В первой книжке нашего журнала мы высказали несколько замечаний по поводу статьи г. Аппельрота "Образование женщины среднего и высшего сословия"; в статье г. Д.М. заключается разбор мыслей г. Аппельрота и указываются те затруднения, которые встретили бы его советы, ежели бы их захотели применить к жизни. Г. Д.М., как показывает уже заглавие его статьи, обращает преимущественно внимание на те несовершенства, которые указывает г. Аппельрот в устройстве частных женских пансионов; г. Д.М. защищает частные пансионы и, разбирая упреки г. Аппельрота, находит, что одни из них совершенно неосновательны, другие голословны и бездоказательны. Из тех слов г. Аппельрота, которые приводит его рецензент, нельзя не заметить особенного ожесточения первого против пансионов, содержимых иностранками. Г. Аппельрот восстает против иностранного влияния "какой-нибудь мадамы, иногда весьма сомнительных достоинств", и говорит о необходимости "народного образования будущих русских жен и матерей". Мысли эти выражены в резкой форме, через которую проглядывает странное недоверие ко всему иностранному, но они не до такой степени неверны, чтобы вызвать то серьезное возражение, которое представляет г. Д.М. "Разве, -- спрашивает он, -- иностранка не может быть хорошею воспитательницей?" Конечно, может, но зачем таким образом ставить вопросы. Дело не в том, может ли иностранка быть хорошею воспитательницею или нет. Об этом странно и спрашивать. Нам надо знать, действительно ли удовлетворяет каким-нибудь разумным требованиям то воспитание, которое получают девицы в частных пансионах, которые большею частью содержатся иностранками. Ежели воспитание это удовлетворительно, то возражение г. Д.М. основательно, хотя и неверно поставлено. Но в статье г. рецензента не приведено фактов, на которых можно было бы основать такое утешительное положение, и потому мы позволим себе сомневаться в этом. Частные пансионы нередко составляют предмет спекуляции; содержатель или содержательница редко бывают проникнуты сознанием своих обязанностей; редко принимаются они за свое дело из бескорыстного желания принести пользу или даже с твердым намерением исполнить добросовестно свои обещания. Конечно, ежели бы общество наше было достаточно развито, то трудно было бы обмануть его эффектною обстановкою; оно бы скоро умело оценить действительные достоинства воспитания, умело бы отделить и недостатки. Тогда между частными пансионами явилась бы конкуренция, и воспитание, сделавшись предметом коммерческого предприятия, нисколько не утратило бы своих внутренних качеств. Но разве на самом деле так? Разве многие из родителей нашего времени способны основательно судить о том, что нужно для хорошего воспитания? разве могут они подвергать критике состав пансионской программы и следить за тем, чтобы обещания, данные в программе, были строго выполнены? При таком порядке вещей, как ни печально подобное сознание, а необходимо поставить предполагаемые казенные гимназии выше частных пансионов. В первых, по крайней мере, выбор наставников, классных дам и проч. не всегда будет зависеть от произвола одного лица и, быть может, будет подлежать более строгому контролю. По крайней мере, он наверное не будет обусловливаться экономическими расчетами частного лица. Что касается собственно до влияния иностранцев, то нельзя и здесь не видать в словах г. Аппельрота своей доли правды. Очень естественно, что национальность содержателя должна иметь влияние и на выбор преподавателей, и на самый ход преподавания, и, наконец, на язык, который господствует в стенах пансиона. Пристрастие иностранца к своей народности очень естественно, но тем не менее это пристрастие не принесет никакой пользы воспитаннице, а только собьет ее с толку и вселит ей ложные понятия или не даст ей достаточно полного понятия о России и о русских. Г. Д.М. упрекает г. Аппельрота в славянофильстве; не наше дело решать, насколько основателен этот упрек, но нельзя не заметить, что г. рецензент впал в крайность. "Общество, -- говорит он, -- быстро двинется вперед, только не на основании славянофильской идеи о народной семейственности, а на основании общих для всего человечества законов развития". С последнею частью этой мысли мы совершенно согласны. Очень понятно, что каждый народ, составляя часть человечества, пойдет вперед по общим его законам развития. Но можно ли же на подобной мысли построить заключение, что в преподавании нет надобности сообразоваться с народностью учащихся? Мы думаем, что объем, в котором преподаются науки, должен находиться в прямом отношении с потребностями учащихся. Этими же потребностями должны обусловливаться приемы преподавателя. Нельзя отвергать, что желание узнать подробности того, что окружает человека, что ему близко и дорого, что имеет влияние на его личность, нельзя, повторяем мы, отвергать, что это желание составляет одну из самых естественных и законных потребностей. Как же ученику не интересоваться сведениями, которые сообщают ему о его родном языке, о его отечественной истории, о его литературе? Нужно только, чтобы эти сведения имели в его глазах живой смысл, чтобы они в наглядной форме представлялись его уму. Преподавание, по нашему мнению, должно сообразоваться с национальностью ученика. Знание отечественного языка, истории и словесности должно занимать одно из самых важных мест в запасе сведений, выносимых им из школы. Пора космополитизма прошла с XVIII столетием; идея гуманности, скрепляя союз между всеми людьми, решительно не исключает патриотизма, который, конечно, не должен доходить до слепого увлечения всем, что наше, и до бессмысленного гонения того, что чужое; все мы должны работать для человечества, но всего естественнее работать теми средствами, которые находятся у нас под руками и в той сфере, в которую мы поставлены; описывая сцены из русской жизни, трудясь над мелким вопросом русской науки, русский писатель и ученый, конечно, работают для человечества, хотя результаты их трудов будут чувствительны в одной его части. Все это, конечно, знает г. Д.М., но мы привели эти общеизвестные мысли, чтобы показать, что дело только в словах; выражение г. Аппельрота, действительно, неудачно и неясно, но идея о том, что преподавание должно быть ведено сообразно с национальностью ученика, очень основательна. "Русская жена и русская мать" должна знать потребности того общества, в котором она живет; она должна следить за успехами просвещения, за движением идей в литературе; чтобы оценить значение этих идей, она должна знать их отношение к прошедшему, чтобы понимать и уяснять своим детям красоты отечественных писателей; она должна знать дух языка, должна изучить, конечно, на примерах, его изгибы и обороты. На чистоту русского языка воспитанниц, на полноту изучения отечественной литературы, конечно, могут иметь вредное влияние национальность содержателей и учителей и преобладание иностранного языка в пансионе -- обстоятельство, которым часто так дорожат родители. Изучение иностранных языков и литератур важно и необходимо для всестороннего развития, но разве нельзя согласить одно с другим? Разве это помешает занятиям по отечественному языку, чтению русских писателей? Между тем в каком предмете всего слабее и поверхностнее знания наших девиц? в русском языке, в русской словесности. Об истории и говорить нечего: у нас нет по этому предмету порядочных учебников, да и предмет-то самый неразработанный. Этих печальных фактов не отвергнет г. Д.М. Смешно приписывать их иностранным пансионам, но нельзя не допустить, что они имели в этом случае некоторое влияние. Хоть мы далеко ушли вперед от времен Грибоедова, а нельзя не заметить в нашем обществе остатков прежней переменчивости, прежнего пристрастия к чужому ради чужого. О нравственной порче, которую, по словам г. Аппельрота, выносят девицы из пансионов, мы говорить не будем: этому факту мы не верим, как не верит ему и г. Д.М.; сверх того, мы думаем, что поверхностное, неправильное образование, хотя бы оно и никогда не вело к безнравственности, составляет само по себе большое несчастие. Г. Аппельроту, для подтверждения его мыслей о следствиях превратного воспитания, не следовало прибегать к примеру, очевидно натянутому: доказательства были и без того довольно сильны, а первые два примера были вполне достаточны.

Г. Д.М. не согласен с мыслью г. Аппельрота, что, благодаря поверхностному и неосмысленному ходу преподавания в пансионах, познания, приобретенные в течение курса, испаряются вскоре после выпускного экзамена. Причину этого явления, существование которого он признает, г. Д.М. видит не в системе преподавания, а в неразвитости нашего общества. Это отчасти справедливо. Общество, конечно, виновато; но виноваты и учебные заведения, зачем они не внушили воспитанницам уважения к науке, зачем они не приохотили их к серьезным занятиям, к осмысленному и последовательному чтению, зачем они заставили их смотреть на науку как на враждебное начало или, по крайней мере, как на сухую и страшно скучную материю. Общество плохо, согласны; оно не может оказывать возбудительного влияния на умственную деятельность воспитанницы, окончившей курс; но мешать серьезным занятиям оно не будет: ведь не до такой же степени оно бессмысленно и неразвито, чтобы преследовать умную, милую и образованную девушку за то только, что она у себя в кабинете читает дельные книги. Ежели эта девушка станет выставлять напоказ свои сведения, то, конечно, ей не миновать насмешек, но ведь педантство, как известно, есть признак неправильного и недостаточного развития, и его предполагать не следует. Неразвитость общества не оправдывает учебных заведений, тем более что направление воспитания могло бы иметь обратное влияние и на самое общество. Взявшись опровергнуть мнение г. Аппельрота насчет частных пансионов, г. Д.М. не представил ни одного убедительного, фактического возражения. Он нигде не говорит, что воспитание в них хорошо; он только старается доказать, что недостатки пансионского воспитания будут встречаться и встречаются везде, сближает положение содержательницы с положением казенных начальников и начальниц и вину заведений сваливает на общество. Г. Аппельрот говорит, например, о наружной эффективности экзаменов; г. Д.М. не опровергает этого мнения фактами, не доказывает, почему таких экзаменов не может быть, а говорит только: "думаем, что время таких экзаменов прошло безвозвратно". Впрочем, г. Д.М. прибавляет, что, не имея под руками фактов, он оставляет дело под сомнением. Но на чем же основано в таком случае первое предположение, может ли оно сколько-нибудь приниматься в расчет? Не опровергая г. Аппельрота фактами, г. Д.М. часто принужден спорить из-за слов, придираться к частностям, даже к неудачным выражениям, в которых иногда заключена верная мысль. Гораздо серьезнее и основательнее возражения г. Д.М. против той системы женского образования, которую предлагает г. Аппельрот во втором отделе своей статьи. Этот второй отдел, который мы в нашем разборе назвали положительною частью, совершенно несостоятелен. Замечания, которые высказывает г. Д.М., очень сходны с нашими замечаниями, с тою только разницею, что мы обратили внимание преимущественно на теоретические неверности системы, а г. Д.М. на степень ее практической применимости. И в том и в другом отношении система г. Аппельрота не выдерживает критики: она основана на неверном или не вполне верном взгляде на женщину и, как прекрасно доказал г. Д.М., не применима к действительности, потому что г. Аппельрот требует, например, чтобы учителя безраздельно посвящали себя своему делу, не заботились о своих личных выгодах, чтобы они были в одно время "мыслителями, поэтами и художниками", чтобы они преподавали свой предмет в связи с другими предметами, чтобы изложение географии начиналось с наглядного изображения самого жилища учащихся и т.п. Исполнять такого рода требования, конечно, невозможно, да и не нужно. Возражения г. Д.М. основательны и дельны.