Этот стадион в Чикаго много десятилетий назад перестал быть местом спортивных состязаний. Однако же навсегда вошел в историю. На стене единственного из сохранившихся зданий - чеканные буквы мемориальной доски: "Здесь 2 декабря 1942 года человек впервые осуществил самоподдерживающуюся цепную реакцию и этим положил начало овладению освобожденной атомной энергией".

Такими словами человечество отметило одну из важнейших вех начала атомной эры на Земле.

В мрачные годы мировой войны под руководством группы ученых и инженеров в кратчайшие сроки под стадионом возведено было грандиозное сооружение. В секретных документах оно именовалось вполне нейтрально: "Чикагская металлургическая лаборатория". В действительности же представляло собой первый ядерный реактор, который сделал возможным практическое овладение колоссальной внутриатомной энергией.

Руководил работой невысокий худощавый итальянец Энрико Ферми. Ему только что исполнилось 40 лет. К этому времени он уже был нобелевским лауреатом и по праву считался одним из крупнейших физиков-теоретиков и экспериментаторов в мире.

После окончания Пизанского университета в 1922 году Ферми возвратился на родину, в Рим. Он получил неплохое физическое и математическое образование, причем многое ему дали самостоятельные занятия. Самостоятельность всегда относилась к основным чертам характера Энрико.

Но чем, собственно, ему заняться в Риме? Не только в Вечном городе, но и вообще в Италии в те годы не было ни одной специальной физической лаборатории. Лишь немногие энтузиасты занимались экспериментами, имевшими то или иное отношение к физическим реалиям.

Одним из них был Орсо Марио Корбино - личность во многих отношениях незаурядная. Собственные лабораторные работы по магнитооптике и электротехнике - это, скорее, лишь дань его увлечению наукой; они не оставили сколько-нибудь заметных следов. Между тем в деловом мире Корбино слыл весьма влиятельной персоной. Академик, сенатор, министр, наконец, директор Физического института Римского университета. Статистика, правда, не сохранила сведений, сколько сотрудников числилось в его составе. Корбино была присуща редкостная способность быстро распознавать людей: пустышек он отсеивал; тех, кто подавал надежды, привечал всем сердцем.

Ферми он сразу удостоил вниманием. Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба Энрико, если бы не вмешательство влиятельного патрона.

Корбино понимал, что в Италии его подопечный едва ли серьезно преуспеет в точных науках. А потому поспособствовал его заграничным командировкам. В 1923 году Энрико стажируется в Геттингенском университете у Макса Борна; спустя год его принимает в своей лаборатории Пауль Эренфест. Вернер Гейзенберг, Вольфганг Паули, Паускаль Иордан - вот имена ученых, с кем довелось познакомиться Ферми. Не столь уж обидно затеряться среди эдаких светил зарождающейся квантовой механики.

В 1926 году Ферми становится профессором Римского университета, где "отец" Корбино специально для него организует кафедру теоретической физики. Постепенно вокруг Ферми начинает складываться первая в Италии школа физиков-теоретиков, которые оказались и удачливыми экспериментаторами: Франко Розетти, Эдуардо Амальди, Эмилио Сегре, Этторе Майорана, Бруно Понтекорво - вот лишь часть молодых ученых, которым суждено было составить славу не только итальянской физике.

Но на первых порах Ферми занялся работой, которая, правда, не сразу встретила общее признание, но вскоре оказалась классической.

Соответствующая статья в журнале называлась "К теории b-лучей". Ферми предлагал нетривиальную разработку теории b-распада. Механизм распада объяснялся относительно просто, пока ядро атома рассматривалось как система, состоящая из протонов и электронов. Когда же была предложена протонно-нейтронная модель ядра, электронам в ней не нашлось места. Ферми показал, что возможно квантовомеханическое объяснение b-распада. Но за это приходилось платить слишком высокую цену: отказаться от всеобщности закона сохранения энергии. Спектр b-излучений всегда сплошной, хотя, во всяком случае, он должен был бы "разреживаться" в зависимости от энергии b-частиц. Вольфганг Паули вовремя предложил идею нейтрино. Ферми и воспользовался ею. Как писали его биографы, "с помощью безупречного и изящного математического аппарата Ферми сумел полностью описать b-распад на основе квантовой механики, обосновав справедливость гипотезы Паули".

