(Сцена с натуры)

Десятый час вечера. Зала увеселительного заведения "Орфеум" освещена, но пуста, как говорится, хоть шаром покати. Оркестр музыки что есть силы отхватывает "Пробуждение льва". Дирижер старательно помахивает смычком. Из дверей зимнего сада в залу выглядывают лакеи с салфетками под мышками и зевают самым аппетитным образом. По зале прохаживается единственный посетитель -- лысый купец с седой бородой и в высоких сапогах со скрипом. Он, видимо, скучает, по временам садится на скамейки, щупает на них материю, с глубоким вздохом вынимает из кармана гребенку и расчесывает волосы на висках, но наконец, сердито плюнув, уходит в буфетную комнату и, подойдя к буфету, начинает рассматривать расставленные на нем яства и пития. Дремавший до сего времени буфетчик вскакивает с места.

-- А что, любезняк, когда начнется у вас представление-то? Пропечатано было, что в восемь часов... -- обращается купец к буфетчику.

-- Уж началось...

-- Ой! А нешто цыгане петь не будут?

-- Не будут-с.

-- И ломаться не будут?

-- Не будут-с.

-- Как же даве в трактире молодцы сказывали, что у вас разные колена выкидывают?

-- Шведские певицы ужо петь будут.

-- Что ж, и народу больше не подсыплет? Аль еще поднавалит? Ведь этак прогорите...

-- У нас публика сбирается часов в двенадцать, после театра, из гостей...

-- Скажи на милость! А у нас, мы ржевские будем, приезжие, об эту пору третий сон отхватывают.

-- Это как где... Где какое заведение, а у нас столица.

-- У вас водки-то всякие есть?

-- Всякие: рябиновая, допелькорн, киршвасер, померанцевая...

-- Вы сами-то не тверские будете? По облику-то как бы наши...

-- Нет, мы здешние...

-- Так... И листовка у вас есть?

-- Есть...

-- Ну так дай-ка мне рюмку простой, за пятачок, да побольше...

Буфетчик отвечает, что пятачковой рюмки нет, а все по десять копеек. Купец начинает торговаться. Высчитывает, сколько рюмок выйдет из ведра и почем каждая придется себе, требует даже счеты, но наконец, убежденный буфетчиком, что "каждый соблюдает свой барыш", выпивает рюмку и требует на закуску сухарика.

-- У нас сухарей не полагается вот букиврот пожалуйте...

-- Окрестись лучиной! Стану я в Великий пост скоромь есть! Да мне на нее и глядеть противно.

-- Вот с икрой-с.

-- С икрой! Мы и рыбы не вкушаем. А булки-то у вас чем подмазаны? Нет, уж лучше так, без закуси. Икру-то почем покупаете? Сплавная аль багреная? -- задает он вопрос, советует держать "для гостей сухарики и капустку", уходит в зало, но через несколько времени снова возвращается.

-- А что, чайком побаловаться можно? -- спрашивает он буфетчика.

-- Сколько угодно-с.

-- Поди, ведь на пятнадцать копеек сбираете?

-- У нас порциями. Полпорции стоит сорок копеек.

-- Что-о? Однако тоже грабить умеете... Ведь у вас, поди, с сахаром, а мы по постам с медом или изюмом... потому скоромь.

-- У нас меду не требуют.

-- Ну так дайте-ка лучше рюмку простой... плесни вон в ту... Вы, братцы, пожалейте... мы деньги-то горбом достаем...

Буфетчик наливает рюмку.

-- Не жалей, не жалей! Что обмериваещь-то? Тоже, верно, углицкий клей!

-- У нас по положению...

-- Что ты мне зубы-то заговариваешь? Знаем тоже... не несмышленки. У меня сын в твои годы, да и у сына четверо ребят.

Минут через пять купец требует еще рюмку и предлагает выпить с собой за компанию буфетчику.

-- Заплачу. Авось сможем... -- говорит он. -- А ежели хозяина боишься, так присядь под выручку да там и колдыбни! Клюнь, полно! Сади, знай!

Буфетчик наотрез отказывается.

-- Ведь не с мазуриком пить будешь! Мы, брат, по первой гильдии, две медали имеем и к празднику третью ждем. Что брюхо-то у нас масляное, так это пустое!.. Попа и в рогоже знают... У нас везде доверие... По две, по три тысячи без расписки перехватываем...

Три рюмки, выпитые одна за другой, отуманивают купца. Он уже не отходит от буфета, требует себе четвертую рюмку и начинает рассказывать о своем патриархальном житье-бытье в Ржеве, о своей торговле, о сыне, который "без спросу не смеет ни-ни"...

-- У меня в доме все по струнке... К обедне ежели, так все гуськом... в баню -- гуськом. У нас по постам чтобы скоромь -- боже избави! Сковороды после мясоеда и те выжигаем. У нас благочестиво. Мы, почитай, по шести раз в год иконы на доме подымаем. У меня жена молодая, я на второй женат, но чтобы драка была -- никогда! Только раз и потеребил, да и то за дело... А что, поднеси-ка мне водочки-то какой получше... заморской... -- заканчивает он.

-- Киршвасеру не желаете ли? Пятьдесят копеек рюмка будет стоить.

-- Еще разговаривать! Цеди!.. Захотим, так весь твой буфет десять раз купим!

К буфету подходит офицер, требует рюмку коньяку и пристально смотрит на расплачивающегося из бумажника купца. Из бумажника выглядывают сотенные, пятидесятирублевые бумажки.

-- Что, барин, смотришь? -- обращается купец к офицеру. -- Поди, думаешь, зачем это старый пес в вертеп привалил? А я, брат, нарочно... Потому у меня сын есть. Буду в Питер его посылать, так предупрежу... Вертеп, мол, есть там один, так не ходи!

