День 23 августа      

16 января 1793 года Национальный Конвент начал поименное голосование по трем вопросам: "Виновен ли Людовик ХVI?" ("да" - 683 человека, то есть подавляющее большинство), "Следует ли любое принятое решение передавать на обсуждение народа?" ("нет" - большинством голосов), "Какого наказания заслуживает Людовик XVI?" (за смертную казнь без всяких условий проголосовали 387 человек, за смертную казнь условно или тюремное заключение 334 человека). Таким образом, большинством в 53 голоса король был приговорен к смертной казни. Но прения продолжались еще несколько дней. Наконец 19 января Конвент постановил гильотинировать короля в течение 24 часов.

Узнав о решении Конвента, Людовик, находившийся в заключении в Тампле, попросил, чтобы к нему допустили аббата Эджворта де Фримонта. После прибытия священника к Людовику несколько часов они оставались наедине. По воспоминаниям Эджворта, вначале оба расплакались, но вскоре король собрался с силами.

- Простите мне, месье, миг слабости, если это можно назвать слабостью,- сказал он.- Уже долгое время я живу среди врагов, и привычка как бы сроднила меня с ними, но вид верного подданного говорит моему сердцу совсем другое: это - вид, от которого отвыкли мои глаза, и он меня растрогал. Король пригласил священника последовать за ним в кабинет. Эджворта поразила бедность кабинета: он не был обит обоями и не имел никаких украшений, камином служила плохая фаянсовая печь, и вся мебель состояла из стола и трех кожаных кресел. Посадив Эджворта напротив себя, король сказал:
- Теперь мне остается одно-единственное великое дело, которое занимает меня целиком. Увы, это единственное важное дело, которое мне осталось...

Эджворт повествует, что, когда речь зашла о герцоге Орлеанском, король оказался очень хорошо информированным о его поведении *. Людовик говорил об этом без горечи, скорее с сожалением, чем с гневом.
- Что я сделал моему кузену,- сказал он,- что он меня так преследует? Он больше достоин жалости, чем я. Мое положение ужасно, но если б оно было еще хуже, я и тогда не хотел бы оказаться на его месте.

На этом разговор между аббатом и смертником был прерван комиссарами, сообщившими королю, что семья его сошла из верхних камер тюрьмы вниз для свидания.

"В половине девятого отворилась дверь в переднюю,- вспоминает камердинер короля Клери,- первой показалась королева, ведя за руку сына, потом madame Royale ** и сестра короля Елизавета; все они бросились в объятья короля. Несколько минут царило молчание, нарушаемое только рыданиями. Королева пошевельнулась, чтобы отвести Его Величество во внутреннюю комнату, где ожидал Эджворт, о чем они не знали. "Нет,- сказал король,- пойдемте в столовую, мне можно вас видеть только там". Они вошли туда, и я притворил дверь, которая была стеклянная. Король сел; королева села по левую руку его, принцесса Елизавета - по правую, madame Royale - почти насупротив, а маленький принц стоял между коленями отца. Все они наклонялись к королю и часто обнимали его. Эта горестная сцена продолжалась час и три четверти, во время которых мы ничего не могли слышать; мы могли только видеть, что всякий раз, когда король говорил, рыдания принцесс усиливались и продолжались несколько минут; потом король опять начинал говорить".

Наконец слезы прекратились, ибо для них не осталось больше сил... Прощаясь, королева попросила:
- Обещай, что ты еще увидишься с нами завтра.
- О, да, да, еще раз; а теперь идите, милые, любимые; молите Бога за себя и за меня!
После этого король возвратился к аббату в состоянии глубокого потрясения. Эджворт оставался наедине с ним до глубокой ночи и, заметив усталость Людовика, предложил ему немного отдохнуть. По просьбе короля аббат прошел в маленькую клетушку, где обыкновенно спал слуга Клери, отделенную перегородкой от комнаты короля. Эджворт слышал, как Людовик спокойным голосом отдавал приказания к завтрашнему дню Клери, оставшемуся бодрствовать в молитвах у постели монарха.

В 5 часов утра, согласно приказу, Клери разбудил Людовика. Камердинер причесывал короля, а Людовик пытался надеть на палец свое обручальное кольцо, которое он прятал в карманных часах. Немного погодя король послал за аббатом. Они снова прошли в кабинет и проговорили около часа. Затем в соседней комнате, превратив комод в алтарь, аббат отслужил обедню. Король прослушал Эджворта, стоя коленями на голом полу, после чего принял причастие.

На время аббат покинул короля, а когда вернулся, то застал его сидящим около печки. Людовика бил озноб, он с трудом мог согреться. Утренняя заря разгоралась все сильнее. Уже во всех кварталах Парижа раздавался бой барабанов. Эти звуки были ясно различимы сквозь стены тюремной башни, а вскоре к ним добавились голоса офицеров и лошадиный топот кавалерийской части, вошедшей во двор Тампля. Король прислушался и хладнокровно проговорил: - Они приближаются. С 7 до 8 часов утра под разными предлогами тюремщики то и дело стучались в двери.

