| |||
Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Заяц • Все авторы -> Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Заяц Четыре месяца подряд бегала баба Матрена из деревни Савелки каждое воскресенье к барыне Кокиной за расчетом. Барыня Кокина сама к Матрене не выходила, а присылала через прислугу сказать, что, мол, нынче заняты, блины кушают, либо книжку читают, либо занездоровили, и пусть Матрена как-нибудь ужо зайдет. Матрена грелась на кокинской кухне, кланялась в сторону двери, за которой предполагала барынино местопребывание, и говорила: -- Да уж ладно, уж что ж тут, уж чего ж тут, да рази я что? Я ведь ничего. Потом бежала десять верст домой по шоссейной дороге, либо по боковой тропочке, мимо телеграфных столбов. Проволока гудела зловеще и тоскливо, Матрена отплевывалась. -- Гуди, гуди на свою голову. И говорила сама с собой про барыню Кокину: -- Барыня, слова нет, добрая. Другая бы как ни на есть излаяла, а энта добрая. Пусть, говорит, Матрена ужо зайдет. Ужо, значит, зайду, ужо, значит, и деньги заплатит. Добрая барыня, слова нет. Четыре месяца ходила Матрена, на пятый месяц Матрене пофартило. Поручила ей попадья картошку в город свести и лошадь дала. Покатила Матрена. Картошку отвезла, заехала к барыне Кокиной, а та вдруг сама в кухню вышла и все деньги Матрене выплатила. И за стирку, и за огороды, и за то, что полы мыла, -- все сосчитала и пятнадцать рублей отвалила золотом, так и звякнуло. Матрена даже испугалась. -- Да что же это, -- говорит, -- да чего же это... Да рази я что? Я ведь ничего. И когда барыня ушла, долго кланялась ей вслед, а потом заехала в лавку, купила чаю, сахару, обнов и гостинцев ровно на пять рублей, а большой золотой, десятирублевый, завязала в узелок, сунула за пазуху и поехала домой. Загудели столбы про что-то свое, про нестрашное, попадьина лошадка потрюхивает, на грачей пофыркивает, а Матрена едет да считает, не надул ли ее лавочник. То выйдет, что две копейки передал, -- и тогда Матрена, лукаво подмигнув, почмокивала на лошадку; то выйдет, что обсчитал он ее не то на копейку, не то на три, -- тогда она озабоченно покачивала головой и чесала пальцем за ухом, сколько можно было достать под платком. На второй версте смотрит -- у столба лежит кулек какой-то ушастый. -- Батюшки! Никак находка! Вылезла из саней, зашагала. Подошла уж совсем близко и тогда рассмотрела, что кулек-то -- вовсе не кулек, а живой заяц. Сидит тихо, смотрит, только мордочка чуть трясется. -- Чего ж это ты сидишь-то? Наваждение египетское! -- Удивилась Матрена. Шевельнулся заяц чуть-чуть, а не уходит. Подняла его Матрена, смотрит -- одна лапа красная, под стрелянная. -- Несчастный ты! Потащила зайца в сани. Заяц был тяжелый, и сердце у него так шибко стучало, что даже нос дрожал. -- Ишь ты! -- удивлялась Матрена. -- Зверь малый, а душа как и ни у коровы, -- все понимает. Обтерла снегом зайцеву лапу, перевязала тем самым платком, где в узелке золотой закручен был, усадила зайца в сани, рогожкой прикрыла. -- Сиди уж, коли Бог убил. Грейся! Чего уж тут! Рази я что? Я ведь ничего. Говорила с зайцем, как с деревенским дурачком Гринюшкой, -- громко и толково, чтоб лучше понимал. Тронула вожжи, чмокнула. Теперь уже не было тяжелых сомнений насчет лавочникова обсчета. Теперь мысли были самые приятные. Все про зайца. Как будет заяц под лавкой жить, или у печки; у печки теплее, только чтоб под ногами не путался. -- Вот поправится, будет Петрунька с ним играть. Петрунь, ты чего животную мучаешь? Ты не смотри, что он мал! Он-то мал, да душа-то у него, может, как и ни у коровы, -- все понимает! Ишь, сидит! Быдто человек. Васька! А, Васька! Застудился ты, что ли? Заяц ехал чинно, в беседу не вступал, чуть-чуть пошевеливал ушами, будто слушал, что столбы гудят. Один разок вытянул морду, понюхал рогожку и снова притих. -- Ну и Васька! -- удивлялась Матрена. -- Все понимает! Попадьина лошадка мирно потрюхивала все как-то больше вверх, чем вперед, и долго Матрена говорила сама с собой про зайца и с зайцем про самое себя, как вдруг на повороте метнулось что-то быстрое сбоку да в канаву, да мимо столбов. -- Что такое? Вот из-за бугорка снежного выскочили какие-то будто две палочки, спрятались, потом подальше опять выскочили. Словно кто зарыл руку в снег и показывает оттуда только два пальца то тут, то там. Обернулась Матрена, а зайца-то и нет. Выпрыгнула из саней кубарем, бежит, хлюпает по талому снегу. -- Куды! Куды! Стой! А он дальше прыг да прыг. Вот мелькнула красная тряпица на больной лапе. Вспомнила Матрена про деньги, даже затряслась вся. -- Васенька! Голубчик ты мой! Деньги-то отдай! Деньги отдай! Андел Божий! Ведь десять рублей! Де-ся-ать! Заяц приостановился, пошевелил ушками, словно ножницами постриг, и поскакал дальше. -- Милостивец, -- надрывалась Матрена. -- Иди себе с Богом, деньги только отдай! Кормилец! Добежала до самого леса, тут заяц пропал, а Матрена провалилась в снег по колена. -- Корми-илец! -- голосила она зайцу вслед. -- Голубчик ты мой ласковый, свеча негасимая! И на кого-о ты на-ас... Чтоб те под первым кустом лопнуть! Еле выбралась на дорогу. Лошадь стояла какая-то сконфуженная, нюхала снег. Кулька с обновками и гостинцами в санках не оказалось, моталась одна рогожка. Далеко за поворотом подымался в гору кто-то в розвальнях, и видно было, как он часто оборачивается и хлещет кнутом лошаденку, а та, как попадьина лошадка, скачет вверх, торопится. Поднялась со столба ворона, замахалась черной тряпкой по серому небу и громко все одобрила: -- Та-ак! Та-ак! Повернула к лесу, заспешила, вести понесла. -- Та-ак! Та-ак! 1916 Не пропустите: • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Десять миллионеров (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Новые партии (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Серебряный чайник (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Театры (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Визы, каюты и валюты (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |