Мемуары, или исторические записки частных лиц, составляют драгоценный материал для истории и имеют важное значение в глазах каждого любознательного читателя. Современники, бывшие свидетелями описываемых событий, принимавшие в них более или менее деятельное участие, могут представить живую картину своей эпохи, могут бросить яркий свет на исторические личности и подметить такие тонкие, неуловимые черты, которые ускользают от историка, но, несмотря на то, имеют важное значение в правильном пониманьи духа времени и событий. Современники часто бывают пристрастны и, увлекаясь личными побуждениями, личною ненавистью или приязнью, выставляют исторические происшествия в неправильном свете. Принадлежа к какой-либо партии, имея собственные убеждения, они часто невольно стараются оправдать своих единомышленников и бросить тень на противную сторону; но такое пристрастие распознать нетрудно: оно проглядывает в тоне рассказа, отражается на том увлечении, с которым автор записок говорит об интересующих его событиях. Кроме того, самое увлечение, самое пристрастие современника имеют свою цену для потомства: они показывают тем, насколько предки наши умели быть справедливы, насколько уважали они чужие убеждения, как смотрели на события и каким образом выражали свои мысли и чувства. Известная эпоха в частных мемуарах невольно является пред нашими глазами с мельчайшими подробностями, с дурными и хорошими сторонами.

Андрей Тимофеевич Болотов, автор рассматриваемых нами мемуаров, был сын русского дворянина, родился в 1738 году и по обычаю того времени с детства был зачислен в военную службу; уже с десяти лет он вместе с отцом находился при своем полку и всюду следовал за ним в его переходах. В 1757 году началась война с Пруссиею, известная под названием Семилетней войны, и молодой Болотов вместе с полком отправился к месту военных действий {При этом считаем нелишним заметить для наших читательниц опечатку или описку, которая встречается в предисловии к запискам Болотова и может подать повод к недоразумениям (март, стр. 4): "Императрица Екатерина II, недовольная медленностью действии главнокомандующего нашею армиею графа Апраксина и его непонятным отступлением в Польшу после этой победы, отозвала его из Пруссии". Но императрица Екатерина вступила на престол в 1762 году и тотчас по вступлении на престол отклонилась от участия в Семилетней войне. Описываемые события происходили в 1757-1758 годах и относятся к царствованию Елисаветы Петровны (Примеч. автора).}. Походная жизнь и боевые тревоги не нравились будущему автору записок и утомляли его, не оставляя ему времени для мирных научных занятий, к которым он был расположен смолоду. К величайшему своему удовольствию, Болотов, как человек знающий немецкий язык, был прикомандирован к канцелярии барона Корфа и остался в Кенигсберге, который в то время был занят русскими войсками. Описание жизни в Кенигсберге составляет седьмую часть записок Болотова. Первые шесть частей, в которых Болотов описывает свою первую молодость и поход в Пруссию, были напечатаны в "Отечественных записках" 1850 и 1851 годов. Жизнь в Кенигсберге в то время представляла множество разнообразных развлечений. У генерал-поручика часто происходили танцевальные вечера, о которых Болотов вспоминает с большим удовольствием. В Кенигсбергском театре давались маскарады, привлекавшие в ложи многочисленную и блестящую толпу зрителей. Общество русских офицеров собиралось даже устроить благородный спектакль, и роли были уже розданы и разучены; но какие-то непредвиденные обстоятельства помешали делу. Приводим для примера место из мемуаров, в котором автор жалуется даже на излишество увеселений: этот отрывок может дать нашим читательницам понятие о языке Болотова, устарелом, но живом и понятном.

"Балы, маскарады и танцы происходили у нас и до того не редко, а тут, когда уже было где потанцевать и поразгуляться, количество их усугубилось, и танцевание мне так наскучило, что иногда нарочно сказывался я больным, чтобы не идти на бал и не истощать сил своих до изнурения в танцах и прыганий. Сие действительно было более оттого, что дам и девиц съезжалось к нам всякий раз превеликое множество и все они были ужасные охотницы танцевать, а мужчин, и особенно молодых и могущих танцевать, как говорится, во все тяжкие, было очень мало; а как я находился уже тогда в числе немногих первейших и лучших танцовщиков, то судите, каково было нам без отдыха по нескольку часов пропрыгивать и кругом вертеться, танцуя разные контрадансы, из которых и один всегда кровавого пота стоил протанцевать; ибо мы их тут, в новой и пространной галерее, танцевали не менее как пар в тридцать; а другая и такая же или еще большая половина молодых госпож и девиц, поджав руки, стояла и с нетерпением ожидала окончания того, дабы начать им самим другой контраданс, и жадность их к тому и в приискании себе кавалеров была так велика, что не мы их, а они сами уже нас отыскивали и не поднимали, а просьбою просили, чтобы с ними потанцевать, и спешили всякий раз друг перед другом захватить себе лучшего танцовщика; так что в половине еще танцуемого контраданса к нам сзади подхаживали и обещания рук наших себе прашивали. Сперва, и покуда было нам сие в диковинку, ставили себе то в особенную честь; но после, когда длина контрадансов, а особливо самых бешеных и резвых, так нам надоела, что ждешь не дождешься, покуда и один кончится; мы начали прибегать к разным хитростям и обманам и, отделавшись от всех подбегавших сзади и требовавших обещания танцевать, уверением, что мы уже заняты и дали слово свое уже другим, хотя ничего того не бывало, тотчас, по окончании танца, уходили в самые отдаленнейшие и такие покои, где никого не было, и там сколько-нибудь отдыхали. Но нередко отыскивали нас и там госпожи, и мы не знали уже, куда от них, искавших нас шайками и хороводами, деваться".

