Кроссворд-кафе Кроссворд-кафе
Главная
Классические кроссворды
Сканворды
Тематические кроссворды
Игры онлайн
Календарь
Биографии
Статьи о людях
Афоризмы
Новости о людях
Библиотека
Отзывы о людях
Историческая мозаика
Наши проекты
Юмор
Энциклопедии и словари
Поиск
Рассылка
Сегодня родились
Угадай кто это!
Реклама
Web-мастерам
Генератор паролей
Шаржи

Случайная статья

Сбывшееся предсказание Николая Карабчевского


Известные адвокаты

Николай Карабчевский В дореволюционной России, пожалуй, не было более известного адвоката, чем Н. Карабчевский. Впервые он заявил о себе еще в 1877 году на «процессе 193-х», а к началу XX века его слава гремела по всей империи. Однако сегодня имя этого замечательного человека почти забыто.

В ночь на 29 апреля 1899 года в Симферополе произошло событие, буквально потрясшее весь город, — 27-летний армянин Киркор Гульгульян в присутствии нескольких свидетелей ударом кинжала убил турецкого подданного по имени Хассан Милий-оглу. В ходе следствия выяснилось, что за три года до этого Милий-оглу зарезал отца и двух братьев Гульгульяна.

Среди жителей Симферополя мнения о виновности армянского юноши разделились: одни его оправдывали, но большинство склонялось к тому, что обычаи кровной мести — это пережиток прошлого, а потому Гульгульян заслуживает наказания.

В сентябре состоялся суд, на котором знаменитый петербургский адвокат Николай Карабчевский произнес пламенную речь в защиту Киркора Гульгульяна. Посвятив присяжных заседателей в ужасающие подробности трагедии, случившейся в турецком городе Байбурте, где бандиты поголовно вырезали армян, чтобы завладеть их имуществом, Карабчевский заключил: «Русские законы, в том числе и тяжкая статья уголовного закона, карающего за преднамеренное убийство, рассчитаны вообще на людские отношения». После двух минут совещания присяжные заседатели вынесли подсудимому оправдательный приговор.

Любопытно, что сам адвокат Карабчевский по происхождению был турком. Отчего же он защищал человека, преднамеренно убившего его собрата?


Внук крымского полицмейстера


Николай Карабчевский родился 30 ноября 1851 года в Николаеве. Его отец Платон Михайлович был полковником, командиром уланского полка. Род Карабчевских происходил от мальчика, плененного при взятии Очакова. Родители его погибли. Этот турчонок, Михаил Карапчи, принявший с крещением фамилию Карабчевский, а впоследствии дослужившийся до полковника, был крымским полицеймейстером и приходился Николаю Карабчевскому дедом.

Николаю было всего полтора года, когда умер его отец. До 12 лет он воспитывался дома. В 1863 году мальчик был принят в Николаевскую гимназию особого типа, «реальную, но с латинским языком», окончил ее с серебряной медалью, но не пошел по стопам отца, а в 1869 году поступил на факультет естественных наук Петербургского университета. На первом курсе он решил было перевестись в Медико-хирургическую академию, но, заглянув в анатомический театр, передумал. Тогда же 18-летний юноша принял участие в студенческих волнениях, был арестован и подвергнут трехнедельному заключению. Это подвигло Николая Карабчевского перевестись на юридический факультет. Блестяще окончив его в 1874 году, Николай узнал, что чиновничья карьера для него закрыта, так как он находился под надзором полиции.

Работа адвокатом из-за ее «суетного сутяжничества» Карабчевского не привлекала, а потому он решил всерьез заняться литературой, отправив в журнал «Отечественные записки» драму в пяти актах «Жертва брака». «Больше месяца, стыдясь и волнуясь, — вспоминал Карабчевский, — я каждый понедельник вползал как-то боком, словно крадучись, в редакцию «высокоуважаемого» журнала за ответом. Иногда — о, счастье! — от «самого» Некрасова или же от «самого» Салтыкова я выслушивал отрывистые и даже как бы несколько грубоватые, похожие на окрики, ответы (наполнявшие, однако, мое сердце лучезарной надеждой), что, мол, рукопись еще не прочитана и надо прийти еще через две недели». Кончилось тем, что рукопись вернули за ненадобностью. Вздохнув, Николай решил, что ему не остается ничего другого, кроме адвокатуры.

В декабре 1874 года Карабчевский стал помощником присяжного поверенного. Произошло это событие через десять лет после судебной реформы, которая установила в России «процессуальные порядки на началах состязательности», но отечественная адвокатура к тому времени лишь зарождалась, избавляясь от слепого копирования европейских стандартов.

