(Сцена с натуры)

В трактире, на черной половине, сидели два мужика и пили чай. Один из них был пожилых лет, приземист, коряв из лица, в рваном полушубке, другой -- молодой, румяный, в новой дубленке, новых валенках и с серьгой в ухе -- ухарь-парень: не то разносчик, продающий с лотка, не то фабричный. Молодой читал по складам газету; пожилой звонко прихлебывал с блюдечка чай и глядел прямо в рот читающему. Слышались слова: Черное море... Дарданеллы... могущественный рычаг... гордый Альбион и т. п. К чтению прислушивался сидящий за другим столом старик -- сборщик на церковь. На груди его висел мешок с книжкой, на котором был нашит позументовый крест. Пожилой мужчина допил с блюдечка чай, отряхнул в него кусок сахару и перебил чтеца.

-- Что же это за Черное море такое? Неужто оно так черное и есть? -- спросил он.

-- Да надо статься, что черное, а то как же. И белую собаку арапкой не кличут, а ведь это море...

-- Скажи на милость! Вот чудеса-то!

-- А ты думал как же... Изойди-ка белый свет -- чего-чего в нем не найдешь! Даже люди с песьими головами есть. Да вон странным людям всего лучше знать, -- кивнул молодой мужик на сборщика. -- Не трафилось, почтенный, тебе на Черном море-то бывать? -- обратился он к нему.

Сборщик на церковь откашлялся в руку и перекрестился.

-- Самому бывать не трафилось, а от людей слыхал, -- сказал он -- В киевских пещерах сподобил Бог побывать, а на Черном море не был.

-- Что ж оно -- крепко черное?

-- Как уголь.

-- И вода черная?

-- Что твоя смола! И смрад от него идет сильный.

-- Вот в эдаком море окунуться, так и свои не узнают.

-- Нельзя -- сейчас смерть.

-- Тсс!..

Мужики покачали головами. Сборщик воодушевился, погладил бородку и продолжал:

-- Моря разные есть, православные. Есть Белое море, и вода в нем белая, и медведи плавают белые. Есть Красное море и заместо воды в нем кровь... А то есть зеленое море -- то, значит, река Иордан и херувимы над ним порхают...

-- А синее-то забыл? Вон и в песне поется -- разыгралось сине море, -- вставил слово молодой парень. -- Песня -- быль.

-- И синее есть... Разные моря есть. Черное море потому черное, что на него проклятие положено. Допрежь того тут три города стояло и в городах этих жили нечестивые, которые забыли свою веру православную и вели блудную жизнь. Что мужчина -- то блудник, что женщина -- то блудница, младенцы даже, которые рождались, и те сейчас же блудниками и блудницами делались. За грехи свои города эти провалились, и стало на сем месте Черное море.

-- Неужто все до единого провалились?

-- Осталась только горка, на горке обитель, а в обители этой семьдесят старцев праведных, один другого старее, и самому младшему из них теперича тысяча лет. Обитель эта так посередь моря и стоит, и стерегут ее черные арапы, от султана приставленные, и всякое истязание старцам творят.

-- Скажи на милость! Вот диво-то! Хорошо, коли кто все это знает, -- процедил сквозь зубы пожилой мужчина.

-- Широко это море-то?

-- С одного края на другой не видно -- страсть!

-- Шире Волги?

-- Куда! Почитай, в сто раз шире.

-- А далеко оттелева Ерусалим?

-- Не могу знать, почтенные, а надо полагать, что близко.

В половине этого разговора в комнату вошли гвардейский солдат и молодая баба в синем шугае и в расписанном платке на голове. Они потребовали чаю. Солдат начал прислушиваться к разговору. Молодой парень по-прежнему задавал сборщику вопросы.

-- Ну а чье ж это самое Черное море? -- спросил он.

Сборщик замялся.

-- То есть как чье? Известно, Божье... Вот старцев этих, что в обители заключены, наши ослобонить хотят, да трудно. Семь мостов строили, и каждый проваливался.

-- А на кораблях приплыть нельзя?

-- Извергнет, потому -- не вода, а смола...

Солдата взорвало. Он вмешался в разговор.

-- Старый ты человек, а врешь, -- сказал он сборщику. -- На кораблях нельзя, так пароходы по нем ходят.

-- Что ж, служивый, вам лучше знать. Вы человек бывалый, а мы понаслышке. Люди ложь и мы тож, -- отвечал сборщик.

-- Так, то-то... Нечего и соваться! Морем этим, почтенные, владеют семь царей, -- обратился он к мужикам. -- На одном конце владеем мы, на другом -- турка, на третьем -- китаец, на четвертом -- арап, на пятом -- немец, только ему препона положена, чтоб не стрелять... на шестом там еще равные...

Солдат остановился.

-- Спасибо тебе, служивый! -- благодарили его мужики.

-- Ну а что это за слово такое, служба? -- спросил солдата молодой парень, отыскал в газете и прочел: -- "Гордый Альбион с завистью взирает на успехи на Востоке". Альбион-то этот ругательное слово, что ли?

-- Хитер больно. Поднеси стаканчик -- так скажу, -- отвечал солдат.

-- А зачем не поднести? Мы и сами выпьем за компанию.

Потребовались три стаканчика. Солдат подсел к мужикам, чокнулся с ними, выпил и сказал:

-- Про Наполеона слыхали?

-- Как не слыхать!

-- Ну, вот Альбион этот самый Наполеон и есть, потому он теперь с разными пашпортами живет и что ни месяц, то имя свое меняет, -- отчеканил солдат.

-- Иван Пантелеич, куда ж вы ушли? Я пужаюсь одна, -- крикнула солдату баба.

К мужикам подошел сборщик, протянул книгу с крестом, поклонился и нараспев заговорил:

-- Порадейте, православные, на построение храма Господня... Великомученицы Параскевы Пятницы!..

Мужики дали по грошу.