Еще один. Еще нет одного из группы «Мира Искусства». Запоздалая газета принесла сведения о кончине известного академика архитектора В.А.Щуко. Хорошую историю русского зодчества оставил по себе Щуко. Он понимал глубоко русский ампир, он любил итальянский восемнадцатый век. У него был природный тонкий вкус, все, что исходило от него, было благородно по заданию и форме и прекрасно по жизненной внешности.

Щуко участвовал во многих постройках, помогал в устройстве заграничных выставок и доказал себя замечательным педагогом. Мы работали с ним и по Школе Общества поощрения художеств и по Женским курсам. Все эти годы совместной работы вспоминаются особенно сердечно. Щуко умел вдохновлять учащихся и приучать их к постоянному труду. У нас в Школе он руководил классом композиции, и каждый, посещавший годовые ученические выставки, помнит, как прекрасны и значительны были работы его класса. При этом он не подавлял учащихся какими-либо своими особыми симпатиями. Нет, он давал широкую возможность выражения, и потому каждый мог пробовать свои силы в любом, близком ему стиле. Щуко радовался и обмерам храмов, понимал формы ценнейшего фарфора, любил гобелены и давал идеи превосходной мебели.

Ко всем своим архитектурным дарованиям Щуко добавлял еще и мудрую ровность характера, сам умел работать и этим своим примером заражал окружающих. Во время множества дискуссий и совещаний всегда можно было положиться на Щуко, что он не отступит от обдуманного, принятого решения. За время совместной работы мы с ним выдержали немало ретроградных академических натисков, и он понимал, что в этих житейских битвах единение есть первое условие.

За последнее время мне пришлось встретить в разных странах несколько бывших учащихся Школы поощрения художеств. Казалось бы, за все минувшие насыщенные событиями годы можно бы ожидать забвения. Но, видимо, руководство Щуко многим помогло в их дальнейшем жизненном пути. И все эти бывшие учащиеся, а теперь уже художественные деятели на разных поприщах, с любовью и признательностью вспоминали своего учителя. А ведь это бывает не так часто. Волны лет смывают иногда даже очень значительные вехи, и потому живая память уже есть знак чего-то действенного.

При всей своей занятости Щуко всегда умел найти время для всего неотложного. Я не слышал от него мертвого слова «нельзя». «Если нужно, то и буду», – говорил Щуко, и хотя бы с легким опозданием, но все-таки успевал прийти на совещание. Не знаю, была ли посвящена творчеству Щуко монография, если нет, то необходимо бы собрать и запечатлеть труды этого замечательного русского зодчего. Иначе в суете быта опять все развалится, запылится, растеряется. Сколько раз приходилось убеждаться, как легкомысленно растеривались и расточались собрания, которые для будущего поколения были бы незаменимыми.

Все сотоварищи по Школе поощрения художеств сохранят о Щуко лучшую память. Помню, как на годовом собрании Билибин прочел оду, обращенную ко всем присутствующим, в которой помянул отсутствующего на Римской выставке Щуко словами:

 Но где, однако же, Щуко?
 Он в Беренштама воплотился
 И во плоти иной явился
 Там, где-то очень далеко.

Где-то далеко сейчас Владимир Алексеевич. По какому такому радио послать ему весточку и привет и сказать, как сердечно мы его помним