В дверях маленького деревянного балаганчика, в котором по воскресеньям танцовала и разыгрывала благотворительные спектакли местная молодежь, красовалась длинная красная афиша.

"Специально проездом, по желанию публики, сеанс грандиознейшего факира из черной и белой магии.

Поразительнейшие фокусы, как то: сжигание платка на глазах, добывание серебряного рубля из носа почтеннейшей публики и прочее вопреки природе".

Из бокового окошечка выглядывала голова и печально продавала билеты.

Дождь шел с утра. Деревья сада вокруг балаганчика намокли, набухли, обливаясь серым мелким дождем покорно и не отряхиваясь.

У самого входа пузырилась и булькала большая лужа. Билетов было продано только на три рубля.

Стало темнеть.

Печальная голова вздохнула, скрылась, и из дверей вылез маленький облезлый господин неопределенного возраста.

Придерживая двумя руками пальто у ворота, он задрал голову и оглядел небо со всех сторон.

-- Ни одной дыры. Все серо. В Тимашове прогар, в Щиграх прогар, в Дмитриеве прогар, в Обояни прогар, в Курске прогар... А где не прогар? Где, я спрашиваю, не прогар? Судье почетный билет послан, голове послан, господину исправнику... всем послано. Пойду лампы заправлять.

Он бросил взгляд на афишу и оторваться не мог.

-- Чего им еще нужно? Нарыв на голове, что ли?

К восьми часам стали собираться.

На почетные места или никто не приходил, или посылали прислугу. На стоячие места пришли какие-то пьяные и стали сразу грозить, что потребуют деньги обратно.

К половине девятого выяснилось, что больше никто не придет.

А те, кто сидели, все так громко и определенно ругались, что оттягивать дальше было просто опасно.

Фокусник напялил длинный сюртук, с каждой гастролью становившийся все шире, вздохнул, перекрестился, взял коробку с таинственными принадлежностями и вышел на сцену.

Несколько секунд он стоял молча и думал:

"Сбор четыре рубля, керосин шесть гривен, -- это еще ничего, а помещение восемь рублей, так это уж чего. Головин сын на почетном месте -- пусть себе. Но как я уеду и на что буду кушать, это я вас спрашиваю! И почему пусто? Я бы сам валил толпой на такую программу".

-- Бррраввво.... -- заорал один из пьяных.

Фокусник очнулся. Зажег на столе свечку и сказал:

-- Уважаемая публика, позволяю предпослать вам предисловие. То, что вы увидите здесь, не есть что-либо чудесное или колдовство, что противно нашей православной религии и даже запрещено полицией, этого на свете даже совсем и не бывает. Нет. Далеко не так. То, что вы здесь увидите, есть ни что иное, как проворство и ловкость рук. Даю вам честное слово, что никакого колдовства здесь не будет. Сейчас вы увидите появление крутого яйца в совершенно пустом платке.

Он порылся в коробке и вынул свернутый в комочек пестрый платок. Руки его слегка тряслись.

-- Извольте убедиться, что платок совершенно пуст. Вот я его встряхиваю.

Он встряхнул платок и растянул руками. "С утра одна булочка в копейку и стакан чаю без сахару, а завтра что?" -- думал он.

-- Можете убедиться, что никакого яйца здесь нет.

Публика зашевелилась. Кто-то фыркнул. Вдруг один из пьяных загудел:

-- Вр-р-решь, вот яйцо.

-- Где, что? -- растерялся фокусник.

-- А к платку на веревочке привязал.

-- С той стороны, -- закричали голоса. -- На свечке просвечивает.

Смущенный фокусник повернул платок. Действительно, на шнурке висело яйцо.

-- Эх, ты! -- заговорил кто-то уже дружелюбно. -- Тебе бы за свечку зайти, вот и незаметно было бы. А ты вперед залез. Так, братец, нельзя!

Фокусник был бледен и криво улыбался.

-- Это, действительно, -- говорит он. -- Я, впрочем, предупреждал, что это не колдовство, а только проворство рук. Извините, господа, -- голос у него пресекся и задрожал.

-- Ладно, да ладно!

-- Нечего тут!

-- Валяй дальше!

-- Теперь приступим к следующему поразительному явлению, которое покажется вам еще удивительней. Пусть кто-нибудь из почтеннейшей публики одолжит мне свой носовой платок.

Публика стеснялась.

Многие было уже вынули, но, посмотрев внимательно, поспешно спрятали обратно.

Тогда фокусник подошел к сыну городского головы и протянул свою дрожащую руку.

-- Я бы, конечно, взял и свой платок, так как это совершенно безопасно, но вы можете подумать, что я что-нибудь подменил.

Сын головы дал свой платок, и фокусник развернул его и встряхнул.

-- Прошу убедиться, совершенно целый платок. Сын головы гордо осмотрел публику.

-- Теперь глядите. Этот платок стал волшебным. Теперь я свертываю его трубочкой, подношу к свечке и зажигаю. Горит. Отгорел весь угол. Видите?

Публика вытягивает шею.

-- Веррно, -- кричит пьяный, -- паленым пахнет.

-- А теперь я сосчитаю до трех, и платок будет опять целым.

-- Раз, два, три! Извольте убедиться.

Он гордо и ловко расправил платок.

-- А-ах...

-- А-ах, -- ахнула и публика.

Посреди платка зияла огромная паленная дыра.

-- Однако, -- сказал сын головы и засопел носом.

Фокусник прижал платок к груди и вдруг заплакал.

-- Господа... Почтеннейшая пуб... Сбору никакого... Дождь с утра... куда ни попаду, везде... с утра... не ел... не ел.. на булку копейку.

-- Да ведь мы ничего, бог с тобой! -- кричала публика.

-- Рази мы звери? Господь с тобой!

Но фокусник всхлипывал и вытирал нос волшебным платком.

-- Четыре рубля сбору... помещение -- восемь рублей... во-о-осемь... воо-оо-о...

Какая-то баба всхлипнула.

-- Да полно тебе, о господи! Душу выворотил, -- кричали кругом.

В дверь просунулась голова в клеенчатом капюшоне:

-- Эт-то что? Расходись по домам!

Все и без того встали. Вышли. Захлюпали по лужам. Молчали, вздыхали.

-- А что я вам, братцы, скажу! -- вдруг ясно и звонко сказал один из пьяных.

Все даже приостановились.

-- А что я вам скажу! Ведь подлец народ нонече пошел. Он с тебя деньги сдерет и тебе же душу выворотит. А?

-- Вздуть! -- ухнул кто-то во мгле.

-- Именно, что вздуть. Айда! Кто со мной? Раз, два, три! Ну, марш... Безо всякой совести народ... Я тоже деньги платил не краденные... Ну, мы уж те покажем! Жжива...

1926