Я помню, как в середине восьмидесятых годов нам, молодым поэтам, победителям конкурса на лучшие стихи о Москве, вручались престижные литературные премии. И делал это выдающийся русский писатель Леонид Леонов. И передавая красивый диплом в руки победителя, он говорил ему: "Я хочу передать вам тепло руки Пушкина". А когда церемония награждения закончилась, то он объяснил, что эта фраза не метафора. Дело в том, что точно такую же фразу ему сказал Станиславский, когда пожимал руку. И, в свою очередь, объяснил, что ему эти слова достались от актёра, которому жал руку Гоголь, а Гоголю сам Пушкин!

Вот и получается, что "тепло руки Пушкина" перешло и ко мне. И я тоже хочу поделиться им с читателями накануне дня, когда поэту исполнится вот уже 210 лет!

"Наше всё", а почему?

Как известно, Пушкина называют нашим "незакатным солнцем". И ещё говорят, что "он наше всё". А если учесть, что солнце даёт жизнь всему живому, то оно и есть наше всё.

Но почему именно Пушкин? Ещё при жизни поэта современникам казалось, что он исчерпался, почти исписался. Читающая публика перевела свои взоры на блистательного сочинителя Бенедиктова. Особенно он нравился петербургским чиновникам и студентам. Если они хотели угодить своим дамам, то старались раздобыть для них новые стихи нового, модного автора.

Да, смерть поэта потрясла Россию, но были и другие светила русской литературы. Более того, за рубежом тот же "Евгений Онегин" переводился исключительно как прозаическое произведение. И какой-нибудь парижский читатель, искушённый романами Александра Дюма, совершенно не понимал значимости "романа этого русского". Поэтические переводы и "Онегина", и других творений Пушкина, конечно, были тоже, но всё же за пределами огромного русского пространства Пушкин был "одним из…" На это сетовала, например, Марина Цветаева в своём знаменитом очерке "Мой Пушкин".

Скорее всего, разгадку тайны русского титана надо искать в самом его мироощущении. А это мироощущение свободного во всех отношениях человека! Он был своим среди античных богов и эллинских муз, и так же глубоко погружался в глубины русской истории и православного сознания. Он владел даром перевоплощения в образ создаваемого им героя так, как много позже от своих актёров будет требовать Станиславский.

Он был типичным русским барином со всеми его чисто русскими вкусами и привычками, и вместе с тем он был истинным просвещённым европейцем, неравнодушным к великим идеям свободы, равенства и братства.

Он горячо сочувствовал народам, борющимся за независимость, но тут же разражался гневными стихами, вроде "Клеветникам России", если кто-то ставил под сомнение целостность границ Отечества.

Он мог эпатировать публику из хорошего общества, появившись на светском рауте в безобразно прозрачных брюках, и быть высочайшим романтиком, любившим страстно и трепетно.

В жизни он сам был и пирующим во время чумы, и тем священником, что пришёл обличать пирующих.

Наверное, Пушкин - "наше всё", потому что он был таким же нестандартным, таким же вмещающим в себя весь мир со всеми его достижениями, взлётами и падениями, как и сама Россия. Он "родоначальник современного русского языка", потому что в нём он такой же реформатор, как в державе русской Пётр Первый.

Пушкин и власть

В советские времена поэта очень любили подавать как истинного революционера. В 1925 году на экраны страны вышел фильм "Поэт и царь", где со всей выразительностью немого кино было показан коварный самодержец, фактически убивший человека, кричавшего "Долой самодержавие"!

Но ничего такого Пушкин не кричал, и кричать не мог. Потому что он размышлял. Он, написавший "Историю Пугачёвского бунта" и сказавший потом в своей "Капитанской дочке": "Не приведи Бог видеть русский бунт, жестокий и бессмысленный", - вряд ли желал "раздутия мирового пожара"!

Но он был категорически против любого насилия над личностью, над правом этой личности быть собой. Право говорить то, что думаешь, было для него самым святым правом.

Он боролся за такой космос, где каждая звезда хороша своими лучами. И светит она тогда, когда сама пожелает, а не тогда, когда ей кто-то прикажет.

Маленький, но очень символический эпизод из жизни очень маленького Пушкина. Он гулял с няней по Летнему Саду. И там же оказался император Павел. Государь снял с будущего гения картуз и сделал замечание няне. Конечно, ребёнок ещё ничего не понимал. Но в его душе уже вырастал протест против того, что перед кем-то надо ломать шапку.

Позднее это и приводило его к конфликтам и с Александром Первым, и с Николаем Первым:

 Античный век эпохи неантичной
 И жёсткий норов невских берегов.
 Шагает унтер с выправкой отличной
 Вдоль обнажённых эллинских богов.
 Длиннющ и прям, как новенький шпицрутен,
 Ровняет взором мраморную рать.
 Горбатенький садовник, будто Ньютон,
 Нагнулся, чтобы яблоко поднять.
 И дворник венценосный чисто-чисто
 Державу от ненужных дум метёт.
 Лишь ноги одиночки-лицеиста
 Его метлу грозят сломать вот-вот.
 И Александр глядит на Александра.
 В гляделках оба проявляют прыть,
 И всё не могут поделить скафандра,
 В котором можно в вечность выходить.  

Это из моей книги "Провинция Вселенной", вышедшей 20 августа 1991 года.

"Вселенная" и "вечность" это слова, которые не могут не дружить с третьим словом "солнце".

А Вселенная признает только одного Творца, Бога, Первопричину и Перводвигатель сущего всего, как говаривали средневековые философы и, прежде всего, Фома Аквинский.

Но с царями-то Пушкин мог быть если и не на дружеской ноге, то в своём праве с чем-то не согласиться. И вряд ли бы пришло в голову императору Николаю или шефу жандармов Бенкендорфу организовать поэту какое-нибудь "каретокрушение"! Дворянская честь не позволяла. Пушкин не был против власти, он был за власть, способную к диалогу с обществом и с теми, кто общество это достойно представляет.

Искатель истин тайных

Особый вопрос, связанный с Пушкиным, это вопрос о том, что он делал в качестве члена масонской ложи. В России накопилось так много клеветы на эту тему. Но те масоны, к которым примыкал Пушкин, были людьми, мучительно искавшими смысл жизни и всего мира. Они старались докопаться до таких знаний, которые были известны разве что мудрецам Древнего Египта, а то и легендарной Атлантиды.

Сообщество, к которому примкнул поэт, имело в своих рядах таких достойных сынов Отечества, как Суворов и Кутузов. И знаменитый длинный масонский ноготь был у Пушкина даже в гробу.

Пушкин написал свою "Пиковую даму", где первым из русских писателей остановился на более чем таинственной личности графа Сен-Жермена, покровителя всех тогдашних тайных орденов Европы.

Но, как и все великие деятели русской истории и культуры, Пушкин всегда оставался в луче православного учения, и для него фигура Христа была такой же лучезарной, как и само солнце.

Свои тайные знания поэт старался соединить с тем, что наработало за многие века христианство, и в первую очередь православие.

И если поэт сочинил "Сказку о попе и работнике его Балде", то это была не насмешка над верой, а высмеивание тех, кто эту веру представлял недостойно. Поэт написал так, потому что так думал народ. Быть может, потому эта сказка и стала такой любимой в народе.

В наше время говорят о "тамбовских тетрадях", где поэт оставил много пророчеств о нашем времени. Что ж, это вполне закономерно для человека, создавшего такой шедевр мировой поэзии, как стихотворение "Пророк". Автор "Пророка" сам был пророком.

Титан и женщины

Трудно представить себе поэта, который не увлекался бы женщинами. Особенно поэта гениального, властителя дум. Баловень Царства муз мгновенно загорался, если ему встречалась женщина земная, способная поразить его воображение.

Есть даже книга под названьем "Донжуанский список А.С.Пушкина". Но это не означало с его стороны какой-то распущенности, того, что сейчас назвали бы "сексом ради секса". Он не просто влюблялся, он должен был обожать женщину в лучших традициях платонической любви. Это как у трубадуров, которые считали, что поцеловать краешек платья своей возлюбленной стоит куда дороже простого пребывания с ней на любовном ложе.

Некоторые современники поэта отмечали его склонность к натурам холодным, имеющим нордические черты. Они чем-то были похожи на красивые античные статуи. И в этом есть глубокий сакральный смысл, преклонение Мужского Начала перед Началом Женским, как более загадочным, более тонким, более пластичным.

И неважно, что в письме княгине Вяземской по поводу Наталии Гончаровой он писал, что "Натали — моя сто тринадцатая любовь". Здесь проявилась вся ироничность поэта, за которой стоял его глубоко ранимый характер. И не зря же в другом письме Пушкин говорит: "Более или менее я был влюблён во всех хорошеньких женщин, которых знал. Все они изрядно надо мной посмеялись, все за одним единственным исключением, кокетничали со мной".

Если "изрядно посмеялись", значит, поэт позволял им делать это. И не был "грубым африканцем" с животными страстями, как порой пытаются его представить люди, чьё сознание действительно растленно. Не надо мерить на свой аршин!

А кто может посмеяться над поэтом? Богини! Пушкин и относился к женщинам именно так, хотя внешне иногда это казалось воистину проявлением "бури и натиска".

Поиски истинной богини, той, перед которой можно преклонить колени, привели его к Наталье Гончаровой. И он, написавший стихи многим красавицам, в том числе и "Чудное мгновенье", посвящённое Анне Керн, на черновике которого сохранилась небезызвестная надпись: "А всё-таки она б…", полностью отдался семейной жизни. Жизни с богиней, которая стала матерью его детей.

И ради этой богини он вызвал на дуэль наглеца Дантеса и пал от его руки, чтобы своим подвигом на все последующие века заклеймить человека, что попал в Россию "по воле рока". Дантес обессмертил своё имя так же, как Иуда. Бог не дай такого бессмертья!

Пушкин и мы

Через что только не прошёл Пушкин, прежде чем добрался до нашего времени. Менялись общественные вкусы, менялись общественные формации, но к Пушкину было применимо выражение из его "Бориса Годунова", сказанное по поводу убиенного Дмитрия Углицкого: "Но лик царевича по-прежнему был ясен".

Неуклюжие попытки "сбросить Пушкина с парохода современности" сбросили с этого парохода самих затейников. И о них, канувших в Лету, никто не поёт и не будет петь песен, вроде той, что сложили про персидскую княжну и Стеньку Разина. Они просто никому неинтересны.

Сейчас на книжном рынке правит жёсткое, если не сказать, жестокое слово "рейтинг". И в этом рейтинге Пушкин порой не входит даже в первую сотню коммерческих бестселлеров. Зато он присутствует в сознании тех, кто относится к огромному и невероятно сложному миру Русской цивилизации. Ей он будет нужен всегда. Потому что Нескончаемый Пушкин теперь явление не столько земное, сколько надземное, небесное.

И когда мир фантастически преобразится, и будет в нём Новое Небо и Новая Земля, Пушкин станет одним из тех провожатых, без которых в этот Дивный Новый Мир не войти.