Возвращаясь в комнату после одной из таких проверок, Людовик сказал, улыбаясь:
- Эти господа видят всюду кинжалы и яд. Они боятся, как бы я не покончил с собой. Увы, они плохо меня знают. Покончить с собой было бы слабостью. Нет, если нужно, я сумею умереть!

В восемь часов к королю пожаловали члены муниципалитета. Людовик передал им свое завещание и 125 луидоров, которые просил возвратить одному из кредиторов. Были у него и другие поручения. Поначалу заартачившись, визитеры все же согласились выполнить просьбы короля. На некоторое время Людовик вновь остался наедине с Эджвортом. Наконец в двери постучали офицеры с приказом собираться.
- Обождите несколько минут,- твердо сказал король,- и я буду в вашем распоряжении.
Закрыв двери, он бросился на колени перед священником.
- Все кончено. Дайте мне ваше последнее благословение и просите Бога, чтобы он поддержал меня до конца.

Через три минуты из-за двери раздалось напоминание: пора отправляться. - Едем,- решительно ответил Людовик.
...Среди жуткой тишины карета подъехала к немощеной площади Революции (бывшей площади Людовика XV). Вокруг эшафота было отгорожено большое пространство, которое охраняли пушки, направленные дулами в толпу. Впрочем, толпа тоже была вооружена.

Когда король понял, что экипаж прибыл на место, он обернулся к священнику и прошептал:
- Если не ошибаюсь, мы приехали.
Один из палачей поспешно открыл дверцы экипажа. Жандармы, охранявшие короля, собирались выйти первыми, когда Людовик остановил их.
- Господа, я рекомендую вам этого господина,- он положил руку на колено Эджворта.- Позаботьтесь, чтобы после моей смерти его не подвергли оскорблениям. Вы обязаны позаботиться о нем.

После этих слов Людовик вышел из кареты. Ступени эшафота были очень круты, и королю пришлось опереться о плечо священника. Однако, достигнув последней ступени, король оттолкнул плечо Эджворта и твердым шагом прошел всю площадку эшафота.

Все это время раздражающе громко били барабаны. Король не выдержал и крикнул срывающимся голосом:
- Замолчите!
Барабанщики, стоявшие у подножия эшафота, опустили палочки. Палачи подступили к Людовику, чтобы сиять с него одежду, но король, презрительно оттолкнув их, сам снял коричневый камзол, оставшись в белом фланелевом жилете, серых панталонах и белых чулках. Самообладание короля привело было палачей в смущение, но скоро они опомнились и снова окружили Людовика.
- Что вы хотите? - спросил король, отдергивая руки.
- Мы должны вас связать,- сказал главный палач Сансон.
- Связать? Меня? - Людовик гневно прищурился. - Я никогда не соглашусь на это! Делайте, что вам приказано, но не пытайтесь меня связать.
Палачи настаивали на своем, повысив голоса. Казалось, вот-вот и они решатся применить силу.

Ища поддержки, Людовик обернулся к священнику. Эджворт молчал, но поскольку король продолжал вопросительно смотреть на него, аббат проговорил со слезами в голосе:
- В этом новом оскорблении я вижу только сходство вашего величества с Христом.
При этих словах Людовик на мгновение поднял глава к небу.

- Делайте, что хотите,- обратился он затем к палачам.
- Я выпью чашу до дна.- И громко к народу:
- Французы, я умираю невиновным в преступлениях, в которых меня обвиняют; говорю вам этого с эшафота, готовясь предстать перед Богом. Я прощаю своих врагов и молю Бога, чтобы Франция...

Командовавший казнью генерал Сантер на белом коне выскочил вперед. Он яростно прокричал приказ, и рота ударила в барабаны. Короля не стало слышно. Палачи схватили Людовика, чтобы привязать к доске. Сопротивляясь, король выказал недюжинную силу, однако палачей было шестеро, и борьба быстро закончилась. Доска с Людовиком приняла горизонтальное положение.

Едва Эджворт, наклонившись к королю, успел прошептать: "Сын Святого Людовика, взойди на небеса", как раздался роковой удар ножа гильотины. Дикий крик толпы потряс площадь: "Да здравствует Республика!" Эджворт упал на колени. Он оставался в этом положении до тех пор, пока один из палачей, по виду почти мальчик, схватив отрезанную голову, чтобы показать ее толпе, не капнул кровью короля на шею аббата.

Было 9 часов 10 минут утра 21 января 1793 года.

---

* Филипп Орлеанскнй (Эгалите), заигрывавший с революционерами, голосовал в Конвенте за смертный приговор Людовику.
** Дочь Людовика XVI и Марии Антуанетты, герцогиня Ангулемская.

Хроники Харона

День 23 августа