| |||
Константин Михайлович Станюкович. "Вы не нужны" • Все авторы -> Константин Михайлович Станюкович. Константин Михайлович Станюкович. "Вы не нужны" I
Александра Николаевна Болховская мрачным зимним утром сидела в кабинетике своей маленькой квартирки на Васильевском острове и усердно заполняла лист бумаги цифрами. Она служила в контроле сборов одного железнодорожного управления я торопилась окончить работу, чтобы попросить перед праздниками аванс в счет жалованья. Предстояли экстренные расходы. -- Ну, мамочка, пора мне в гимназию. И подросток, славная девочка с большими темными глазами, крепко поцеловала мать. Александра Николаевна любовно взглянула в лицо дочери, внимательно осмотрела ее костюм и сапоги и сказала: -- На днях, моя крошка, мы поедем купить тебе новые сапоги и шубку. В твоем пальтишке холодно. Мороз большой. -- Ничего, мама, гимназия близко. Я бегом! -- и заботливо прибавила, -- да где ты, мама, денег достанешь? Жалованье мы уже взяли. -- Возьмем вперед, Маруся. -- Да тебе, мамочка, может быть, неприятно? С шубкой подождем. Александра Николаевна особенно нежно и порывисто поцеловала девочку и, улыбаясь ласковой материнской улыбкой, ответила, что приятнее всего знать, что Маруся не простудится. -- Ну, пора! Уже без четверти девять. В прихожей мать осмотрела калоши дочери, надела на нее ватное пальто, еще раз поцеловала гимназистку и закрыла за ней дверь. "Конечно, Уржумцев разрешит", -- успокаивала себя Болховская. Она имеет полное право взять в счет жалованья. Александра Николаевна служит в правлении пять лет, работает усердно, и начальник не смеет обвинить ее в недобросовестности. Правда, Уржумцев был ограниченный и влюбленный в себя человек, воображающий, что он гениальный инженер и вдобавок красавец, в которого все женщины влюбляются. Александра Николаевна не пользовалась его расположением. Она не восхищалась им, не проникалась его речами и нередко позволяла себе не соглашаться с его мнениями. "Но как он ни безнадежно глуп, а не скотина же он, чтобы отказать в авансе", -- подумала Болховская. Перед праздниками ей деньги были особенно нужны. Она рассчитывала на то, что жалованье вперед и наградные позволят ей извернуться. И она еще быстрее подсчитывала цифры и щелкала костями счетов. Трудно было ей, но она не унывала и работала как вол в своем правлении. Недаром же она получала там высший оклад -- семьдесят пять рублей, за вечерние занятия -- пятьдесят и, кроме того, давала уроки. Еще недавно красивая, свежая и оживленная, Александра Николаевна казалась старее своих тридцати шести лет, больной и хилой. Но в лице этой, по-видимому, усталой женщины было что-то упорное и бодрое. В ее прелестных глазах светились ум и энергия. Видно было, что ее сломать не легко. Александра Николаевна потянулась, расправляя спину, поморщилась как бы от боли, облегченно вздохнула, взглянув на последние написанные ею цифры, как раздался звонок, и в кабинет вошла кухарка, и, подавая Болховской конверт, сказала: -- "Кульер", Александра Николаевна. -- Дожидается? -- Нет, барыня, ушел. Александра Николаевна вскрыла конверт, пробежала письмо и, побледневшая, опустилась на кресло как подкошенная. -- Да что же это? -- прошептала она в тоске. И, словно бы не доверяя только что прочитанным словам письма, она снова прочитала: -- "К сожалению, вынужден сообщить вам, что по приказанию управляющего контролем сборов вы с первого ноября не нужны". Письмо было подписано правителем дел и хорошим знакомым Александры Николаевны.
