«Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге. Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно разбудили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, — видно, заснул. Пришло утро; в 8 часов слуга постучался к вчерашнему приезжему — приезжий не подает голоса; слуга постучался сильнее, очень сильно — приезжий все не откликается. Видно, крепко устал. Слуга подождал четверть часа, опять стал будить, опять не добудился. Стал советоваться с другими слугами, с буфетчиком. «Уж не случилось ли с ним чего?» — «Надо выломать двери». — «Нет, так не годится: дверь ломать надо с полициею». Решили попытаться будить еще раз, посильнее; если и тут не проснется, послать за полициею. Сделали последнюю пробу; не добудились; послали за полициею и теперь ждут, что увидят с нею».

Эта эффектная, динамичная проза — зачин романа «Что делать?». Если помните, первая глава старинного романа называется весьма выразительно: «Дурак». Известно, что лишь немногие школьники и студенты, кому по положению нужно Чернышевского читать, осиливают роман «Что делать?». Но первую главу — «Дурака» — читают все. Ею и ограничивают знакомство с классикой русского демократического романа. А ведь было время, когда Чернышевского читали не по принуждению, а, напротив, вопреки учительским рогаткам. Что это — сладость запретного плода? Владимир Ильич Ленин не раз признавался, как его — гимназиста Володю Ульянова — «перепахала» эта книга. И подобное перепахивающее влияние Чернышевского ощущалось в нескольких поколениях русских людей. В романе Чернышевского видели правду, честный критический взгляд на действительность. Но этого мало для культовой книги. Чернышевский преподносил картины будущего — и они не казались иллюзорной утопией. Пророческий взгляд в грядущее поражал воображение, пленяя молодого читателя. Система Чернышевского отличалась стройной логикой: жертвенный труд с аскезой самоограничения и впрямь является инструментом для достижения самых высоких целей. Убедительные, рационально аргументированные историософские построения Чернышевского брали верх над неохристианскими прозрениями Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского. И даже у яснополянского пророка, бросившего вызов духовному миру тысячелетий, было меньше убежденных последователей, чем у Николая Гавриловича Чернышевского.

Истоки Н.Г.Чернышевского (1828–1889) — это русское Поволжье, благостная семья протоиерея. Семинария и отцовское воспитание пробудили в юном Чернышевском жажду философского осмысления мира. Он с легкостью писал сочинения, помогал школьным товарищам в учебе. Уже в Санкт-Петербурге, учась на историко-филологическом факультете университета, Николай Гаврилович познакомился с социалистическими теориями и стал убежденным фурьеристом. Окончив институт, Чернышевский вернулся на родину и несколько лет преподавал в Саратовской гимназии. В Саратове он встретил и свою единственную любовь, на которой женился, — Ольгу Сократовну Васильеву. Признавшись в любви, молодой Чернышевский отговаривал девушку выходить за него замуж, предупреждая о том, что его революционные взгляды чреваты каторгой… Внимательный читатель романа «Что делать?» наверняка приметил посвящение: «Другу моему О.С.Ч.» — Ольге Сократовне Чернышевской. В 1853 году Чернышевские переехали в столицу. Какое-то время Николай Гаврилович преподавал во 2-м кадетском корпусе. У выпускников корпуса остались о Чернышевском самые благоприятные воспоминания, но начальство было недовольно слишком добродушным преподавателем, не желавшим и не умевшим контролировать кадет. Тогда же появились первые публикации Чернышевского в «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Отечественных записках». Первые, незамеченные критикой публикации — а через два года Николай Гаврилович уже был самым популярным и влиятельным журналистом России, настоящим властителем дум! Вокруг его имени разгорались споры и вершилась литературная политика. Одновременно Чернышевский продолжал свою научную работу. Сдал магистерский экзамен и представил диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности». Диссертация получила признание научных кругов, но степень Николаю Гавриловичу не присудили. Всесильный министр народного просвещения А.С.Норов был настроен против нашумевшего столичного журналиста…

