С самого утра было как-то тревожно.

Началась тревога с того, что утром вместо обычных белых чулок подали какие-то мутно-голубые, и нянька ворчала, что прачка все белье пересинила.

-- Статочное ли дело этакое белье подавать. А туда же, "Матрена Карповна"! Нет, коли ты себя Матреной Карповной зовешь, так должна понимать, что делаешь, а не валять зря!

Лиза сидела на кровати и разглядывала свои худые длинные ноги, которыми она вот уже семь лет шагает по Божьему свету. Смотрит на голубые чулки и думает:

-- Нехорошие чулки. Смертный цвет. Будет мне беда!

Потом вместо няньки стала ее причесывать горничная Корнелька с масляной головой, масляными руками и хитрыми масляными глазами.

Корнелька драла гребнем волосы больно-пребольно, но Лиза считала унизительным для себя хныкать при ней, и только кряхтела.

-- Отчего у вас руки масляные?

Корнелька повернула несколько раз свою красную короткую руку, словно любуясь ею.

-- Это у меня ручки от работы так блестят. Я до работы прилежна, вот и ручки блестят.

* * *

У террасы, под старой липой, на маленькой глиняной печурке нянька варила варенье.

Кухаркина девчонка Стешка помогала, подкладывала щепок в печурку, бегала за ложкой, за тарелкой, отгоняла веткой мух от тазика.

Нянька поощряла девчонку и подзадоривала:

-- Молодец, Стеша! Ну что за умница эта Стеша. Вот она мне сейчас и холодненькой водички принесет. Пойди, Стеша, принеси водички. Этой Стеше прямо цены нет.

Лиза ходила вокруг липы, перелезала через толстые ее корни. Между корнями было много занятного. В одном уголку жил дохлый жук. Крылья у него были сухие, как шелуха, что бывает внутри кедрового орешка. Лиза перевернула его палочкой сначала на спину, потом снова на брюшко, но он не испугался и не убежал. Совсем был дохлый и жил спокойно.

В другом уголку натянута была паутинка, а в ней лежала крошечная муха. Паутинка, верно, была мушиным гамаком.

В третьем уголку сидела божья коровка и думала про свои дела.

Лиза подняла ее палочкой и понесла к мухе познакомиться, но божья коровка по дороге вдруг раскололась посредине, раздвинула крылья и улетела.

Нянька застучала ложкой по тарелке, снимая накипь с варенья.

-- Нянюшка, дайте мне пеночек! -- попросила Лиза.

Нянька была красная и сердитая. Сдувала муху с верхней губы, но муха точно прилипла к влажному лицу и переползала то на нос, то на щеку.

-- Пойди, пойди! Нечего тут вертеться! Какие тебе пеночки, еще и не вскипело. Другая сидела бы в детской, картинки бы смотрела. Видишь, няне некогда. У, непоседа! Стеша, умница, подложи щепочек! Молодец у меня Стеша.

Лиза смотрела, как Стеша, мелко семеня босыми ногами, принесла щепок и старательно подсовывала их в печурку.

Косичка у Стеши была тоненькая, перевязанная грязной голубой тряпочкой, а шея под косичкой темная, худая, как палка.

"Это она нарочно так старается, -- думала Лиза. -- Нарочно. Воображает, что она и вправду умная. А няня просто так говорит".

Стешка поднялась, няня погладила ее по голове и сказала:

-- Спасибо, Стешенька. Ужо дам тебе пеночек.

У Лизы вдруг громко-громко застучало в висках. Она легла животом на скамейку и, болтая ногами в "смертных" чулках, сказала, злобно улыбаясь вздрагивающими губами:

-- А я не пойду отсюда! Не хочу и не пойду!

Нянька обернулась и всплеснула руками:

-- Ну, что это, ей-Богу, за наказание! Сегодня чистое платье надели, а она его по грязной скамейке валяет. Как есть все загваздала! Да уйдешь ты отсюда или нет?

-- Не хочу и не пойду!

Нянька хотела что-то сказать, но в это время поднялась на варенье густая белая пена.

-- Ах ты, Господи! Варенье уйдет.