II
Возмущенная Александра Николаевна повторяла: -- Ведь и прислугу так не рассчитывают. Хоть бы предупредили. Через полчаса она уже была в правлении. Поднявшись в комнату, где она занималась, Александра Николаевна поздоровалась с несколькими барышнями, сидевшими за столами, и подошла к Стрижову, молодому белокурому господину с пухлым, несколько рыхловатым лицом и большими голубыми глазами. Уже при виде его сконфуженного, внезапно отведенного взгляда Александра Николаевна решила, что этот господин замешан в ее увольнении. -- Здравствуйте, Сергей Александрович, -- проговорила возбужденно Александра Николаевна, протягивая молодому человеку руку. -- Это что значит? -- Что, Александра Николаевна? -- словно бы не понимая, о чем спрашивает конторщица, мягким, елейным голосом проговорил блондин, и его голубые красивые глаза внимательно разглядывали лежавшую перед ним бумагу. Александра Николаевна скорее сразу почувствовала, чем поняла, что этот товарищ лгал. -- Вы ничего не знаете? Я больше не нужна. -- Неужели? Да этого не может быть, Александра Николаевна. Верно, какое-нибудь недоразумение. Самое лучшее, объяснитесь с Уржумцевым. А то, может быть, председатель правления устроил эту штуку? Он ведь любит новые, молодые женские лица. Пожалуй, пристроил барышню, чтобы обеспечить любовные расходы на казенный счет. А может, и сам Уржумцев подыскал хорошенькую брюнетку. Ах, Александра Николаевна, не особенно приятно здесь служить! -- прибавил Стрижов. -- Так вы так и не знаете, за что меня увольняют? -- Честное слово, наверное не знаю. Недаром же Уржумцев -- человек настроения и вдобавок... -- И, понижая голос до шепота, молодой человек, показав длинным, выхоленным пальцем на свой лоб, сказал: -- Знаете, какой фрукт Уржумцев! -- Однако вы, Сергей Александрович, очень ухаживаете за "фруктом", -- с нескрываемой насмешливой иронией проговорила Болховская, и в ее глазах мелькнуло презрение. -- Поневоле приходится приноравливаться, как это ни противно. Скорее бы уйти отсюда. А вам, Александра Николаевна, Уржумцев верно не посмеет не дать другого места; ведь он ценит вас как работницу. Все у нас знают, как вы работаете. -- И тем не менее?.. Александра Николаевна горько усмехнулась, решительно прошла через большую комнату и вошла в кабинет своего непосредственного начальника.
III
Приземистый, широкоплечий, довольно некрасивый, лысый инженер в тужурке привстал со своего кресла у письменного стола и, протягивая руку, спросил: -- Что прикажете, Александра Николаевна? -- Насчет вот этой бумаги... -- Ах, да, было позабыл. Уж вы не сердитесь, барынька, служба службой, а дружба дружбой. Председатель требует экономии. -- За что же она отразилась на мне? -- Я тут ни при чем. Председатель находит, что вы получаете большое жалованье, и нашел другую барышню на тридцать рублей. Я, конечно, стоял за вас, но вы знаете председателя -- он упрям как лошак. Во всяком случае, вы, Александра Николаевна, не тревожьтесь. Я попрошу председателя, чтобы вам при увольнении выдали жалованье за два месяца, а потом постараюсь устроить вас. Пока оставлю за вами вечерние занятия. -- Это на пятьдесят рублей? На что же я буду жить с дочерью? Подумали вы об этом? -- раздраженно бросила Болховская. -- Я, кажется, не легкомысленный человек, и знаете, сколько мне приходится обо всем думать. Вы не должны быть на меня в претензии. Я и без того смотрел сквозь пальцы, когда вы поздно являлись на службу... И уже не раз слышал из-за вас замечания председателя. -- Да ведь я с работой не опаздывала. Работала дома. -- А меня могли обвинить, что я покровительствую вам. Пожалуй, скажут, что пользуюсь особенным вашим благоволением. -- Это каким? -- проговорила, рассмеявшись, Александра Николаевна, взглядывая на широкое, сияющее и тупое лицо с лысиной, которое остряки в правлении находили похожим на колено. -- Кажется, понятно. Женщины не лишают меня своего особенного внимания. И с победоносным видом Уржумцев прибавил: -- Я не виноват, что нравлюсь женщинам и внушаю им мечты, полные чар, неги и блаженства. При всей подавленности, тревоге и страхе за будущее, Александра Николаевна расхохоталась как сумасшедшая в лицо Уржумцеву. -- Что вы находите смешного? Вы приходите по службе и, кажется, могли бы понимать служебные отношения, -- строго и внушительно проговорил Уржумцев. Болховская расхохоталась еще больше. -- Напрасно вы смеетесь. Я не имею чести вам нравиться? Конечно, дело вкуса... Но я мог бы вам доказать, что имею полное основание нравиться женщинам. Они хорошо меня знают и любят не ради одной только души. Разве вы не понимаете, что такое любовь? Это не одна только душа, а нечто совершенно особенное. Прочтете, Александра Николаевна, я пишу в свободное время серьезную статью о любви. -- Да, вы, кажется, не раз рассказывали об этом интересном предмете барышням правления... С меня довольно. -- Да вы что сердитесь, Александра Николаевна? Я не сержусь, что не нравлюсь вам, и прошу верить, что я должен был послать вам письмо об увольнении без каких-либо особых намерений. -- Еще бы смели! -- высоко поднимая голову, проговорила Александра Николаевна и, едва поклонившись, вышла из кабинета.
