В нынешнем сентябре писателю Сергею Довлатову исполнилось бы 70 лет, а прожил он всего 48.

Он умер от сердечной недостаточности, прямо в машине «скорой помощи», вдали от родины, в далеком Нью-Йорке, там же и похоронен — на армянском участке еврейского кладбища, что естественно, ведь по отцу он был евреем, по маме армянином.

Родина сделала все, чтобы расстаться с ним, — вот он и уехал в свое время, эмигрировал. Он был неудобен. Неудобен в Ленинграде, Таллинне — везде, где находился. Он не окончил филфак в Ленинграде (финский язык), его отчислили за неуспеваемость, потом учился на факультете журналистики.

Он общался с поэтической элитой Питера — Е.Рейном, А.Нейманом, в том числе с неблагонадежным «тунеядцем» Иосифом Бродским, будущим нобелевским лауреатом. К нему с подозрением относились в Таллинне, где он занимался журналистикой. Набор его первой книги «Пять углов» был уничтожен по распоряжению КГБ Эстонской ССР. Было очевидно: Довлатов талантлив, но никогда не известно, чего от него можно ожидать.

Непредсказуемых людей в СССР недолюбливали. В конце концов его выдавили, выжили из страны, исключив до этого из Союза журналистов СССР — как же, он печатался за границей!

Сергей Довлатов уехал в благополучную Америку, в свободную Америку — и как-то устроился там, оставаясь очень популярным в эмигрантских кругах. Довлатов года два издавал эмигрантскую газету, которую охотно читали, он издавался, печатался, но, по существу, это были последние отголоски того Довлатова, которого в Союзе любили, читали, цитировали.

Говорят, он не хотел уезжать, на этом настояла его жена Елена, дама с твердым характером.. Ей, наверное, было виднее. А нам… Нам нужен был Довлатов, который маялся и страдал вместе с нами, рядом с нами, который сочинял удивительно, уникально, немногословно, рождал на бумаге короткие рассказы, истории, их можно читать и перечитывать бесконечно.

Сергей Довлатов хорошо писал о том, что хорошо знал. Например, будучи в армии, охранял исправительные колонии в Республике Коми — и увековечил эти страницы своей жизни в «Зоне». Той самой «Зоне», где описал потрясающий случай: зеки к годовщине революции репетируют пьесу «Кремлевские звезды», где действуют Ленин и Дзержинский. Позднее мы увидели экранизацию — «Комедию особого режима» с Виктором Сухоруковым в главной роли, но уже было не так смешно — у Довлатова это было и смешнее, и горше.

Или «Заповедник» — одно из лучших его произведений. Он же сам работал экскурсоводом в Михайловском, действительно работал. Поэтому и юмор его, и неизбывная тоска, и неистребимое одиночество — все в его книгах настоящее.

«Компромисс» — это просто классика журналистской деятельности и бездеятельности, блистательные рассказы и рассказики, чудесные, сразу запоминающиеся образы колоритных персонажей — Буша, Шаблинского, Жбанкова, Туронка. И конечно, довлатовских женщин, которые были в его биографии, конечно же, были. Если вы думаете, что с тех пор в буднях представителей второй древнейшей профессии что-то круто изменилось, очень ошибаетесь. Свободы стало больше, писать стали лучше, халтуры стало меньше или компромиссов? Ха-ха! Он вывел на чистую воду все эти «золотые перья», он не пожалел и себя. Почитайте Довлатова, почитайте, потом поговорим.

Вот такая особенность. Сергея Довлатова вряд ли можно назвать гением, если классиком — то очень осторожно. Но он совершенно удивительный, штучный. Он почувствовал свой формат и он был королем в своих историях, проникнутых иронией, горечью, подлинным знанием жизни.

Зачем он так много пил? Пустой вопрос. Очевидно, находил в этом спасение. Вообще, слухи о его пьянстве преувеличены. Да, были у него сложные периоды в этом смысле, но он мог очень долго не прикасаться к рюмке и делал это. И еще: свое алкогольное вольнодумство он не скрывал, откровенно признаваясь на страницах собственных книг в своей слабости.

Почему его так любили женщины? Он был талантлив и, конечно, красив. В одном из его рассказов эстонка называет его Омаром Шарифом. Что ж, она не врала, эта эстонка. Женщины это обаяние моментально чувствовали, их ведь не обманешь. До сих пор его дамы пытаются его поделить, хотя со дня смерти писателя прошел уже 21 год. И давно уже не гуляет он по улицам, огромный, со своей собакой, а они, женщины, жены, все делят Довлатова, делят, как бы не замечая его отсутствия.

Жизнь Довлатова была парадоксальной. Для того чтобы его произведения были изданы, пришлось уехать в чужую страну. Но и этого оказалось недостаточно. Пришлось к тому же и умереть, чтобы здесь, на родине, шли инсценировки его произведений, фильмы по его сюжетам, открывались в его честь мемориальные доски в Санкт-Петербурге и Таллинне.

Все это теперь есть. И все вспоминают, как были с ним знакомы, «каким он парнем был», как они с размаху хлопали этого парня по плечу. Все с ним дружили, все с ним пили. Хотите — верьте, хотите — нет.

И есть довлатовская премия. И он сам стал культовым писателем, символом, фигурой, которую боготворят, которой подражают. Вот только подражать ему трудно. Думаю, невозможно.