Она кинулась к тазику, а Лиза, поднявшись, демонстративно запела и заскакала прочь на одной ножке.

Она уже вышла из-под липы, когда встретила Стешку, несшую ягоды на блюде.

Стешка шагала осторожно -- нарочно, чтобы показать Лизе, что она умница.

Лиза подошла к ней и, задыхаясь, сказала шепотом:

-- Пошла вон! Пошла вон, дура!

Стешка сделала испуганное лицо, нарочно, чтобы няня заметила, и, ускорив шаг, пошла под липу.

Лиза побежала в густые заросли крыжовника, повалилась в траву и громко всхлипнула.

Теперь вся жизнь ее была разбита.

Она лежала и, закрыв глаза, видела тонкую Стешкину косичку и грязную голубую тряпочку-завязушку, и худую Стешкину шею, черную, как палка.

А няня гладит ее и приговаривает: "Умница, Стешень-ка! Вот ужо я тебе пеночек дам!"

-- Пе-еночек! Пе-еночек! -- шепчет Лиза, и каждый раз от этого слова делается так больно, так горько, что слезы текут из глаз прямо в уши.

-- Пе-еночек!

-- А ведь может и так быть, что пойдет Стешка за щепками, да и помрет. Вот все и поправится!

Нет, не поправится. Няня жалеть станет. Скажет: "Вот была умница да и померла. Лучше бы Лиза померла". И снова слезы текут прямо в уши.

-- Нечего сказать, нашла умницу! Необразованную. Я учусь. Я по-французски умею: жэ, тю а, иль а, вузавэ, нузавэ... {...Я имею, ты имеешь, он имеет, вы имеете, мы имеем... (искаж. франц.).} Я вырасту большая, выйду замуж за генерала, приеду сюда, скажу: "Это что за девчонка? Выгоните ее вон, она украла мою голубую тряпку себе в косу".

Лизе стало уже немножко легче, да вдруг вспомнились пеночки.

-- Нет! Ничего этого не будет! Теперь всему конец. Она и домой не пойдет. К чему?

Она ляжет вот так на спину, как прачка Марья, когда померла. Закроет глаза и будет лежать тихо-тихо.

Увидит Бог и пошлет ангелов за ее душенькой.

Прилетят ангелы, крылышками зашуршат, -- фрр... и понесут ее душеньку высоко-высоко.

А дома сядут обедать, и все будут удивляться:

-- Что это с Лизой?

-- Отчего это Лиза ничего не ест?

-- Отчего это наша Лиза стала такая бледная? А она все молчит и ни на кого не смотрит.

А мама вдруг и догадается!

-- Да как же, -- скажет, -- вы не понимаете? Ведь это она умерла!

Лиза сидит тихо, умиленно вздыхает, смотрит на свои тонкие ноги в чулках "смертного цвета". Вот и умерла она, вот и умерла.

Гудит что-то, гудит все ближе, ближе... и вдруг -- бац прямо Лизе в лоб. Это толстый майский жук, пьяный от солнца, налетел, ударился и сам свалился.

Лиза вскочила и бросилась бежать.

-- Няня! Няня-a! Меня жук ударил! Жук дерется!

Няня испугалась, смотрит ласково:

-- Чего ты, глупенькая? И знаку никакого нету. Это, тебе так показалось. Присядь, умница, присядь на скамеечку, вот я тебе сейчас пеночек дам, хороших пеночек. Хочешь? А?

"Пе-еночек! Пе-еночек!" -- засмеялось что-то у Лизы глубоко в самой душе, которую не поспели унести божьи ангелы.

-- Няня, я никогда не помру? Правда? Буду много супу есть, молоко пить и не помру. Правда?

1916

КОММЕНТАРИИ

Ревность. Этот рассказ объединен с более поздним -- "Русалка" (из сборника "Ведьма") -- образом горничной Корнели, которая немилосердно "драла гребнем волосы детей" и тем запечатлелась в их памяти. "Слуг в нашем большом деревенском доме было много, -- начинается рассказ "Русалка". -- Жили они подолгу, особенно главные, основные...". Среди "основных" называется и горничная Корнеля.