IV
В тот же день Александра Николаевна опять пришла в правление. Она все еще надеялась, что ее оставят на службе. Уржумцев мог испугаться протеста сослуживцев. Они могли бы за нее заступиться. Ведь должны же они были возмутиться поведением Уржумцева и могли бы показать ему его несправедливость. Многие из барышень выражали Александре Николаевне участие, но оно казалось далеко не искренним. Молчали и молодые люди. Только Ардалион Иванович, старенький помощник бухгалтера, любивший сильно запивать, при встрече с Александрой Николаевной значительно и крепко пожал ей руку и сказал: -- Говорили с Уржумцевым? -- Говорила... -- Одумался? -- Нет, сегодня совсем ухожу. -- Мерзавец! -- проговорил старенький помощник бухгалтера и куда-то исчез. Через пять минут он уже вернулся, значительно раскрасневшийся, и вошел к Уржумцеву. -- Извините, Василий Васильевич... мне два слова. -- Что вам? -- Ведь Александра Николаевна -- отличная работница. Другой такой не найдем, и дело хорошо знает, и не из лодарниц-барышень. Нам же будет труднее, если вместо Болховской вы нам дадите какую-нибудь хорошенькую цацу. -- Это не мое дело... Председатель... -- Ну, положим, Василий Васильевич, все зависит от вас. Скажите председателю, -- он и отменит свое решение. -- Да вы что? Влюблены, что ли, в Болховскую? Так вы и похлопочите для нее о другом месте. А у нас не благотворительное учреждение. -- То-то для многих барышень благотворительное... Хотя бы для ваших двух кузин... А порядочную работницу гонят. -- Прошу вас не читать мне нотаций. -- Какие нотации? Просто мы по-свински сделали. И попадем в газеты. И поделом... Уржумцев очень боялся газет и испуганно спросил: -- Это кто же может написать такую пасквиль? -- Да хоть бы и я? Вы думаете, нечего рассказать? Очень даже много, -- вызывающе сказал Ардалион Иванович. -- Вы, верно, закусывали? -- с презрительной усмешкой сказал Уржумцев. -- И закусывал и выпил. А мне обидно, хотя я за Александрой Николаевной не ухаживал. Я ведь не так нравлюсь женщинам, как вы. Уржумцев знал, что Ардалион Иванович был знающий и отличный служака, и им дорожил и председатель правления, и его хорошо знал один из крупных акционеров, имевший большое влияние на правление и особенно на председателя. Все знали, что старенький помощник выпивает, но на это смотрели сквозь пальцы. И Уржумцев, слегка понижая тон, сказал: -- Я попрошу председателя... Только вряд ли... А на газеты мне наплевать... Мало ли врут. -- Так вы, Василий Васильевич, решительно гоните Болховскую?.. -- Повторяю, я ни при чем. -- Ну что ж, ловко! Верно, какую-нибудь цацу определите? А я с цацой служить не хочу и пойду объясняться к председателю... Пойду еще закусывать и не побоюсь... И без вашего правления найду место!.. С этими словами старенький помощник бухгалтера вышел из кабинета и в комнате, где сидели барышни, громко воскликнул: -- Барышни, Болховскую выгнали! Довольно подло с ней сделали! Никто не отвечал. Глаза у всех были опущены. Только одна из самых любопытных спросила: -- Ардалион Иванович, вы, наверное, знаете, кто вместо Болховской? -- Верно, к вам новая барышня... И будет стрелять глазами еще лучше вас. -- И ошиблись, милый Ардалион Иванович, -- внезапно сказала только что вошедшая Александра Николаевна. -- А кто? -- Да вот этот самый Стрижов, который так ухаживает за "фруктом". Мне только что кассир сказал... Ведь это правда, Сергей Александрович? -- обратилась она к молодому человеку с ласковыми глазами. Тот вспыхнул и обиженно проговорил: -- Я ни при чем, Александра Николаевна. -- Но, однако, вы назначены на мое место? -- Да... Мне только что сказал Уржумцев. -- И знали, что меня выгоняют? -- Хорош товарищ! -- воскликнул старенький помощник бухгалтера, и скулы на его лице задвигались. -- А вы, Александра Николаевна, не думайте, что все здесь такие же свиньи. Я вот выпил и не хочу быть свиньей. Уйдете вы -- и я уйду. Сконфуженный молодой