Офицер улыбается.

-- Нечего улыбаться-то, а ты вот лучше не погнушайся да выпей со мной, стариком. Хорошеньким угощу. Мы тоже знаем, как себя соблюдать: и с генералами за одним столом сиживали.

Офицер отходит.

-- Вы гостей не тревожьте. Они сами по себе, а вы сами по себе... -- замечает буфетчик.

-- Дайте рюмку мараскину в долг до конца вечера, -- обращается к буфетчику какая-то разряженная бабочка. -- Ужо гостя найду, так отдам.

Буфетчик наливает. Бабочка пьет и отходит. Купец смотрит ей вслед маслеными глазами и говорит буфетчику:

-- Из прелюбодеек, поди, барышня-то?

-- Да ведь у нас всякие ходят, потому место гулевое... -- отвечает буфетчик.

-- А что, окликать ее можно? -- И, не дождавшись ответа, купец кричит: -- Барышня! Умница! Как вас?.. Вернитесь!

-- Татьяна Ивановна! -- присоединяет свой голос буфетчик. Бабочка подходит к купцу.

-- Вы не тверские будете? Родители-то у вас есть? Который годок-от тебе пошел? -- закидывает он ее вопросами.

-- Можно взять пару апельсинов? -- спрашивает она вместо ответа.

-- Бери, писаная... бери! Авось не разоримся!

-- А вы коробку конфет мне купите?..

-- Вали, что спрашивать! Сядем вот только к столику да потолкуем. Мы хоть старенькие, а добрые!

Они садятся к столику близ буфета. Купец гладит ее по плечу и говорит:

-- Вишь, какая сдобная, что твоя сайка московская! Тятенька у тебя есть ли?

-- Можно еще взять апельсин? Это я для подруги...

-- Да что тут разговаривать? Держи подол!

Купец берет с буфета вазу с фруктами, высыпает ей в колени и кричит.

-- Малый! Прислужающий! Дай-ко две бутылочки холодненького!

-- Зачем же две-то? Одной будет, а вы лучше мне зелененькую на память подарите.

-- Толкуй тут! Разойдется! Ты позови только товарок, так я еще парочкой удовлетворю.

Через полчаса около купца сидело уже несколько девушек. На столе стояло до полдюжины порожних бутылок из-под шампанского, блюдечки с мороженым, с фруктами. Девушки хохотали, шептались и называли купца Иваном Спиридонычем и "вашим степенством". Само степенство потопывало ногой в такт под музыку и пело:

"Здравствуй, милая, хорошая моя"...

-- Здесь петь невозможно, потому безобразие, -- останавливал степенство служитель. -- Вы, пожалуйста, в отдельную комнату или в сад, в беседку. Там у нас фонтан и всякие рыбы плавают. Коли желаете сварить, и зажарить можете...

-- Ты понимаешь, я в Великий пост рыбы не вкушаю! Грибков -- так прикажи отварить! -- кричал купец -- Эй, ты, шустренька! Востроглазая! Придвигайся ближе! -- обратился он к одной из девушек. -- Ближе, ближе... Садись ко мне на коленки!

-- Тут нельзя... народ... -- проговорила девушка.

-- Это тоже невозможно, ваше степенство. Пожалуйте в отдельную комнату и там что угодно... -- увещевал служитель.

-- Дура! Не обхватаю... Садись -- знай! Цела останешься!..

Девушки начали уговаривать купца идти в отдельную комнату, схватили его под руки и потащили.

-- У меня, крали писаные, жена молодая. Драки у нас -- ни в жизнь!.. И я ее страх люблю! -- говорил купец по дороге.

-- Можно мне братца с собой пригласить и нашу хозяйку? -- спрашивала у него какая-то молоденькая девушка.

-- С которого боку братец-то? Ну да вали, вали! Авось не обопьет! Вы, девушки, меня только полюбите... Я человек простой, одно слово -- шуба!

Входя в отдельную комнату, купец кричал:

-- Прислужающий! Зови сюда арфянок и певиц разных! За все плачу!

Часа в четыре купца выводили из комнаты под руки двое лакеев. Двое других лакеев шли впереди со свечами. Купец еле стоял на ногах.

-- Где вы живете, ваше степенство? -- спрашивали они его. -- Мы вас как есть в целости предоставим...

-- В Мариинской гостинице... В Мариинской,.. -- мычал он.

-- Иван Спиридоныч, поедемте к нам... -- упрашивали его две девушки.

-- Брысь вы, вороны! Почуяли падаль! -- огрызались на них лакеи. -- Нешто не видите, что человек совсем намок...

-- Я, брат, так не пойду!.. Не пойду!.. Тащи на подъезд еще бутылку! Выпью и тогда поеду...

-- Нельзя, ваше степенство! Все заперто, буфетчик спит!

-- Мне нельзя? Мне?.. Да знаете ли вы, собачьи дети, что у меня везде доверие? -- бушевал купец. -- Я, брат, в своем месте колокольню выстроил! Все мне в пояс... Пять, десять тысяч сейчас без расписки... Да знаешь ты, что когда я в Москве бываю, так на книжку в баню хожу!

-- Пожалуйте, ваше степенство!.. Не извольте брыкаться...

У подъезда купца посадили в сани. Один из лакеев сел с ним рядом. В церкви у Николы ударили в колокол к заутрене. Купец хотел перекреститься, снял с головы картуз, но тотчас же уронил его.

-- Сидите смирно, ваше степенство! Уж дома сотворите молитву, -- сказал лакей и крикнул извозчику: -- Пошел!

1880