») и нянька Фелицата («Правда хорошо, а счастье лучше». Два последних мне посчастливилось увидеть несколько раз. На первом я рыдал, а на втором хохотал до коликов. Когда после долгих отмен спектакля «Дальше - тишина» я, совсем «зеленый» студент, пришел после увиденного шедевра в постановке Анатолия Эфроса на служебный подъезд и перед Раневской грохнулся на колени, еле слышно прошептал: «Вы -гениальная актриса!» - «Что ты, деточка, - ответила Фаина Георгиевна. - Я просто неплохая актриса». Увидев, что следом идет Ростислав Плятт, таинственно прошептала: «Похвали старика. Он сегодня неплохо сыграл. Да, дружочек, Слава Рихтер назвал меня Дон Кихотом в юбке. А стало быть, юноше не пристало целовать руку и становиться на колено перед рыцарем. Хотя, черт побери, приятная это процедура!»