человек как будто не слыхал, что ему сказал выпивший Ардалион Иванович, и, наклонив голову, усердно защелкал счетами. Несколько минут в комнате царило молчание. Вскоре в комнате словно затрещала стайка канареек. Барышни бросили работу и стали болтать о том, действительно ли вместо барышни будет назначен Сергей Александрович. -- Верно, дадут больше жалованья, чем нам, -- заметила барышня в красной хорошенькой блузке. -- Это бессовестно! Наша комната для барышень. Но вдруг все барышни притихли. Защелкали костяшки. Вошел Уржумцев. Обратившись к Стрижову, он сказал: -- Пока займите место Болховской. Александра Николаевна уходит от нас. -- И я ухожу, освободится и еще место. Александра Николаевна протянула обе руки к Ардалиону Ивановичу и проговорила: -- Не делайте этого, не делайте, Ардалион Иванович. Ведь у вас семья. А разве ваш поступок повлияет на кого-нибудь? Взгляните кругом... Сергей Александрович, пожалуй, назовет вас сумасшедшим. В эту минуту вошел высокий, худощавый старик и, любезно раскланиваясь, прошел в свой кабинет, на ходу сказав Уржумцеву: -- Василий Васильевич, ко мне на минутку.
V
-- Терпеть я не могу, когда у нас какие-то неприятные истории, -- сказал председатель и брезгливо сморщил свое безбородое и безусое лицо. -- Уж вы как-нибудь уладьте. -- Оставить Болховскую? "Кажется, мог бы сам сообразить, а не беспокоить меня. Для чего же он и занимает такое место? А то лезет со всяким пустяком", -- подумал председатель и прибавил: -- Ведь Болховская не из аккуратных барышень? -- Да, не из аккуратных. -- Так дайте ей полугодовое жалованье, она и успокоится. По крайней мере, меня не будут беспокоить. И устройте одну барышню. Явится к вам с моей карточкой. Я ее знаю. Вполне порядочная девушка. Уржумцев наклонил голову и проговорил: -- Помощник бухгалтера собирается уходить. -- Из-за чего? -- Да из-за этой же неприятности. Сегодня много закусывал и находит, что вы несправедливы к Болховской. Грозит газетами. Конечно, Ардалион Иванович -- служащий хороший, но не один же он... -- Газетами?! Такая неблагодарная скотина! Я его взял сюда, ходил тогда без сапог, а теперь "несправедливость"! Можно и его сплавить!.. У меня в виду есть порядочный человек на его место. Скажите, что если ему кажется, что здесь одни несправедливости, то его удерживать не будем. И прошу вас, Василий Васильевич, чтобы никаких историй... Ужасно не люблю я этих историй...
VI
На другой день в контроле сборов не было Александры Николаевны и помощника бухгалтера. Место Болховской занял Стрижов. Рядом с ним сидела новенькая -- эффектная брюнетка, элегантно одетая, с красивыми кольцами на тонких, длинных, выхоленных пальцах. Она со всеми познакомилась. Приветливая, с ласково улыбающимися глазами, новенькая всем понравилась. Барышни весело болтали и примолкли, как только вошел Уржумцев. Барышни обратили внимание, что Уржумцев особенно ласково посмотрел на эффектную брюнетку.
В то же время Болховская нервно ходила по своей квартире. На душе было жутко. Будущее казалось ей безнадежным. И она повторяла: -- Выброшена... Выброшена... -- Ты, мамочка, что же такая грустная? -- проговорила девочка, вбегая в комнату, и прижалась к матери. Мать мучительно-радостно смотрела на девочку и чувствовала, что энергия и бодрость снова приливают к ее сердцу. И она сказала: -- Я, Маруся, оставила место. Найду другую работу. Не буду уходить из дому. Будем теперь вместе. И Александра Николаевна стала безумно целовать девочку. А слезы тихо катились по щекам этой затравленной женщины. 1903 Не пропустите: • Константин Михайлович Станюкович. "Главное: не волноваться" (рассказ) • Константин Михайлович Станюкович. Дяденька Протас Иванович (рассказ) • Константин Михайлович Станюкович. Испорченный день (рассказ) • Константин Михайлович Станюкович. Куда уйти? (рассказ) • Константин Михайлович Станюкович. Ёлка для взрослых (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |