| |||
Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Все о любви. Время • Все авторы -> Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Все о любви. Время Это был отличный ресторан с шашлыками, пельменями, поросенком, осетриной и художественной программой. Художественная программа не ограничивалась одними русскими номерами "Лапоточками", да "Бубличками", да "Очами черными". Среди исполнителей были негритянки, и мексиканки, и испанцы, и джентльмэны неопределенно джазовского племени, певшие на всех языках малопонятные носовые слова, пошевеливая бедрами. Даже заведомо русские артисты, перекрестившись за кулисами, пели на-бис по-французски и по-английски. Танцовальные номера, позволявшие артистам не обнаруживать своей национальности, исполнялись дамами с самыми сверхестественными именами: Такуза Мука. Рутуф Яй-яй. Экама Юя. Выли среди них смуглые, почти черные экзотические женщины, с длинными зелеными глазами. Были и розово-золотые блондинки и огненно-рыжие, с коричневой кожей. Почти все они вплоть до мулаток были, конечно, русскими. С нашими талантами даже этого не трудно достигнуть. "Сестра наша бедность" и не тому научит. Обстановка ресторана была шикарная. Именно это слово определяло ее лучше всего. Не роскошная, не пышная, не изысканная, а именно шикарная. Цветные абажурчики, фонтанчики, вделанные в стены зеленые аквариумы с золотыми рыбками, ковры, потолок, расписанный непонятными штуками, среди которых угадывались то выпученный глаз, то задранная нога, то ананас, то кусок носа с прилипшим к нему моноклем, то рачий хвост. Сидящим за столиками казалось, что все это валится им на голову, но, кажется, именно в этом и состояло задание художника. Прислуга была вежливая, не говорила запоздавшим гостям: -- Обождите. Чего же переть, когда местов нету. Здесь не трамвай. Ресторан посещался столько же иностранцами, сколько русскими. И часто видно было, как какой-нибудь француз или англичанин, уже, видимо, побывавший в этом заведении, приводил с собой друзей и с выражением лица фокусника, глотающего горящую паклю, опрокидывал в рот первую рюмку водки и, выпучив глаза, затыкал ее в горле пирожком. Приятели смотрели на него, как на отважного чудака, и, недоверчиво улыбаясь, нюхали свои рюмки. Французы любят заказывать пирожки. Их почему-то веселит это слово, которое они выговаривают с ударением на "о". Это очень странно и необъяснимо. Во всех русских словах французы делают ударение, по свойству своего языка, на последнем слове. Во всех -- кроме слова "пирожки".
-----
За столиком сидели Вава фон Мерзен, Муся Ривен и Гогося Ливенский. Гогося был из высшего круга, хотя и дальней периферии; поэтому, несмотря на свои шестьдесят пять лет, продолжал отзываться на кличку Гогося. Вава фон Мерзен, тоже давно выросшая в пожилую Варвару, в мелко завитых сухих букольках табачного цвета, так основательно прокуренных, что если их срезать и мелко порубить, то можно было бы набить ими трубку какого-нибудь невзыскательного шкипера дальнего плавания. Муся Ривен была молоденькая, только что в первый раз разведенная деточка, грустная, сентиментальная и нежная, что не мешало ей хлопать водку рюмка за рюмкой, безрезультатно и незаметно ни для нее, ни для других. Гогося был очаровательным собеседником. Он знал всех и обо всех говорил громко и много, изредка, в рискованных местах своей речи переходя по русской привычке на французский язык, отчасти для того, чтобы "слуги не поняли", отчасти потому, что французское неприличие пикантно, а русское оскорбляет слух. Гогося знал, в каком ресторане, что именно надо заказывать, здоровался за руку со всеми мэтр д-отелями, знал, как зовут повара и помнил что, где и когда съел. Удачным номерам программы громко аплодировал и кричал барским баском: -- Спасибо, братец! Или: -- Молодец, девчоночка! Многих посетителей он знал, делал им приветственный жест, иногда гудел на весь зал: -- Comment ca va? Анна Петровна en bonne santé? Словом, был чудесным клиентом, заполнявшим одной своей персоной зал на три четверти. Напротив них, у другой стены, заняла столик интересная компания. Три дамы. Все три более, чем пожилые. Попросту говоря -- старухи. Дирижировала всем делом небольшая, плотная, с головой, ввинченной прямо в бюст, без всякого намека на шею. Крупная бриллиантовая брошка упиралась в двойной подбородок. Седые, отлично причесанные волосы были прикрыты кокетливой черной шляпкой, щеки подпудрены розоватой пудрой, очень скромно подрумяненный рот обнажал голубовато-фарфоровые зубки. Великолепная серебряная лисица пушилась выше ушей. Старуха была очень элегантна. Две другие были мало интересны и видимо были нарядной старухой приглашены. Выбирала она и вино и блюда очень тщательно, при чем и приглашенные, очевидно, "губа не дура", резко высказывали свое мнение, и защищали позиции. За еду принялись дружно, с огнем настоящего темперамента. Шли толково и сосредоточенно. Быстро раскраснелись. Главная старуха вся налилась, даже чуть-чуть посинела и глаза у нее выпучились и постеклянели. Но все три были в радостно-возбужденном настроении, как негры, только что освежевавшие слона, когда радость требует продолжения пляски, а сытость валит на землю. -- Забавные старухи! -- сказала Вава фон Мерзен, направив на веселую компанию свой лорнет. -- Да, -- восторженно подхватил Гогося. -- Счастливый возраст. Им уже не нужно сохранять линию, не нужно кого-то