Развлечения и дела службы не мешали Болотову заниматься серьезными научными предметами: пребывание в Кенигсберге принесло огромную пользу его умственному развитию. Любознательность его везде искала себе удовлетворения, а Кенигсберг представлял все удобства для научных занятий. Болотов сблизился с многими учеными специалистами, старался учиться, где только было возможно, много читал, покупал книги на последние деньги и в своих записках говорит с особенным одушевлением обо всем, что относится к области знаний, обо всем, что содействует умственному развитию. Занимаясь нравственною философиею, Болотов старался провести ее идеи в жизнь, старался размышлением исправиться от своих недостатков. Он приводит из собственной жизни два любопытные примера самообладания, два случая, в которых он, не поддаваясь первому влечению гнева, поступил благоразумно и хладнокровно. Эта часть записок Болотова, в которой он говорит о своих занятиях и о своем образе жизни, внушает невольное уважение и вызывает сочувствие к его личности; его трудолюбие, светлый ум, благородная любознательность, кроткий нрав и добродушие, с которым он отзывается об окружавших его личностях, -- все это располагает в его пользу и заставляет нас признать в нем одного из лучших людей своего времени. В его записках поражают искренний тон рассказа и добродушная веселость, которою проникнуто повествование: ни о ком из своих сослуживцев или знакомых не говорит он дурного, ни на кого не бросает тени; о тех, с кем он не сошелся во вкусах и убеждениях, он упоминает коротко и в самых умеренных выражениях, о людях, любивших науку, помогавших ему своими советами, оказавших ему какое-нибудь одолжение или изъявивших ему ласковое участие, Болотов говорит гораздо подробнее, с теплым чувством и трогательною благодарностью. Между тем, пока автор записок проводил время среди ученых занятий и мирных увлечений, военные действия шли своим чередом, и известия из действующей армии сильно интересовали кенигсбергских жителей. В записках Болотова находится рассказ о всей кампании 1759 года и прекрасное описание знаменитого сражения при Кунерсдорфе, описание, составленное по самым свежим известиям. Не ограничиваясь сухим перечнем разных военных маневров, Болотов в живом повествовании изображает положение дел в обоих враждебных лагерях и потом ясно и последовательно излагает план действий обоих военачальников: Фридриха Великого и Салтыкова. Описание кунерсдорфской битвы проникнуто чисто драматическим интересом. Не увлекаясь неуместным патриотизмом, Болотов отдает полную справедливость храбрости прусских войск и военному искусству великого короля, радуясь блестящим победам, одержанным русскими войсками при Мюльрозене и Кунерсдорфе, он приписывает первую явному превосходству сил, а вторую объясняет случайною оплошностью Фридриха, увлекшегося в пылу сражения и не умевшего вовремя остановить натиска своих войск. Нигде нет видимого пристрастия к военной славе России; с теплым чувством патриота Болотов соединяет холодную справедливость историка; говоря о действиях союзных австрийских войск, он нисколько не уменьшает их заслуг, приписывает им честь кунерсдорфской победы и в то же время прямо и откровенно говорит об ошибках, которые делали австрийские генералы во время всей кампании. Вообще, простой, безыскусственный рассказ Болотова об этом интересном эпизоде Семилетней войны имеет в себе особенную прелесть. Личность Фридриха, его надежды перед кунерсдорфскою битвой, геройская храбрость его во время сражения, его бегство и отчаяние, роковая ночь, проведенная им в бедной деревушке с несколькими солдатами, безвыходное положение великого короля -- все это представлено Болотовым так сильно и верно и в то же время так просто и естественно, как мог представить только современник, писавший под свежим впечатлением событий. Занимательность сюжета и повествовательный талант автора почти везде выкупают недостатки устарелого языка и странной расстановки слов.

1858