Как рассказывал Карабчевский, его первым подзащитным был молодой деревенский парень, который вскоре после приезда в Петербург позвал замуж девицу легкого поведения, а когда она отказалась бросить проституцию, в порыве ревности убил ее. Карабчевский убедил подзащитного чистосердечно сознаться и неделю готовил свою первую речь. «Я рисовал драму, — вспоминал Карабчевский, — которую пережил этот деревенский парень, анализировал его душевное состояние. Я переживал с ним его муки и думы, и сомнения». Настал день суда. Когда председатель спросил подсудимого, признает ли он себя виновным, он ответил: «Невиновен, не убивал». Вдохновенная речь адвоката сделала свое дело — подсудимый был оправдан. «А мне было совестно и стыдно, — рассказывал Карабчевский, — ведь благодаря мне был оправдан убийца. Я дал себе слово никогда не защищать людей, не признающих своей вины, если у меня нет полной уверенности в их невиновности. А то как бы какой-нибудь жулик, которого суд при моей помощи оправдал, не сказал бы потом словами некрасовского героя:


Взяв гонорар неумеренный,
Говорил мой присяжный
поверенный:
Перед вами стоит гражданин
Чище снега альпийских вершин.


За спиной живой человек


В конце 1879 года Карабчевский получил звание присяжного поверенного и сформулировал для себя еще одно правило: «Я поставил себе задачей и никогда этому не изменил: раз судьба сделала из меня юриста и адвоката, и притом по преимуществу уголовного защитника, — никогда не отступать пред трудностью выпадающей задачи и помнить только одно, что у меня за спиной живой человек».

Все коллеги отмечали одну особенность Карабчевского — на судебном заседании он не дожидался прений сторон, как это было принято в ту пору, а сразу бросался в атаку. Высокий статный Карабчевский буквально терроризировал свидетелей обвинения, которые начинали путаться в показаниях. Допрашивать свидетелей, выводя их на чистую воду, он умел, как никто другой. Что же касается его речей, то они буквально завораживали публику. «Форма речи не имела у Карабчевского никакого значения, — вспоминал один из его коллег. — Сила его была в неудержимом напоре. Его речь была не нежный ручеек, не прекрасное озеро, а могучий водопад, который сокрушает все на своем пути и сотрясает самые неприступные твердыни».

Он никогда не писал заранее тексты речей. «Судебное следствие иногда переворачивает все вверх дном, — объяснял Карабчевский Льву Толстому. — Да и противно повторять заученное. По крайней мере, мне это не дается». Оттого, будучи напечатанными, его речи зачастую казались нелогичными, изобилующими повторами. «Чтение речей Карабчевского, — свидетельствовал известный адвокат С. Карачевцев, — так же мало дает представления о его таланте, как партитура Мефистофеля из «Фауста» — о таланте Шаляпина: кто слышал, тот никогда не забудет; кто не слышал — никогда себе не представит».

Никто из присяжных поверенных Российской империи не мог сравниться с Карабчевским по числу судебных процессов (уголовных и политических), в которых он принял участие. Он колесил по всей стране. Знаменитый адвокат В. Спасович в связи с этим заметил: «Я не могу себе представить Карабчевского иначе, как в виде вагнеровского «Летучего голландца». При этом никто из его подзащитных, включая руководителя боевой организации эсеров Г. Гершуни и террориста Е. Созонова, который убил министра внутренних дел Плеве, не был приговорен к смертной казни, чем Карабчевский очень гордился. «Казнь, — писал он, — всегда отвратительнее простого убийства. То, что делает, крадучись и под личной ответственностью, убийца, при казни делается открыто и безнаказанно».

Отличала Карабчевского от его коллег-адвокатов еще одна характерная черта. «Сперва инстинктивно, — писал он, — а потом уже вполне сознательно я считал неприемлемым для адвоката принесение в жертву какой-либо политической программе интересов общечеловеческой морали и справедливости».

В 1878 году, после процесса 193-х революционеров-народников, он встретился в тюремной камере со своей подзащитной — Екатериной Брешко-Брешковской, которую эсеры позже назовут «бабушкой русской революции». «Брешковская в несколько приемов, — вспоминал Карабчевский, — заводила со мной речь о том, как было бы хорошо, если бы я, оставаясь адвокатом, примкнул к их «конспиративной» работе. Нужно ли объяснять, как я шарахнулся от подобного предложения. Я высказал ей с полной откровенностью: «Не кровью и насилием возродится мир. Низменное средство пятнает самую высокую цель. Для меня террорист и палач одинаково отвратительны!» Брешковская глубоко задумалась. Несколько минут мы оба взволнованно молчали. Наконец она протянула мне свою холодную руку и крепко сжала мою: «Бог с вами, оставайтесь праведником, предоставьте грешникам спасать мир. Спасибо вам за все».