Дальнейшие идеи Ферми в современном представлении выглядят так: ядра, содержащие протоны и нейтроны в определенных соотношениях, стабильны по отношению к b-распаду. Однако если эти соотношения нарушаются, то и имеет место b-распад: так, избыточные нейтроны, испуская электроны, превращаются в протоны. А тем самым заряд ядра увеличивается на единицу.

Как только мир облетела весть об открытии искусственной радиоактивности, Ферми сразу решает применить вместо альфа-частиц нейтроны. Ставилась цель выяснить: не вызывает ли нейтронная бомбардировка искусственной радиоактивности, создавая неустойчивые продукты, которые распадаются, испуская b-частицы. Был изготовлен мощный источник нейтронов (стеклянная трубка, наполненная порошком бериллия и радоном). Ферми с сотрудниками стали подвергать бомбардировке все элементы периодической системы, начиная с водорода. Результаты поначалу оказывались отрицательными. Только когда экспериментаторы облучили фтор (Z=9), была зафиксирована b-радиоактивность. Подобный эффект обнаружился и для алюминия. Эти пионерские результаты Ферми опубликовал 25 марта 1934 года.

Продолжая исследования, "команда" Ферми вскоре сделала два важных открытия. Первое: активность металлической мишени, подвергнутой нейтронному облучению, стократно возрастала, если нейтроны предварительно замедлялись водой или парафином. Неожиданно историческую роль сыграл водоем на территории Физического института, фигурировавший в воспоминаниях как "прудик для золотых рыбок" (именно в нем проводились первые эксперименты, установившие эффект замедления нейтронов в воде).

Второе открытие, хотя поначалу наделало больше шума, было далеко не столь очевидным. Облучая медленными нейтронами уран - последний в таблице Менделеева (Z=92), Ферми с сотрудниками наблюдали образование четырех b-активных изотопов, с периодами полураспада не более 1,5 час. Химическое исследование этих веществ показало, что одно из них, вероятно, первый искусственный трансурановый элемент с порядковым номером Z=93. Он должен был порождаться в результате b-распада урана. Но и "гипотетический девяносто третий" ведь и сам мог испускать электрон, тем самым "давая жизнь" элементу с Z=94?!

Дерзких римлян настолько увлекла подобная идея, что ее решили немедленно предать гласности. Популярнейший научный журнал "Nature" летом 1934 года опубликовал статью "Возможное получение элементов с атомными номерами более 92". Для них даже были предложены названия "аузоний" (Ао) и "гесперий" (Hs). Не только среди широких кругов населения, но и среди ученых сенсационное сообщение вызвало ажиотаж… Как выяснилось спустя четыре года, "трансураны Ферми" в действительности представляли осколки деления урановых ядер медленными нейтронами, то есть были изотопами элементов середины периодической системы.

Описанное событие нельзя отнести к числу курьезов. Оно послужило началом запутанной цепочки исследований, которые в конечном итоге привели к открытию деления ядер.

Великая заслуга Ферми состояла в том, что он сделал нейтрон могущественным "субъектом" ядерной физики - и в этом он, разумеется, пошел дальше Чэдвика. В конце концов "медленный нейтрон запустил первую цепную ядерную реакцию".

В 1938 году Ферми была присуждена премия по физике "за открытие новых радиоактивных элементов, возникающих при облучении нейтронами, и связанное с этим открытие ядерных реакций, вызываемых медленными нейтронами".

В жизни Ферми был педант. Однако в положительном смысле этого слова. Будучи блестящим организатором, он столь же пунктуально и продуманно строил свой рабочий день. С 6.00 до 8.00 - обдумывание и написание теоретических статей. Днем делал двухчасовой перерыв для отдыха и обеда. Все остальное время отдавал университету и лаборатории. И - минута в минуту - в 22.00 ложился спать. Конечно, так не всегда складывалось в жизни. В Лос-Аламосе условия были куда суровее.

Участники Манхэттенского проекта, поняв в конце концов, что же именно они сотворили, по-разному стали оценивать "значимость" своих деяний. После смерти Энрико Ферми не нашлось человека, кто сказал бы хоть что-нибудь, бросающее на него тень. Словом, "de mortuis aut bene aut nigli". Но ведь "из песни слова не выкинешь": когда его коллеги пребывали в растерянности, как же надо относиться к практическому использованию атомного излучения, Ферми постоянно отвечал: "Не надоедайте мне с вашими терзаниями совести! В конце концов это превосходная физика!"

По большому счету, именно Ферми должен считаться подлинным основателем нейтронной физики. В последние годы жизни (он скончался в 1954 году) его внимание было приковано к изучению физики высоких энергий.