завоевывать, кому-то нравиться. При наличии денег и хорошего желудка это самый счастливый возраст. И самый беспечный. Больше уже не надо строить свою жизнь. Все готово, -- Посмотрите на эту, на главную, -- сказала Муся Ривен, презрительно опустив уголки рта. -- Прямо какая-то развеселая корова. Так и вижу, какая она была всю жизнь. -- Наверно, дожито отлично, -- одобрительно сказал Гогося. -- Живи и жить давай другим. Веселая, здоровая, богатая. Может быть, даже была недурна собой. Сейчас судить, конечно, трудно. Комок розового жира. -- Думаю, что была скупа, жадна и глупа, -- вставила Вава фон Мерзен. -- Смотрите, как она ест, как пьет, чувственное животное. -- А все-таки кто-то ее, наверное, любил, и даже женился на ней, -- мечтательно протянула Муся Ривен. -- Просто женился кто-нибудь из-за денег. Ты всегда предполагаешь романтику, которой в жизни не бывает. Беседу прервал Тюля Ровцын. Он был из той же периферии круга, что и Гогося, поэтому и сохранил до шестидесяти трех лет имя Тюли. Тюля тоже был мил и приятен, но беднее Гогоси и весь минорнее. Поболтав несколько минут, встал, огляделся и подошел к веселым старухам. Те обрадовались ему, как старому знакомому, и усадили его за свой стол. Между тем, программа шла своим чередом. На эстраду вышел молодой человек, облизнулся, как кот, поевший курятинки, и под завывание и перебойное звяканье джаза исполнил каким-то умоляюще-бабьим воркованием английскую песенку. Слова песенки были сентиментальны и даже грустны, мотив однообразно уныл. Но джаз делал свое дело, не вникая в эти детали, и получалось, будто печальный господин плаксиво рассказывает о своих любовных неудачах, а какой-то сумасшедший разнузданно скачет, ревет, свистит и бьет плаксивого господина медным подносом по голове. Потом под ту же музыку проплясали две испанки. Одна из них взвизгнула, убегая, что очень подняло настроение публики. Потом вышел русский певец с французской фамилией. Спел сначала французский романс, потом на-бис -- старый русский:
"Твой кроткий раб, я встану на колени. "Я не борюсь с губительной судьбой, "Я на позор, на горечь унижений -- "На все пойду за счастье быть с тобой".
-- Слушайте! Слушайте! -- вдруг насторожился Гогося. -- Ах, сколько воспоминаний! Какая ужасная трагедия связана с этим романсом. Бедный Коля Изубов... Мария Николаевна Рутте... граф...
"Когда мой взор твои глаза встречает, "Я весь мучительным восторгом обуян"
-- томно выводил певец. -- Я всех их знал, -- вспоминал Гогося. -- Это романс Коли Изубова. Прелестная музыка. Он был очень талантлив. Морячок...
..."Так благостные звезды отражает Бушующий, бездонный океан..."
-- продолжал певец.
-- Какая она была очаровательная! И Коля, и граф были в нее влюблены, как сумасшедшие. И Коля вызвал графа на дуэль. Граф его и убил. Муж Марии Николаевны был тогда на Кавказе. Возвращается, а тут этот скандал, и Мария Николаевна ухаживает за умирающим Колей. Граф, видя, что Мария Николаевна все время при Коле, пускает себе пулю в лоб, оставя ей предсмертное письмо, что он знал о ее любви к Коле. Письмо, конечно, попадает в руки мужа, и тот требует развода. Мария Николаевна страстно его любит и буквально ни в чем не виновата. Но Рутте ей не верит, берет назначение на Дальний Восток и бросает ее одну. Она в отчаянии, страдает безумно, хочет идти в монастырь. Через шесть лет муж вызывает ее к себе в Шанхай. Она летит туда, возрожденная. Застает его умирающим. Прожили вместе только два месяца. Все понял, все время любил ее одну и мучился. Вообще, это такая трагедия, что прямо удивляешься. как эта маленькая женщина смогла все это пережить. Тут я ее потерял из вида. Слышал только, что она вышла замуж и ее муж был убит на войне. Она, кажется, тоже погибла. Убита во время революции. Вот Тюля хорошо ее знал, даже страдал в свое время.
"Бушу-у-ющий бездонный океан".
-- Замечательная женщина! Таких теперь не бывает. Вава фон Мерзен и Муся Ривен обиженно молчат. -- Интересные женщины бывают во всякую эпоху, -- процедила, наконец, Вава фон Мерзен. Но Гогося только насмешливо и добродушно похлопал ее по руке. -- Посмотрите, -- сказала Муся, -- ваш приятель говорит про вас со своими старухами, Действительно, и Тюля и его дамы смотрели прямо на Гогосю. Тюля встал и подошел к приятелю, а главная старуха кивала головой. -- Гогося! -- сказал Тюля.-- Мария Николаевна, оказывается, отлично тебя помнит. Я ей сказал твое имя и она сразу вспомнила и очень рада тебя видеть. -- Какая Мария Николаевна? -- опешил Гогося. -- Нелогина. Ну, -- бывшая Рутте. Неужто забыл? -- Господи! -- всколыхнулся Гогося. -- Ведь только что о ней говорили!.. Да где же она? -- Идем к ней на минутку, -- торопил Тюля.-- Твои милые дамы простят. Гогося вскочил, удивленно озираясь. -- Да где же она? -- Да вон, я сейчас с ней сидел... Веду, веду! -- закричал он. И главная старуха закивала головой и, весело раздвинув крепкие толстые щеки подмазанным ртом, приветливо блеснула ровным рядом голубых фарфоровых зубов. 1946 Не пропустите: • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Советчики (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Все о любви. Страховка • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Танго смерти (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Ирочка (рассказ) • Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая). Карп (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |