Ваше благородие, госпожа удача,
 Для кого ты добрая, а кому иначе.
 Девять граммов в сердце постой не зови...
 Не везет мне в смерти повезет в любви!
               
                             (Булат Окуджава)

Артист огромного таланта и трагической судьбы. Он мало успел сыграть, но то, что успел - помнят, знают и любят все. 20 апреля 2007 года Павлу Луспекаеву исполнилось бы 80 лет.

Вспоминает Кирилл Лавров: «Паша был совершенно потрясающий человек, демократичный, из народа…

Я приехал по своим делам в Киев, в театр Леси Украинки. Вечером пошел на спектакль, давали пьесу Крона «Второе дыхание». И вдруг я увидел в главной роли незнакомого мне актера, он меня сразу поразил своей немыслимой, звериной правдоподобностью. Он мне очень понравился – высокий, крупный, красивое лицо. Я был так переполнен впечатлениями от его исполнения, что, не имея никаких полномочий ни от Товстоногова, ни от театра, пригласил его в Ленинград, к нам в Большой Драматический театр. Он сначала отказался. А потом, помню, как-то во время репетиции в БДТ меня позвали к телефону. Подхожу, из Киева звонит Паша: «Ты предлагал мне переехать в Ленинград, это предложение еще в силе или нет? Я говорю: «Абсолютно, в силе». - «Я тогда послезавтра приеду». Для меня это было неожиданно, но, тем не менее, я побежал к Товстоногову и сказал ему, что Луспекаев едет сюда. «Очень хорошо», - ответил он.

В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». На роль Чиркуна был назначен я. И Георгий Александрович, чтобы сразу Пашу включить в работу, как-то его попробовать, предложил ему вместе со мной репетировать роль Чиркуна. После репетиции я пошел к Товстоногову и попросил снять меня с этой роли, потому что Луспекаев играл превосходно.

Олег Басилашвили: «Приход с Большой Драматический театр и в те времена, и сегодня, я думаю, являлся тяжелым испытанием, для того, кто пришел. Здесь тяжелая атмосфера, как будто давит на тебя что-то. Мне Паша неоднократно на это жаловался. Такие люди как он что-то такое чувствуют, что не дано чувствовать другим. Мне повезло, мы с ним жили рядом, две квартиры рядом. И как-то он мне «исповедовался», сказал, что ему очень надоела «разгульная» жизнь. Я сейчас говорю литературно, тогда всё было сказано иначе. Он мне дал слово, что больше не будет пить. А минут через сорок, после этой «исповеди», говорит: « У нас сегодня выходной, пойдем в ресторан». Мы пошли, и он попросил себе 200 грамм водки. Поели, он берет рюмку, я ему говорю: «Ну, я пошел» - «Куда ты, выпей!». Я ему отвечаю: «Не буду я, Павел, пить, я же сказал», - и ушел. А он мне в спину метнул нож через весь зал. Нож воткнулся в дверь. Где-то в два или три часа ночи слышу, в дверь квартиры кто-то скребется. Я дверь распахнул и вижу такую картину – на лестничной площадке на коленях стоит Павел Борисович Луспекаев весь в слезах и говорит: «Олежек, прости меня». «Да за что мне тебя прощать?» - спрашиваю. «Я нарушил слово, данное тебе».

Михаил Козаков: «Помню, когда Павел приходил в ресторан ВТО, актерский, еще не сгоревший, весь зал на него оборачивался. К его столику, где он сидел, подходили известнейшие актеры разных поколений, и в том числе старшего поколения, говорили: «Здравствуйте, Паша. Здравствуйте, Павел Борисович». Перед ним робели, я не хочу называть фамилии, очень известные актеры, потому что было в нем что-то такое… притом, что он был очень доброжелательный».

Геннадий Полока: «Луспекаев был темный человек, но умный. Он был блистательный человек. Прежде чем играть Ноздрева в «Мертвых душах», он написал статью о творчестве Гоголя. Прочитал Гоголя и написал грандиозную статью».

В начале 1960-х у Луспекаева обострилась болезнь ног, и на одной ступне образовалась серьезная рана, которая никак не зарубцовывалась. Впоследствии обе ступни были ампутированы, он носил специальные протезные ботинки.

Олег Басилашвили: «Ему ампутировали ступни, сначала одну, потом другую, но боли продолжались. Чтобы хоть как-то уменьшить боль, ему вкалывали по четыре кубика наркотиков. Он сидел у себя в комнате на диване, скрестив ноги без ступней, черные круги вокруг глаз и уколы все время. Он говорил: «Я по театру тоскую, мне так хочется войти на сцену, когда занавес закрыт и зал гудит в ожидании, а потом занавес открывается...» Злился, вставал на ноги, на эти свои култышки, и начинал плясать, матерясь, крича…

Зинаида Шарко: «Как-то он, уже на протезах, пришел в театр, посмотрел «Сколько лет, сколько зим», где мы играли с Лавровым. Там мы практически весь спектакль сидим в креслах, ожидая погоды в аэропорту. Паша посмотрел, он очень добрый был человек, он любил, когда у кого-то что-то получается. Потом пригласил нас с Кириллом в буфет посидеть: «За вас ребята, за вас ребята…» А потом смотрим, у него слезы текут: «Паш, ты чего? Тебе спектакль не понравился?» - спрашиваем. «Очень понравился… Но я ведь тоже могу сидеть на сцене».

Когда Луспекаеву предложили роль в «Белом солнце пустыни», он отказался, но потом согласился, при условии, что у него не будет дублеров. Естественно, реакция режиссера была неоднозначная, актер выглядел тяжелым инвалидом, и рассчитывать, что он выдержит съемки в пустыне, было сложно.

Геннадий Полока: «На эту роль рассматривали и кандидатуру Папанова, замечательного актера и, наверное, он хорошо сыграл бы. Но я мечтал, чтобы, пусть не в моей картине, в чужой, Луспекаев реализовал бы то, на что он имел право. Поэтому, помню, очень сильно пристал к Мотылю, убеждая, что возможности сидячего Луспекаева бесконечно выше, возможностей других артистов, находящихся в хорошей физической форме.

Эдуард Розовский: «Паша Луспекаев все делал сам, отказывался от того, чтобы кто-то его сопровождал, помогал, поддерживал. Когда заканчивалась съемка с его участием, он отходил в сторону, сбрасывал сапоги и до красна раскаленные свои культи засовывал в ведро с холодной водой, чтобы снять боль…»

После выхода картины «Белое солнце пустыни» на Луспекаева обрушился триумф, его узнавали на улице. А он радовался как ребенок.

Михаил Козаков: «После фильма он рассказывал о съемках, хвалил Мотыля, подмигивал мне, когда прохожие улыбались, оборачиваясь на него: «Видал, видал, узнают!»

Я пригласил Пашу сниматься в своем фильме «Вся королевская рать». Он прочитал сценарий и тут же позвонил и сказал: «Моя роль». Все отменил и стал готовиться к съемкам. Сняли один день. На следующий – он был свободен. Я ему позвонил, узнать как дела. Это был апрель 1970 года. Он как-то странно говорил, путано. Я говорю: «Ты трезвый?» - «Трезвый». И спрашивает меня: «Ты снимаешь сегодня? Счастливый, я не люблю сидеть в номере… Ну, давай, работай». Вот это «Давай, работай» - было последнее, что я услышал от него. Я приехал на студию, смотрю, мне навстречу бежит Володя Орлов – второй режиссер, говорит: «Паша умер». Я сначала не понял: «Какой Паша?» - «Паша, Паша Луспекаев»…