| |||
Пантелеймон Сергеевич Романов. Смерть Тихона • Все авторы -> Пантелеймон Сергеевич Романов. Пантелеймон Сергеевич Романов. Смерть Тихона Исстари уж в народе было замечено, что при всякой большой перемене жизни старики один за другим начинают убираться на покой. Старичок Тихон, несмотря на болезнь, ни разу среди дня не ложился и все ходил. Он только был какой-то странный, все осматривался вокруг себя, когда сидел в избе один на лавке, точно он попал в малознакомое место. Когда его хотели свезти в больницу, он сначала посмотрел на свою старуху Аксинью, как бы плохо понимая, потом вдруг понял и молча показал рукой на лавку -- под святые. Старушка Аксинья заплакала, хотела его обнять, но сползла и села на пол около его ног, уткнувшись ему в колени. Большая белая рука Тихона лежала у нее на плече, а сам он смотрел вдаль, как он всегда смотрел, и губы его что-то шептали. Можно было только разобрать, что он говорил: -- Ничего... пора... призывает... А потом, как бы спохватившись, торопливо встал и, пробираясь по стенке на своих тонких дрожащих ногах, пошел к сундуку. -- Да что тебе надо-то? Куда ты? -- говорила Аксинья, идя за ним и вытирая фартуком глаза. Тихон сказал, что приготовиться надо, и стал было слабеющими руками сам открывать сундук. -- Да ну, пусти, где тебе!..-- ворчливо, полусердито сказала Аксинья, как она всегда полуворчливо говорила ему за долгие годы совместной жизни. Она наскоро утерла остатки слез, и лицо ее, вдруг потеряв всякие следы горя, стало хозяйственно-озабоченное. -- Рубаху-то какую наденешь? -- спрашивала она, держась рукой за открытую крышку сундука и глядя на мужа. -- Вот ету, подлинше...-- сказал слабо Тихон,-- в короткой лежать нехорошо. И они оба, прошедшие вместе полувековой путь жизни, стояли теперь перед сундуком и выбирали одежду смерти так просто и обыкновенно, точно Тихон собирался в дальнюю дорогу. Потом он полез на божничку за иконой и чуть не упал, завалившись боком на стол. -- Господи, да куда ты? Что тебе надо-то? -- говорила Аксинья. Но Тихон хотел приготовить все сам. И только, когда Аксинья насильно отстраняла его, он послушно стоял, уступая ей дорогу. Вдруг он вспомнил, что у него припасены деньги на похороны, показал Аксинье, и, когда она пересчитывала, он пальцем слабеющей руки указывал на разложенные на столе кучки меди и распределял, сколько нужно на рытье могилы, сколько за погребение. Потом сказал, чтобы Псалтирь по нем читал Степан, потому что у него душа хорошая и голос тихий. Тихон попросил помыть его и, когда надел в последний раз чистую рубаху, то весь как-то просветлел. Он сидел на лавке и в то время, как Аксинья, отвернув его голову, застегивала на нем, как на ребенке, ворот рубахи, он рассматривал свои большие промывшиеся руки, точно находил в них что-то новое, и все одергивал на себе рубаху. Все, узнав, что дедушка Тихон умирает, собрались в избу и, окружив его, молча однообразно любопытными глазами смотрели, как его убирали. -- Умираешь, дедушка Тихон? -- спросил Степан. Тихон поднял на звук голоса слабую голову и, не отвечая, переводил побелевшие, потухающие глаза с одного лица на другое. -- Помираешь, говорю? -- повторил Степан громче, как глухому, нагибаясь к Тихону. -- Да...-- сказал Тихон, найдя глазами лицо Степана. -- Ну, прощай, дедушка Тихон, иди на спокой,-- сказал Степан, низко поклонившись ему, так что свесились наперед его волосы. Тихон молча и слабо смотрел в нагнувшуюся перед ним макушку Степана. Потом невнятно, сквозь не вполне раскрывшиеся губы, сказал: -- Христос... Очевидно, он хотел сказать: "Христос с вами". Перед самой смертью он попросил вывести его, чтобы посмотреть на солнце. Когда его вывели под руки Захар и кузнец, он, стоя в дверях весь белый, чистый, седой, с разутыми ногами, смотрел в последний раз на солнце. Мирно синели глубокие вечерние небеса, летали над колокольней с вечерним писком стрижи, стояли неподвижно в ограде деревья, освещенные последними лучами солнца. Тихон посмотрел на церковь, на небо и, взглянув еще раз на солнце, сказал: -- Будет... И пошел ложиться под святые на вечный покой. Когда он лежал уже с закрытыми впавшими глазами, рука его зашевелилась, как будто он делал ею знаки, чтобы подошли к нему. Аксинья подошла и приникла ухом к самому его рту. -- Под большой березой...-- тихо прошептали его губы. Аксинья догадалась, что он напоминает ей, чтобы она не забыла, где его положить. А потом Тихон умер. В избе стало тихо. И все подходили и, перекрестившись, прикладывались к нему, как к святому. Зажглись свечи. Раскрылась на аналое Священная книга, и люди стояли кругом тихие и задумчивые. А на дворе заходило солнце, гасли постепенно небеса, на которые покойный Тихон смотрел со своего порога в продолжение девяноста лет, и над церковью все так же летали стрижи.
