Перев. с нем. В. Щиглевой. Изд. О. Н. Поповой. "Образовательная библиотека", No 10. СПб. 1898. Ц. 40 коп.

Настоящий перевод Кроненберга является с некоторым, впрочем, несущественным изменением сравнительно с подлинником: биография Канта, составляющая его первую половину, несколько сокращена. Имея, однако, в виду, что фактическая сторона жизни великого философа не представляет собою ничего особенно выдающегося, а нравственная личность его достаточно ясно выступает в том, что оставлено из его биографий, об упомянутом сокращении сожалеть особенно не приходится. Главное -- это, конечно, развитие и изложение его идей, что выполнено у Кроненберга, хотя и сжато, но последовательно, ясно и содержательно.

Кроненберг совершенно справедливо говорит, что "влияние, которое производит Кант в настоящее время и еще окажет на будущее, вовсе не связано с формой его системы, и еще менее с формами его мыслей. Напротив, многое из данного им обнаружится во всей своей силе, когда собственно кантовские формы будут разбиты, освобождая заключенный в них дух". Как ни далеко пошел Кант в своем критицизме и отрицании метода логических суждений как единственно ведущего к истинному познанию, он не мог стать вполне выше своего времени и совершенно отрешиться от догматизма и рационализма. Философия Канта уподобляется, по выражению Кроненберга, двуликому Янусу: одно лицо её обращено к реализму, другое -- к идеализму. Однако, высказывая, что познаваемое ограничено единственно областью точного опыта, что ввиду накопления полезных знаний, приобретаемых естественными науками, вредно тратить время на "бесполезную ветошь" школьной логики, когда скоро не будет хватать жизни на ознакомление с научными фактами, -- утверждая все это, Кант давал толчок развитию современного позитивизма, сложившегося позднее под влиянием английских и французских философов. Не надо, впрочем, преувеличивать значение этого влияния, как, по-видимому, делает это Кроненберг: немецкая философская мысль стала оказывать это влияние, в особенности в Англии, слишком поздно, когда общее направление всегда трезвой английской мысли уже в значительной степени определилось в духе реализма, завещанного еще Бэконом.

Учению Канта, с его философией чистого разума и практического разума, недоставало единства мировоззрения. В усилиях найти и установить это единство немецкая философия через Фихте и Шеллинга достигла Гегеля, в учении которого нашла как раз ту идею развития, которую тщетно искать у Канта: "в его глазах познание, нравственность, религия -- являются чем-то прочно установленным, законченным, а не продолжающим развиваться". И, однако, филиация между Кантом и Гегелем очевидна, это лишь доказывает, насколько Кант умеет пробуждать дух свободного и критического исследования. Как Сократ, он учил не столько философии, сколько философствованию.

Кроненберг не скрывает недостатков изложения мысли у Канта: безжизненной систематики, темной и тяжелой терминологии, объясняя это трудностью для Канта избежать схоластической манеры изложения, внесенной в современную ему науку вольфианской философией. Когда Кант хотел, он умел излагать свои мысли и популярно, как то доказывают некоторые его статьи и лекции. В научных же трудах Кант не обращал внимание на слог, отличающийся тяжеловесностью и неудобопонятностью. Куно Фишер сравнивает, однако, его длинные запутанные периоды с тяжело нагруженным возом, над разгрузкою которого приходится немало потрудиться. Но, разобравшись в таком периоде, всякий невольно будет поражен ясностью самой мысли и последовательности её развития. Тем не менее, работы того же Куно Фишера или рассматриваемого нами Кроненберга могут быть весьма полезны для первоначального уяснения философии Канта.

Однако Кроненберг не избежал обычного немецким авторам преувеличенного взгляда на значение немецкой культуры и мысли. С самого начала он заявляет, что "три главных поворотных пункта отмечают ход цивилизации, все приблизительно равного значения, и каждый освещен ореолом великого имени. В хронологическом же порядке имена эти так следуют друг за другом: Сократ, Лютер и Кант". Поворотные пункты в ходе цивилизации вряд ли вообще могут быть связаны с именами отдельных, хотя бы и великих личностей. Ниже, говоря об учении Канта о религии, Кроненберг пишет: "До Канта в философии существовало мнение, что религия есть, быть может, единственный и, наверное, истинный источник нравственности". Это не совсем верно: отделение нравственности от религии уже до Канта было произведено английскими мыслителями еще XVII в. и французами конца XVIII в.

("Мир Божий", 1898, No 12, декабрь, с. 76-77; без подписи)