В 1854 году Н.Г.Чернышевский связывает свою жизнь с журналом «Современник». В то время вокруг «Современника» сплотилась группа талантливых молодых писателей, последователей реалистического направления в литературе. Чернышевский дал русскому реализму теоретическое обоснование. К тому времени Николай Гаврилович уже был философом со своей выстраданной системной этической и эстетической концепцией. Позитивист и гуманист, сверхзадачей литературы он считал общественное благо, стремление к прогрессу, к формированию справедливого общества, к просвещению. Вершиной творчества Н.Г.Чернышевского — литературного критика — стала статья «Русский человек на рандеву». Поводом для статьи стала публикация повести И.С. Тургенева «Ася». Чернышевскому удалось угадать многое в творческом методе Тургенева, в психологии его героев. Вскоре Чернышевский стал главным идеологом «Современника», покорив Н.А. Некрасова своим благородством и трудолюбием. Ближайшим соратником Николая Гавриловича в «Современнике» стал молодой литератор Н.А.Добролюбов. После выхода в свет тургеневского романа «Накануне» Добролюбов пишет о нем критическую статью, которая оскорбила Ивана Сергеевича Тургенева. Тогда Некрасову пришлось выбирать между Тургеневым и Чернышевским. И Николай Алексеевич посчитал, что для «Современника» важнее Чернышевский. А статьи Чернышевского становились все радикальнее. Писатель все яснее призывал к ревизии самодержавия, к крестьянской революции. После крестьянской реформы 1861 года Чернышевский не смягчил своего отношения к царскому режиму. Напротив, в 1862 году из-под его пера вышла прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» — по существу, это был подвиг благополучного журналиста, осознанно выбравшего каторгу, но не предавшего своих убеждений.

Летом 1862 года Н.Г.Чернышевский был заточен в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Там, в одиночной камере, он провел почти два года. Там и раскрылся талант Чернышевского-прозаика: роман «Что делать?» он написал в Петропавловской крепости… На Нерчинских рудниках он напишет другой свой роман — «Пролог». Наконец, Сенат вынес приговор: 14 лет каторги, лишение всех прав и состояния, вечное поселение в Сибири. Царь Александр II сократил срок каторги до семи лет, но и этот приговор, опиравшийся на сфабрикованные улики, казался лютым. 19 мая 1864 года над «государственным преступником» Чернышевским был произведен обряд гражданской казни. Писатель держался достойно, по воспоминаниям очевидцев, «держался надменно, обращая взгляды на публику». Годы каторги и ссылки прошли в разлуке с женой и детьми. В ссылке Чернышевский продолжал работать, выполняя высоконаучные переводы энциклопедической и историографической европейской классики. В ссылке писатель только убеждался в неизбежности социализма для России и человечества. Лишь в 1883 году новый царь — Александр III — позволил больному цингой и ревматизмом Чернышевскому поселиться в Астрахани, а за несколько месяцев до смерти, в 1889 году писателю разрешили переезд в родной Саратов.

Друг человечества, радетель за народное счастье, он с высоко поднятой головой встречал все превратности судьбы: с детских лет его воспитывали на примере христианских мучеников. Их пример пригодился писателю, хотя он и не был до конца православным человеком.

В ХХ веке писателю воздвигали памятники, его именем называли улицы и скверы, институты и морские суда. В нем видели одного из пророков социализма. Потом ситуация переменилась. В Москве не стало улицы Чернышевского, хотя на прежнем месте стоит памятник писателю. Из школьной программы исчез роман «Что делать?». Наверное, современному обществу не требуются железные люди, фанатически преданные своей идее. Но — кто знает? — может быть, именно Чернышевского, забытого нынешним временем, будут считать провозвестником новой жизни через двадцать, через тридцать лет? Ведь нерчинский каторжник вряд ли верил в то, что через тридцать лет после его смерти роман «Что делать?» будет известен каждому российскому школьнику… Уроки Чернышевского не теряют своей актуальности, пока существует общество с его драматической несправедливостью, пока существует противоречивая материя истории.