* * *
Уже погасла заря, и начали в небе зажигаться ранние звезды, а никто еще не спал. Приходили с дальних слобод проститься с Тихоном и сначала заглядывали с улицы в маленькое окошечко над земляной завалинкой, на которой вечерами подолгу сиживал Тихон, провожая глазами солнце. В избе виднелись на столе белые покрывала смерти, кротко мерцали свечи, и Тихон лежал строгий и мягкий в величавом спокойствии. И слышались священные слова, которые читал тихий, как будто ласковый голос Степана. Все долго сидели молча. Небеса гасли все больше, и теплый летний сумрак спускался на землю. Слышнее доносились вечерние затихающие звуки по заре, виднее и ярче горели в избе около Тихона свечи. -- Вот и помер...-- сказал кто-то, вздохнув. Все долго молчали. -- Так и не дожил дедушка Тихон ни до хороших мест, ни до вольной земли,-- сказал Фома Короткий. -- Где родился, там и помер... За всю жизнь отсюда никуда не уходил. Вышла хлопотавшая все время в избе старушка Аксинья и, прижимая уголок черненькою платочка к старческим глазам, заплакала о том, что не померла вместе со своим стариком, а осталась после него жить: что, видно, ее земля не принимает и господь батюшка видеть пред лицом своим душу ее не хочет. -- Да помрешь, бог даст,-- говорил, утешая ее, кровельщик.-- Чужого веку не заживешь, а что тебе положено, то и отбудешь. Так-то... И начал набивать трубочку, сидя около Аксиньи на бревне. -- По крайности вот приготовила его, на могилку походишь, посмотришь за ней, помянешь, когда полагается, а что ж хорошего, кабы вместе-то померли? -- А за моей могилкой кто посмотрит? -- говорила, плача, старушка. -- Ну, я посмотрю...-- сказал кровельщик.-- Смерть уж такое дело... все туда пойдем. И он стал смотреть вдаль, насасывая трубочку, придавив огонь в ней большим пальцем. Голоса звучали тихо, точно боялись нарушить тишину около места вечного упокоения старичка Тихона. Ночь уже спускалась на землю. Над селом всходил из-за конопляников красный месяц, а народ все еще сидел перед избой. Потом стали расходиться. Оставались только старушки на всю ночь при покойнике да Степан, читавший Псалтирь. -- Убрался дедушка Тихон, к чему бы это?.. -- сказал кто-то в раздумье, уходя. Полный месяц поднялся уже высоко над церковью. Деревья около изб стояли неподвижно, бросая от себя черную тень на дорогу. И в воздухе было так тихо, что свечи горели у раскрытого окошечка, не колеблясь. А когда Тихона хоронили, то положили его в густом заросшем углу кладбища под большой белой березой...
1923 Не пропустите: • Пантелеймон Сергеевич Романов. Дым (рассказ) • Пантелеймон Сергеевич Романов. Три кита (рассказ) • Пантелеймон Сергеевич Романов. Технические слова (рассказ) • Пантелеймон Сергеевич Романов. Значок (рассказ) • Пантелеймон Сергеевич Романов. Терпеливый народ (рассказ) Ссылка на эту страницу: |
|
||
©Кроссворд-Кафе 2002-2024 |
dilet@narod.ru |