Но дело было вовсе не в том, что Карабчевский хотел выглядеть праведником. Он искренне считал, что как судебный деятель не вправе руководствоваться какими-либо политическими, национальными или религиозными соображениями. Эта его черта проявилась в деле Киркора Гульгульяна, а также в деле о еврейском погроме, которое слушалось в марте 1900 года в Николаеве. Дело было беспрецедентным — еще никогда в Российской империи дела о еврейских погромах не доводились до суда, так как считалось, что таким образом православный народ мстит иудеям за распятие Христа. Карабчевский провел собственное расследование и выяснил, что религия была ни при чем. Оказалось, лавочник Лазарь Веремеев в течение двух недель поил мужиков водкой и подстрекал к разбою. «Его экономическая теория, — сказал Карабчевский в своей речи, — не лишена смелого полета мысли и воображения. Он желал только одного: чтобы на всем земном шаре была одна лавка и эта лавка принадлежала бы ему — Лазарю Веремееву».


Вы готовите новую Ходынку!


Однако подчеркнутая аполитичность Николая Карабчевского стоила ему дорого, так как царские сановники с одной стороны и революционно настроенные адвокаты — с другой относились к нему с недоверием.

В декабре 1904 года Карабчевский устроил в своем доме товарищеский ужин в честь 25 лет работы в звании присяжного поверенного. «После ряда застольных речей без всякой политики левые начали произносить спичи митингового характера, — вспоминал Карабчевский. — Меня чуть не провозгласили анархистом и будущим главою революции. Жена моя, терпеливо до тех пор слушавшая, вдруг поднялась во весь рост и, чеканя каждое слово, сказала, что не может допустить, чтобы в ее доме позволяли себе вести революционную пропаганду». Все левые тут же «демонстративно шумно» встали и направились к выходу».

После этого скандала в печати о знаменитом адвокате стали распространяться грязные слухи. Утверждалось, например, что Карабчевский потому столь успешно ведет уголовные дела, что в юности сам убил женщину, но был оправдан. Особо отличился в распространении домыслов Б. Утевский, который впоследствии стал одним из ближайших сотрудников генерального прокурора СССР А. Вышинского. Именно Утевский пустил слух, что знаменитый адвокат женился на дочке бумажного фабриканта красавице Ольге Варгуниной потому, что прельстился ее приданым. Это была ложь, Карабчевский получал от уголовных дел огромные гонорары (в политических процессах он участвовал безвозмездно). Чехов в письме ялтинскому врачу-хирургу Л. Средину писал: «Карабчевский обыкновенно живет в Петербурге, а летом обитает в своем имении где-то возле Евпатории. Почему Ваш выбор пал именно на него? Во-первых, он всегда очень занят, во-вторых, как мне кажется, он возьмет недешево».

Сам Николай Платонович на все эти сплетни не обращал внимания, тем более что они нисколько не повредили его отношениям с коллегами и друзьями, которые неизменно его поддерживали. Однажды знаменитый актер — «царь русского смеха» Константин Варламов во время спектакля обратился к Карабчевскому, сидевшему в первом ряду партера: «Николай Платонович! Как вам нравится наша пьеса? Не забудьте, во вторник ко мне на пирог!»

В 1913 году Карабчевский в знак признания его заслуг был избран председателем совета присяжных поверенных Петербургской судебной палаты — этой, как тогда говорили, «лейб-гвардии русской адвокатуры». В ходе одного из заседаний он сказал будущему диктатору А. Керенскому: «Вас душит теперь «гнет» царской власти, но в сравнении с тем, что неизбежно придет ей на смену, «гнет» этот окажется только пушинкой. По вашим пятам кинутся все «голодные властью», жаждущие не свободы, а только власти. Вы пеняете императору за коронационную Ходынку, сообразите же, какую всероссийскую Ходынку вы сами готовите родине».

Все случилось так, как предсказывал великий адвокат.

После октябрьского переворота судьба занесла его в Рим, где он и скончался 21 ноября 1925 года. Один из его современников так отозвался на это событие: «Есть что-то величественное и жуткое в том, что этот Самсон русской адвокатуры погиб вместе с адвокатурой и что даже само здание петербургского суда сгорело после того, как Карабчевский оставил его навсегда: нет жреца — нет больше храма».


МИХАИЛ ВОЛОДИН
Первая крымская N 452, 30 НОЯБРЯ/6 ДЕКАБРЯ 2012


Добавить комментарий к статье




Известные адвокаты


Ссылка на эту страницу:

 ©Кроссворд-Кафе
2002-2024
dilet@narod.ru